Найди меня

– Так что, если не судьба, привело тебя сегодня на концерт?

Он задумался над моим вопросом, а потом, отвернувшись и опустив глаза, принялся вилкой, которой еще ничего не съел, чертить на скатерти полоски. Они выглядели как бороздки, которые внезапно изгибались вокруг его хлебной тарелки. Мишель глубоко погрузился в свои мысли, а потому я решил, что он уже отвлекся от моего вопроса, чему я несказанно обрадовался, поскольку надеялся, что он прекратит наше осторожное перетягивание каната. Но потом он взглянул на меня и сказал, что ответ на мой вопрос проще некуда.

– И какой же? – спросил я, зная, что он скажет что-нибудь о своем отце.

Но вместо этого он произнес:

– Ты.

– Я?

Он кивнул:

– Да, ты.

– Но ты ведь не знал, что встретишь меня.

– Не имеет значения. Судьба работает вперед, назад и крест-накрест, ей все равно, как мы определяем ее цели своими жалкими «до» и «после».

Я выслушал его и сказал:

– Это уж слишком глубоко для меня.

Снова повисло молчание.

– Видишь ли, мой отец верил в судьбу, – продолжил он.

«Что за возвышенный человек», – подумал я. Он почувствовал, что я хочу соскочить с темы, и ловко перевел разговор обратно на своего отца. Но слушал я его невнимательно – он понял это и замолчал. Он, вероятно, по-прежнему гадал, как обсудить все несказанное между нами, потому и бросил на меня долгий взгляд, а потом отвернулся. Однако совершенным сюрпризом для меня стало то, что он произнес, когда мы встали из-за стола и собрались уходить:

– Мы еще встретимся? Мне бы этого хотелось.

Его вопрос меня поразил. Я слабым голосом и слишком торопливо пробормотал «Да, конечно», но мой ответ, должно быть, прозвучал совершенно неискренне. Я ждал от Мишеля куда более решительных действий, чем простое прощание.

– Но только если ты сам этого хочешь, – добавил он.

Я уставился на него.

– Ты знаешь, что хочу. – И это говорили во мне не односолодовый виски и не вино.

Он кивнул в свойственной ему манере. Мои слова его не убедили, но он не сердился.

– Тогда в той же церкви в то же время в следующее воскресенье.

Я не осмелился ничего добавить. «Значит, провести эту ночь вместе нам не суждено», – подумал я.

Мы вышли из ресторанчика последними. Судя по тому, как официанты вились вокруг нас, было ясно, что им не терпится поскорее закрыть заведение, едва мы окажемся на улице.

На тротуаре мы инстинктивно обнялись. И все-таки объятие это было неуклюжим и каким-то поддельным, точно мы сдерживались, вместо того чтобы нежно прижаться друг к другу, как я мечтал, когда мы только познакомились в антракте.

Мишель уже готов был отпустить меня, и я опять почувствовал импульсивное желание броситься на него, обхватить руками. Хоть я и сдержался, меня охватило такое волнение, что я поцеловал его не в щеки, а случайно под обоими ушами. На этот раз виноваты были явно односолодовый виски и вино. Однако мне понравилось то, что я сделал. Потом я снова погрузился в раздумья. «Это и в самом деле было неловко», – подумал я. Но еще более неловко мне стало, когда я заметил, как три официанта смотрят в окно, выглядывая из-за муслиновых занавесок. Они хорошо его знали и, должно быть, уже много раз наблюдали подобные сцены.

Он проводил меня туда, где я оставил свой велосипед, посмотрел, как я его отстегиваю, заговорил о том, какой маленький это велосипед, и даже сказал, что когда-то хотел купить себе такой же. Но потом, прежде чем уйти, он задержал ладонь у меня на щеке: этот жест совершенно вывел меня из равновесия, меня заколотило, я был переполнен эмоциями. Он застиг меня врасплох. Я хотел, чтобы мы поцеловались. Просто поцелуй меня, пожалуйста, тогда хотя бы не будет видно, как я возбужден.

Он развернулся и ушел.

