Этот огонь – ты

Элли Крюгер

Этот огонь – ты

«Бояться – кормить голодного зверя».

Дедушка Омар

Неудачное наследство

Бытует мнение, что получать наследство приятно. Так ли это?

Наследство – безвозмездный подарок, чей отправитель спит мертвым сном и в благодарностях не нуждается. Конечно, если не будет пролито приемлемое количество слез, он немного пожурит вас с того света, но кого это волнует, правда?

Как только несчастного закапывают в землю-матушку, толпа голодной родни с раскрытой пастью стучится в двери нотариуса, чтобы зачитать завещание. Пока что они единое целое, но в тайне каждый желает отхватить кусок посочней, потому как считает, что заслужил больше другого. И по результатам «зачитки» найдется как минимум один враг, против которого встанет вся недовольная родня. Да, если бы мертвые в самом деле могли видеть, они бы много раз пожалели, что не отдали все свое имущество на благотворительность.

Итак, дедушка Омар умер. В тот момент у его постели находились пятеро: его дочь Ламия, внучка Амина (ее дети бегали по первому этажу и, не стесняясь, шумели), внук Джан и сосед Хамза с сыном. Когда дед почуял, что близится конец, он попросил Амину, которая долгое время ухаживала за ним, созвать остальных бездельников, желающих проводить его в последний путь. И вот старик открыл рот, чтобы сказать прощальные слова. Конечно, это должны быть особенные слова, ведь на то они и прощальные. Окружающие с трепетом наклонились над кроватью. Но дед Омар ничего не сказал, даже если и хотел. Он сделал глубокий вдох и умер, а выдохнул уже мертвым. Выдох был долгим и сопровождался протяжным пуком, а специально дед это сделал или нет – кто же теперь знает? Сосед Хамза, его, с натяжкой можно сказать, друг, решил, что так старик сообщил, что обо всех думает.

Не прошло и двух суток, как в городе Сараево прекрасной страны Боснии и Герцеговины под дверями с надписью «Notar1» собралась стая алчных волков. Они схоронили дедушку Омара и попрощались с ним у могилки, прикрывая глаза платочками. Порассуждали, как несправедлива к нему судьба, а про себя подумали, что старик задержался на этом свете лет так на десять. Где бы это было видано, жить до 92 лет, когда у тебя есть большой дом и целая орава нуждающихся потомков?

Они ждали у дверей с семи утра, хотя Юрич Бильежник приходит на работу не раньше девяти. Поэтому ранним утром, помимо изжоги, его встретили недовольные клиенты, которых он умудрился разочаровать еще до открытия кабинета. Они вошли следом, дыша в затылок и наступая ему на пятки. Кабинет наполнился шумом: скрипом передвигаемых стульев, криком непослушных детей, хватающих все подряд, ворчливыми голосами женщин и грубой мужской речью. Бильежник прикрыл рот рукой и отрыгнул.

– Ну, Юрич, начинай, – сказал Джан, самый нетерпеливый внук дедушки Омара, поправляя черный пиджак и натягивая штаны на висячий живот. Он был небрит и выглядел, как человек, переживший бурную ночь.

– Для начала мне нужно убедиться, что все на месте, – ответил Юрич.

– А что, не видно? – возмутилась маленькая стройная женщина с платком на голове и единственной черной прядью, выбивающейся из-под платка. Ее звали Амина. – Вот места, а вот мы на них, – она развела руками и задела белобрысого мальчика. Он завыл как сирена. – Тише, тише, Ибрагим.

– Пожалуйста, успокойте ребенка, – Юрич вытер пот со лба. В кабинете было жарко.

Амина окатила его холодным взглядом, и стало чуть легче.

– Мы прождали вас два часа, а вы ворчите!

– Ворчливый дедушка! – хором засмеялись девочки-близняшки.

Только маленький Мустафа тихо сидел у отца на коленях, надеясь, что его похвалят.

– Всем замолчать! – Юрич хлопнул по столу, и голоса смолкли. – Так-то лучше.

Он порылся в документах. Когда завещание легло на стол, взрослые привстали со стульев и потянули к нему взгляды. Юрич прочитал список:

– Джан Маркович.

– Ну вот же я.

– Ламия Маркович.

– Я тоже здесь, – сказала седая женщина с другого конца кабинета.

– Амина Лукич.

– Мы все здесь, – Амина притянула к себе четверых детей.

Юрич взглянул на них. Он ненавидел детей.

– А вы кто?

