Страница 67 из 84
Она не виновата в смерти Флоры, настаивала Цита. Откуда ей было знать, что друг Карла так поступит? В голосе у нее сквозит отчаяние, и она, видимо, просит о прощении. Кристиан с тревогой смотрит на Бек. Она кивает ему: продолжаем.
Выясняется, что друг Карла стал нацистским офицером. С самого начала он подпал под влияние Эйхмана, который непосредственно руководил уничтожением евреев. Как такое случилось? Как такой человек, патриот империи, мог вступить в омерзительную партию, которая презирала все принципы Габсбургов? Он случайно нашел Флору, поскольку служил в отделе учета. Он узнал, что некая американская пара увезла в Америку еврейскую девочку, в чьих документах на выезд значилась девичья фамилия ее матери — Флора Теппер. Еврейка. Вот тогда-то он и послал своих людей найти Флору и алмаз.
— Бриллианта, однако, не нашли, — мрачно пересказывает Кристиан. — Подробностей Цита не знала, ей было известно только, что маленькую квартиру Ауэрбахов обыскали, а Флору арестовали. Судьба этой няни — одно из самых больших ее сожалений в жизни.
На экране Цита замолкает, опускает глаза на свои сморщенные руки и сжимает их так, что опухшие пальцы краснеют. Кажется, она хочет сказать что-то еще, но говорить больше нечего. На этом кадре — Цита с опущенной, словно в молитве, головой — запись обрывается.
Кристиан выглядит таким же несчастным, как Цита. На лицах Винклеров тоже застыло отчаяние. Джейк лежит на полу, уставившись в пожелтевший потолок. Он не может упорядочить свои мысли, смутные, неясные, сбивчивые. Он чувствует побуждение что-то предпринять, но что тут поделаешь? Невозможно изменить события, случившиеся восемьдесят лет назад.
Бек встречается глазами с Кристианом. «Как ты?» — одними губами спрашивает он, и Бек кивает в знак того, что она держится, хотя сердце у нее разрывается. Она почему-то ощущает ответственность за смерть Флоры, словно, сопоставив вместе кусочки ужасной мозаики, она взяла на себя вину за трагедию. В конце концов, это она нашла брошь. Носила ее на работу. Показала бриллиант Виктору. Это из-за нее они приехали сюда и раскрыли прошлое, которое в противном случае осталось бы неизвестным.
Эшли, странным образом, ощущает прилив сил. Конечно, Цита должна испытывать вину. Бывшая императрица пронесла сожаления через всю жизнь, и через сорок лет после смерти Флоры, когда записывалось интервью, ее все еще терзали муки совести. И от этой мысли Эшли становится легче.
На следующей кассете Цита сидит в синей блузке вместо черной, но с той же нитью жемчуга. Ей подправили макияж. Тон ее голоса становится высокопарным и ностальгическим.
— Она рассказывает о жизни семьи в Нью-Йорке, — говорит Кристиан.
Запись продолжается несколько минут, и на ней другая Цита подробно описывает будни в коттеджном поселке в Таксидо-Парк.
— Здесь можно остановиться, — говорит Бек.
Она просит Петера Винклера письменно засвидетельствовать, что он разрешил снять копию с записей и добровольно предоставил Миллерам предметы из коллекции отца. В комнате повисает напряженная атмосфера.
— Нам нужно будет предоставить суду подтверждение, что эти доказательства получены законным путем, — объясняет Бек.
Джейк стучит ногой по полу, раздраженный тоном сестры. Она пытается быть вежливой, но ее слова звучат снисходительно. Однако Петер подписывает наспех составленную ею бумагу.
Провожая гостей, Винклер спрашивает:
— А что вы будете делать с алмазом, если выиграете суд?
Придется его продать. Как только его цена будет установлена, они не смогут погасить налоги на наследство и приращение капитала. Выход только один — выставить бриллиант на торги, то есть совершить тот шаг, от которого их бабушка всю жизнь удерживалась.
Бек хочет объяснить Петеру, что другого способа выпутаться из долгов у них нет, но вместо этого произносит:
— Не знаю.
Когда они идут по мощенным булыжником улицам к железнодорожной станции, уже спускаются сумерки. Пока ждут на платформе поезда, вчетвером втиснувшись на скамью для троих, небо краснеет.
— Если бы мы сюда не приехали и не обнаружили эти записи, то так бы и считали Флору воровкой, — сокрушается Эшли.
Бек внимательно смотрит на сестру, чувства которой оказались гораздо глубже, чем она полагала, но произнести такое вслух никак нельзя, а потому Бек просто обнимает Эшли.