«Нельзя так делать, а потом уходить, – подумал я, – да еще столь чопорно». Я хотел, чтобы он прижал другую ладонь к моей щеке и обхватил мое лицо, обхватил мое лицо и позволил мне быть младшим в паре, а потом поцеловал меня взасос. Я чувствовал себя так, будто мы только что были вместе в постели, а потом он перестал со мной разговаривать и просто исчез.

Это чувство осталось со мной на всю ночь, и спал я прерывисто. Было еще не слишком поздно, и мы вполне могли пойти выпить куда-нибудь еще. Я хотел побежать за ним и предложить угостить его чем-нибудь в кафе неподалеку – лишь бы побыть вместе и не прощаться так скоро. И все же что-то меня удержало, и другой внутренний голос напомнил мне, что то, как сложился этот вечер длинного скучного воскресенья, когда я не планировал ничего даже отдаленно напоминающего эту встречу, – меня не слишком расстроило. Возможно, Мишель по опыту знал, что иногда лучше остановить прекрасное мгновение, чем поторопиться и все испортить.

Этой волшебной ноябрьской ночью я шел пешком и вел за собой велосипед: безлюдные улицы, вымощенные камнем, блестящим при свете фонарей; эффект Брассая, который мы обсуждали; мой неуклюжий поцелуй чуть ли не в ухо и то, что я был в два раза младше его, – все это поднимало мне настроение, и я чувствовал себя вполне счастливым. Возможно, он понимал жизнь лучше, чем я когда-либо смогу; и если это так, то он уже знал то, что сам я едва начинал понимать: что, возможно, я, как и он, еще не готов; и не буду готов ни сегодня, ни завтра ночью, ни даже на следующей неделе. И тогда-то до меня наконец дошло, что он, может быть, и не придет на концерт в следующее воскресенье, не потому, что не хочет, но потому, что уже почувствовал, что это я вечером следующего воскресенья в последнюю минуту найду повод не идти.

Два вечера спустя я только заканчивал мастер-класс, посвященный последней части бетховенской ре-минорной сонаты, когда вдруг он показался в дверях: он стоял, сунув руки в карманы своего синего блейзера, и выглядел слегка неуклюже для такого элегантного мужчины, хотя, похоже, не ощущал ни малейшего неудобства. Он придержал дверь для шести-семи слушателей, которые как раз выходили из зала, и, увидев, что они следуют друг за другом, не придерживая дверь и не благодаря его, широко им улыбнулся и наконец поблагодарил за чаевые. Я, должно быть, просиял. Какой приятный сюрприз.

– Значит, ты не против?

Я покачал головой. Как будто нужно спрашивать.

– Какие у тебя планы после уроков?

– Обычно я где-нибудь пью кофе или сок.

– Не против, если я с тобой?

– Не против, если я с тобой? – передразнил я его.

Я отвел его в свое любимое кафе, куда хожу после занятий с коллегами или студентами; там мы сидим и смотрим, как в это время дня по тротуарам проносятся люди: одни спешат доделать дела, другие оттягивают возвращение домой, где им придется захлопнуть дверь перед миром, а кто-то просто бежит с одного угла своей жизни до другого.

Все столики вокруг нас были заняты, и по какой-то причине, которая вечно от меня ускользала, мне нравилось, когда все посетители, будто сбившись в кучу, сидят едва ли не бок о бок с незнакомцами.

– Значит, ты и правда не против моей компании? – снова спросил Мишель. Я улыбнулся и покачал головой. Сказал, что до сих пор не оправился от удивления.

– В хорошем смысле удивления?

– В очень хорошем смысле.

– Я собирался обойти все роскошные отели с пиано-барами, – пояснил он, – если бы не нашел тебя в консерватории. Так вот просто.

– Это заняло бы у тебя много времени.

– Я дал себе сорок дней и сорок ночей и только потом собирался зайти в консерваторию, но вместо этого зашел туда сначала.

– Разве мы не собирались встретиться в это воскресенье?

– Я не был уверен, что ты придешь.

То, что я не возразил и никак не опроверг его слов, должно быть, подтвердило подозрения Мишеля. И в самом деле, наше молчание по поводу концерта в следующее воскресенье заставило нас неловко улыбнуться. В конце концов я сказал:

– У меня остались прекрасные воспоминания о прошлом воскресенье.

– У меня тоже, – ответил он.