Страница 37 из 41
Не в силах больше терпеть эту сладостную пытку, я прикрыла глаза и почувствовала, как его горячие губы трепетно, едва ощутимо, коснулись моих. Я расслабилась в его объятиях и с каждым новым прикосновением губ мне становилось жарче, и приятное головокружение пробуждало во мне желание. Мой халат упал на пол. Степан взял меня на руки, донес до соседней комнаты и опустил на кровать. Его глаза скользили по моему телу; словно лев, заметивший добычу, он не сводил с меня взгляда. Он рухнул надо мной, и я увидела в его темных глазах желание. Я чувствовала, как его сильное, взволнованное сердце пытается пробиться наружу.
— Мне нужна только ты. Без тебя я не живу.
Он покрывал поцелуями мое лицо, мою шею, с каждой минутой мы собирались, как пазлы, в единый рисунок. Я доверилась ему, окунулась с головой в омут его глаз. И снова обрела крылья.
— Если ради этого момента мне пришлось пройти столь нелегкий путь, — подумала я, — тогда я готова повторить его снова.
С каждым новым своим прикосновением Степан будто разбирал меня на детали, открывая во мне самое сокровенное, тщательно спрятанное в дальних уголках души и сердца. Кровь пульсировала в нас, набирая скорость. Словно в тумане, я впилась ногтями в его сильную спину. Мы стали одним целым; мы приняли друг друга; мы завязали узел из веревок наших судеб; мы подписали добровольный приговор любить друг друга, несмотря ни на что. Бушующее море внутри меня достигло предела, и я разлетелась на мелкие кусочки, словно разноцветное конфетти.
Степан упал на спину рядом со мной. Я слышала его учащенное дыхание и улыбалась. Он сжал мою руку.
— Как полет в космос, — сказал он.
— Как Белка и Стрелка? — спросила я. — Или тебе больше по душе Гагарин?
— Пока не разобрал, нужна еще одна попытка, — улыбнулся он.
И мы снова окунулись в море страсти и блаженства, где нет ни времени, ни силы притяжения. А потом он сказал, поцеловав меня в макушку:
— Никому тебя не отдам.
— Осталось поставить на мне печать «Принадлежит Степану», — сказала я, ударив кулаком по его плечу. — Но если нет доверия, то никакие печати и кольца не помогут. Счастливую женщину видно по ее глазам, в них нет одиночества и страха. Только глаза несчастной будут искать любви, заботы и тепла, в них пустота и холод, потому что рядом с ней нет того, кто раскрыл бы ее душу.
— Я постараюсь, чтобы твои глаза всегда горели. — Он коснулся губами кончика моего носа. — Готов пролежать так неделю. Жаль, что на одном салате мы долго не протянем.
— Давай уедем куда-нибудь? Прямо сейчас!
Телефон Степана зазвонил. «Так. Да. Хорошо», — произнес он в трубку.
— Лина попросила составить завещание и подумать над местом моего погребения, если к восьми вечера ты не окажешься в отеле. Уже семь часов, нам лучше поспешить.
Он оделся, вышел из комнаты, а через минуту снова появился в дверях.
— Вы прекрасно выглядите, мадмуазель, но лучше вам надеть вот это. — Он кинул сухую одежду на кровать. — Что касается вашего предложения, то мы обязательно уедем и скроемся от посторонних глаз, как только проект закончится.
У набережной Степан заглушил мотор и кинул веревку мужчине, ожидавшему нас на причале. Мы вышли на берег и поднялись на оживленную улицу, где меня ожидало желтое такси.
— Я не хочу уезжать, — сказала я, обнимая Степана.
— А я не хочу тебя отпускать, — сказал он, целуя меня.
— Мадмуазель, вы едете? — спросил водитель, выглядывая из приоткрытого окна.
Я кивнула, и Степан открыл для меня заднюю дверь. Машина поехала, и я сдерживала себя, чтобы не обернуться. Чувство радости и окрыленности сменились грустью и щемящей тоской. Будто часть меня отсоединили и увезли в неизвестном направлении.
— Один день, — подумала я. — Я смогу прожить без него один день, а потом, если он не появится, лягу и тихонечко умру.
Такси высадило меня у знакомого отеля. Не думала, что вернусь сюда.