Джейк рассеянно смотрит в сторону приближающегося поезда. С тех пор как они посмотрели последнюю часть интервью, он словно онемел. Трудно вспомнить, почему он чувствовал такое воодушевление после обращенной к Винклерам речи, почему считал, что имеет право знать историю Флоры. И что же теперь? Ему кажется несправедливым, что он знает о Флоре больше, чем Хелен.
— Этого недостаточно, — говорит он.
Поездка на историческую родину его изменила. Он чувствует обновление во всем теле, но этих перемен недостаточно, чтобы вернуть Кристи. Сожалений Циты недостаточно, чтобы смириться с жестокой судьбой Флоры.
Поезд подходит к платформе. Миллеры и Кристиан по очереди заходят в вагон и садятся на лавки лицом друг к другу. Недостаточно. Эшли тоже разделяет отчаяние брата. Никаких денег, вырученных за алмаз, не хватит, никакое решение суда не будет воспринято как победа. Даже если рассказ Циты убедит судью, даже если они получат бриллиант, даже если Эшли сможет воспользоваться вырученными от продажи деньгами, чтобы спасти дом, этого недостаточно, чтобы исправить случившееся с Флорой.
Только Бек чувствует удовлетворение.
— Вы правы, — говорит она брату и сестре, прижимаясь к Кристиану. — Может, этого и мало, чтобы повлиять на суд, но Цита рассказала правду. Какое бы решение ни вынесла судья, мы узнали историю своей семьи. И лично мне этого хватает.
Семнадцать
Когда Миллеры возвращаются с ворохом бумаг и записями многочасовых интервью, начинается настоящая битва. У них есть рассказ Циты, подробно описывающей, при каких обстоятельствах император подарил Флоре шляпную булавку. У них есть письменное заявление Петера Винклера, подтверждающее, что записи интервью принадлежали его отцу и были сделаны в процессе сбора материала для биографии императрицы. У них есть пустотелая кукла Хелен, фотографии, демонстрирующие, что бабушка привезла ее на пароходе «Президент Гардинг», и свидетельские показания Деборы о том, что она нашла внутри этой куклы три круглых бриллианта. У них есть показания Виктора, где он рассказывает, как послал желтый щитовидный бриллиант из броши Хелен в Международное геммологическое общество на экспертизу, и объясняет, почему он подозревает, что три найденных Деборой бриллианта вынуты из шляпной булавки. У них есть дополнительное свидетельство от другого геммолога, подтверждающее выводы Виктора. К тому же Том убедил Дэниела Шпигеля предоставить Миллерам учетные книги его деда и эскизы броши, доказывающие, что желтый бриллиант был вынут из шляпной булавки и вставлен в брошь в виде орхидеи. У них также есть завещание Хелен, по которому брошь переходит к Бек, и семейное соглашение о разделе имущества, где Миллеры выражают готовность разделить стоимость алмаза поровну. Все вместе это весомая доказательная база, убедительные аргументы, на основании которых суд должен признать их законными владельцами бриллианта.
Перед тем как Дебору вызвали давать показания, Бек предупредила Тома, что следует избегать вопросов о взаимоотношениях Джозефа Шпигеля с Хелен — это только выставит мать перед другими участниками процесса уклончивой и нервной дамочкой. Дебора достаточно пережила, делясь своими открытиями с детьми. Кроме того, дела о признании права собственности на алмаз данные обстоятельства никак не касались.
Какой бы правдоподобной ни была их история, несмотря на веские доводы, соперники не упускают возможности возразить на них. Краеугольный камень аргументации Миллеров — рассказ Циты. Однако их пытаются опротестовать под тем предлогом, что бывшая императрица свидетельствовала не под присягой и записи не оформлены как дача показаний. Поскольку женщины нет в живых, она не может явиться в суд для перекрестного допроса. Кроме того, вдова последнего австрийского императора давала интервью в возрасте восьмидесяти с лишним лет, а потому ее памяти нельзя доверять. А если и можно, где гарантия, что сам Карл был в здравом уме, когда дарил Флоре бриллиант? В конце концов, гибель империи — это немалое потрясение. Итальянцы даже высказывают предположение, что в конце жизни Цита страдала от деменции, которое австрийцы с негодованием отметают. Может, Цита и свергнутая императрица, но она остается австрийской исторической личностью. И все же австрийцы солидарны с итальянцами и потомками Габсбургов, что сказанное в интервью основано на допущениях и не может быть принято как доказательство.