Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 53



Туземец дикий с острова Макао!

И вечер, что подобен стольким прочим,

Смиряется, стихам моим покорен,

А к старости песчинок ток ускорен…

Ученье мы своё не опорочим!

ТРЕТИЙ

Он, третий, со мной ночью повстречался,

Не меньше Аристотеля таинственный,

Ум логикой, как тело, накачался,

А образ жизни третий вёл воинственный.

Была суббота. Ночь полна народа.

Как первого не мнил, ни как четвёртого

Я третьего. "Мы все его и рода" -

Кто так сказал про через сито тёртого?

Не знаю, повстречались ли мы взглядом,

Он ехал в Парагвай, а я так в Кордову,

Но точно помню, что мы были рядом.

Катушку покупал он там битфордову.

Его почти что выдумал я этим

Набором слов, не знает его имени

Никто почти… Фонариком посветим,

Не доит ли коровьего он вымени?

Я знаю его вкус и предпочтенья.

Я вижу его луносозерцания…

Пока я не вхожу в круг его чтенья,

Запрещены в России прорицания.

Он не умрёт. Нет, это невозможно.

Читая строки эти, догадается

Неужто Мир, что я в нём беспоможно

Жду, когда он без Бога настрадается.

В таинственном грядущем мы могли бы

Друзьями стать, однако и соперниками.

Под полною луной часами глыбы

Люблю с ним созерцать зрачками-вперниками.

То, что я совершил, непоправимо.

Связь моя с ним теперь неотчуждаемая,

А время мчится неостановимо,

Всё ближе цифра самоподтверждаемая.

На книгу Тысячи и Одной Ночи

Третьего жизнь похожа повседневная.

Стихи читая, щурит ли он очи?

Звучит ли в его чтенье нотка гневная?

Ни одного поступка нет на свете,

Который не был бы еврейской рыбою.

В великом Третий Ангельском Совете

Боднул Второго с нежною улыбою!

Ни одного такого нет деянья,

Которое не стало б первым в серии

Ему подобных. Ангел воздаянья

За зло и за добро стоит в придверии.

И почему, вздохну я, мрак со тьмою

Не скроют эти строки бесполезные?

Когда слезами счастья я омою

Эти глаза свои, уже бесслезные?

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

По ту сторону двери человек

Испорченность свою опять сугубит

И вопреки молитве душу губит

Странному Богу, жарптицеловек,

Единому в трёх лицах. Краток век

Того, камнями кто в людском кругу бит,

И со Христом кто чашу не пригубит,

Увидит ад из-под закрытых век.

Ты этот грешник, сын мой. Что, страшна, да

Смерть мёртвому? Червивых нам не надо

В корзине смокв. Забвенье навсегда…

Чувственное животное! Грешна да

Не так же как твоя, злая менада,

Душа Денницы. Ждать Его – когда?

ДЕЛАТЕЛЬ

Река и Гераклитово мы время.

В его неосязаемом теченье

Львы отразились и холмы – влеченье

Напечатлений для реки – не бремя…

Плачевная любовь, пепел услады,

Злокозненность несбыточной надежды,

Названия империй, без одежды

Чьи статуи. Ни Рима, ни Эллады…

Римлянина гекзаметры и грека.

Хмурое море под рассвета мощью…

Они страдали бледною немощью,



Которая есть срам для имярека…

И сон, в котором – смерти предвкушенье.

Оружие и воин. Монументы…

За пышные свободы те моменты

Сурова кара – языка лишенье.

Два Януса лица, что друг о друге

Не знают ничего, и лабиринты

На шахматной доске ходов… Низрин ты

Предчувствуешь с горы, плывущий в струге?

Рука кровавой Макбет, что способна

Цвет моря изменить и труд секретный

Часов во мраке… Бомба? – Да. Конкретный

Ответ. "Бэби" вполне боеспособна.

Непрекращающееся смотренье

Зеркал друг в друга – их никто не видит…

Язык английский Дух возненавидит

И выскажет к нему своё презренье.

Клинка сталь и готическая буква.

Брусок серы в шкафу… Металлозвонный

Язык бессонниц… Кал неблаговонный

Ноздрям их вожделен, иже испуква.

Могущественные авроры, но и

Закатов зори на пол неба тоже…

Ни Римлян нет, ни Эллинов. Вы что же,

В Аттическом ошиблись Арсеное?

Песок, шум волн, лишайник, эха, грёзы…

Есмь всё, явил что случай и чьё имя

Произнесло моё устодвоимя…

Благословен край, где белы берёзы!

Слепец разбитый, стих небезупречный

Я сочиняю – долг мой и спасенье…

Неужто не прочтёт – прочь опасенье! -

Его русский язык многонаречный?

СОУЧАСТНИК

1

Когда меня солдаты распинают,

Я должен быть крестом своим с гвоздями.

Сократ был демократии вождями

Приговорён к цикуте… Вспоминают

Об этом редко, хотя имя знают

Того, кто обвинял его, грудями

Встав на защиту нравов желудями

Кормящихся, что в прах бисер вминают.

Когда мне подают чашу с цикутой,

Я должен быть и чашею, и ядом.

Душа уже покинула моя дом,

Знобит который, как его ни кутай.

Когда мне лгут, я быть обязан ложью…

Поэт не чужд стиха десятисложью!

2

Я должен славить каждое мгновенье

И принимать его с благодареньем,

А не ему отказывать с презреньем.

Самоубийство – это дерзновенье.

Уверен ли ты, что исчезновенье

Твоё из жизни не глум над твореньем

Господа Бога? Мукой и бореньем

Красна жизнь. Вечны память и забвенье.

Зачем надобно было омовенье

Ученикам ног? – Дабы со смиреньем

Поднял пяту и с умиротвореньем

Иуда на Христа в благоговенье.

Пламя свечи так ветра дуновенье

Благодарит потухшим негореньем.

3

Все вещи моя пища. Точный вес

Вселенной, униженье, ликованье.

Я удостоверять должен сбыванье

Всего, что стало, верно, как отвес.

Пастушеский над странником навес…

Люблю лежать под ветра завыванье

В печной трубе, а Бога лютованье

Есть мельничного жернова повес

На выю извращенцу. Что есть счастье

Или несчастье, если мне злосчастье

Выпало быть поэтом на земле?

Но истинная радость есть сосчастье,

А рай для одного – это несчастье:

Ты – спасся, а весь мир лежит во зле…