— Добрый вечер. — Приятный мужчина лет пятидесяти обратился ко мне на русском языке. — Будьте любезны, который час?
— Точно не знаю. Думаю, часов восемь.
— Благодарю вас. Угощайтесь. — Он протянул конфету в яркой золотой обвертке. — Не обижайте меня отказом, это лучший шоколад во Франции.
Я открыла конфету, откусила и зажмурила глаза от удовольствия.
— Действительно, очень вкусно. Приятного вам вечера. Сделав несколько шагов, я почувствовала головокружение, в глазах потемнело, сердце громко застучало в ушах.
— Помогите, — вскрикнула я и без сознания рухнула на землю.
Глава 12. Путь к себе
Громко хлопнула железная дверь, и Вера пришла в чувство. Сидя посередине темной комнаты с завязанными глазами, она не понимала, что происходит. Ее руки были стянуты веревкой за высокой спинкой деревянного стула. Она хотела позвать на помощь, но не смогла разомкнуть губы: рот был заклеен скотчем. Свободными оказались только ноги.
«Что за глупые шутки? Очередное испытание? — терялась она в догадках, пытаясь ослабить веревку на запястье. — На этот раз они явно перегнули палку, как я должна выбраться?»
Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула.
«Нужно успокоиться и представить себя со стороны. Итак, я сижу на стуле. Можно попробовать встать на ноги», — решила она и, разогнув ноги в коленях, упала на пол.
Двигая плечами, она стала поднимать руки вверх по спинке стула. «Никогда бы не подумала, что издевательские игры двоюродного брата в детстве со связыванием всех моих конечностей когда-то помогут мне». После недолгих манипуляций связанные руки оказались перед ее лицом. Пальцами она стянула повязку с глаз и отклеила скотч ото рта. Сидя на полу, она осмотрелась. В комнате стоял большой серый диван и два кресла, пустой шкаф и полка с книгами. Но не было ни одного острого предмета, чтобы перерезать веревку, Вера приоткрыла дверь и на цыпочках пробралась в коридор. Убедившись в отсутствии посторонних людей в квартире, она прошла на кухню и в жестяной банке из-под чая обнаружила садо- вые ножницы и ловко разрезала ими веревку. Переведя взгляд на стену над столом, она замерла в оцепенении: всюду были ее фотографии и вырезки из газет со статьями о реалити-шоу. Большинство фотографий были сделаны в аэропорту, когда Вера покидала страну.
«Этот псих преследовал меня. Он узнавал, где я нахожусь, и дожидался моего появления. Возможно, он летел со мной одним рейсом. — Страшные картины возникали перед ее глазами, она пыталась вспомнить, как оказалась здесь. — Я вышла из машины и пошла в сторону гостиницы. Ко мне подошел доброжелательный мужчина и спросил, который час, а потом я ничего не помню. Я нахожусь в доме у маньяка, и никто не знает, где я».
От страха тело Веры покрылось мурашками. Среди фотографий весела маленькая записка, на которой корявым почерком было написано: «Никто не должен на нее смотреть!»
— Мне нужно уносить отсюда ноги, пока он не вернулся, — прошептала она. — А если я не смогу выбраться, тогда нужно чем-то защититься.
Схватив ножницы, она еще раз проверила все выдвижные ящики, но не нашла ничего подходящего. Взгляд упал на холодильник, открыв который, Вера от испуга зажала рот руками. Полки сверху до низу были заполнены каки- ми-то кровавыми свертками. Захлопнув дверь, она вернулась в комнату и вышла на застекленный балкон. Окно с легкостью открылось, и Вера растерянно смотрела вниз: от свободы ее отделяли двенадцать этажей. В нос ударил едкий запах сигаретного дыма. Вцепившись руками в оконную раму, Вера подалась вперед и увидела на соседнем балконе чернокожего подростка в массивных наушниках, потягивающего сигарету.
— Помоги мне! — крикнула она.
Подросток повернув голову в ее сторону, испуганно бросил окурок и исчез.
— Черт! Черт! — вскрикнула она. — Прости, парень, но ты не оставил мне выбора. Я не хочу умирать, я только начинаю по-настоящему жить.
Схватив глиняный цветочный горшок, стоявший в углу балкона, она метнула его в соседнее окно. Горшок разбился вдребезги и полетел вниз, оставив на стекле паутину из трещин.