– Меня зовут Муса, я муж этой чудесной женщины и отец наших милых сорванцов, – мужчина, похожий на турка, с густой черной бородой и острым носом, встал и протянул Юричу руку. Тот неохотно пожал ее, а под столом вытер липкую ладонь о брюки.

– Хорошо. Но ваше присутствие тут необязательно. И детей тоже.

– Неужели дедушка Омар ничего не оставил моим деткам? – Амина испытующе посмотрела нотариусу в глаза. – Мама, ты слышала? Совсем ничего.

Ламия пересела ближе к дочери, но все еще была далеко.

– Ну-ну, – сказала она, когда Амина пустила слезу.

– Так, а где Алессия… – Бильежник сощурил старческие глаза. – Ро-ма-но. Где она? – он осмотрел кабинет, но новых лиц не заметил.

– Она-то тут причем? – Амина скривила лицо. – Они с дедушкой не общались лет 20. Мама, тебе что-то известно об этом?

Ламия ответила Юричу.

– У нее самолет задержали. Скоро будет.

– Вот те на! А мы сиди-жди! – вскричал Джан.

– Ничего не понимаю. Муса, ты понимаешь? – недоумевала Амина.

– Нет, дорогая.

Дети подхватили общее настроение и стали бегать по кабинету.

– Тишина! – Бильежника схватил приступ изжоги, он протяжно рычал горлом, разнося по комнате кислотный запах. – Я не могу прочитать завещание, пока нет одного участника.

Затем последовала волна возмущенных стонов.

– Где же она, черт побери?! – Джан подошел к окну и выглянул. Он открыл форточку и зажег сигарету.

– Даже не думай, братец! У меня же детки! – возмутилась Амина. – Да, где эта дуреха? Мама, тебе что-нибудь известно об этом?

Ламия достала телефон и написала дочери: «Алесса, быстрее, умоляю!».

Алесса сидела в самолете. Рейс задержали на двенадцать часов. Двенадцать! Она должна была приехать ближе к вечеру и заночевать у матери, а в итоге провела ночь в аэропорту. И сейчас, когда самолет пошел на спуск, она отстукивала нервный ритм, упираясь коленкой в сидение спереди. Она и сама не понимала, отчего так нервничает. Ей не было никакого дела до наследства. Да и с чего бы дед вообще решил вписать ее в завещание? А вот скорая встреча с братом и сестрой, которых она не видела… много лет, вызывала тревогу. Они и детьми не были приятными людьми, вряд ли что-то сильно изменилось.

– Извините, – мужчина толкнул ее локтем, – извините.

– Я слышу, – Алесса потерла бок. – В чем дело?

– Я тоже боюсь летать, но эта дергающаяся нога меня раздражает.

Он указал на колено Алессы, что дрожало и прыгало вверх-вниз.

– Так может, вам отвернуться и не раздражаться? – с вызовом бросила Алесса.

– Не понимаю, как эта тонкая конечность может создавать столько проблем. Вибрирует, как стиральная машинка.

– Вы все еще смотрите, – Алесса принципиально не прекращала. Самолет стремительно опускался, уши заложило.

– Поддержу. Дамочка, хватит пинать мое кресло! – вылезла женщина спереди. Она была скорее из трусливых, чем терпеливых особ, однако, заметив поддержку, набралась смелости и высказалась.

– Ой, кажется, самолет падает, – Алесса посмотрела в иллюминатор и притворилась испуганной.

Парочка проследила за ее взглядом. Они отчаянно выискивали признаки поломки или пожара. Алесса расслабилась и растянулась в кресле. До конца полета ее не беспокоили.

Самолет приземлился без происшествий. Мужчина сидел до последнего пассажира, не давая Алессе выйти. Что ж, я это заслужила, решила она. На экране телефона всплыло 14 новых сообщений от мамы. Черт.

Она вышла из самолета в мятом сером атласном платье, запачканном кетчупом, и двинулась за толпой. Холодный октябрьский воздух впился в голые плечи. Они шли пешком по взлетно-посадочной полосе – пешком! – где был лишь один самолет: их. Здание аэропорта активно ремонтировали, они вошли сбоку и оказались среди голых бетонных стен. Желтая лента вела в нужном направлении. Каблуки Алессы звонко стучали. Ничего не изменилось за 20 лет. Получив багаж, она надела красное пальто, затем села в такси и поехала сразу к нотариусу. Телефон разрывался от звонков, Алесса решила не брать трубку. И куда они так торопятся?

1

Нотариус.