Страница 17 из 91
Мне даже жаль её стало. Немного.
— Света, ты совсем дура? — печально вздохнула я.
— Сама ты дура! Бездарь! Сучка неполноценная! Закревский возится с тобой только потому, что бабке твоей поклялся! Так что не обольщайся!
— Что ты несёшь?
— Что слышала! Нужна ты ему сто лет в обед! Думаешь интересно ему тебя как клушу опекать? Достала ты его, жизни не даёшь! А меня он бросил, потому что правду слушать каждый день неприятно.
— Да ты уж определись кто я, а то как-то непоследовательно: или уж гений приворота, или подопечный бездарь, — как можно спокойнее ответила я.
А у самой на душе от Светкиных слов так муторно стало… Она, конечно, соврёт — не дорого возьмёт, не думаю, что с Фединой стороны таким вот образом видится ситуация. Не понравилась мне фраза о клятве.
— Разбирайтесь с Федькой сами, — напоследок раздражённо резюмировала я, краем глаза отмечая всплеск активности Светкиных подружек: ни с того ни с сего они принялись отчаянно жестикулировать, для усиления эффекта чуть подпрыгивая и дико тараща глаза.
Я развернулась и гордо пошла к Федькиной машине, как вдруг от удара в спину у меня перехватило дыхание, а перед глазами заплясали чёрные мушки — будто тараном меня отбросило метра на три вперёд. Тормозить пришлось конечностями, только они и пострадали, а могла и головой приложиться! «Белым шквалом» по мне шибанула дура. Хорошо ещё, что силёнок-то у неё маловато. Маловато, но по тротуару коленками проехалась я знатно. Так спокойствие, только спокойствие. Судя по экспрессии нашего разговора (в таком неуравновешенном состоянии как у неё сила разбрызгивается с каждым эмоциональным выбросом), а потом и по удару, Светка выложилась, полагаю, досуха. Я медленно поднялась, мельком глянув на саднящие ладони, коленки и рваные колготки. Хороша, ничего не скажешь! Вот, Федя, бабы твои, а достается мне! Злилась я на него, на Светку, на вселенскую несправедливость, судьбу, наделившую бесполезным даром. Я ведь и ответить ей этим же «шквалом» не могу! И даже несчастная пресловутая «игнорочка» у меня никогда не получалась, которую все используют рефлекторно, когда дело касается применения силы или банального разговора на темы не для лишних ушей. «Но ничего, кое-что я всё же могу», — распаляясь ещё больше, подумала я.
Я провела рукой под грудью, набирая на кончики пальцев как можно больше силы. Та сначала ниточками потянулась за ними, затем накатила, мягко ударила в ладонь и разбежалась до самых плеч, отчего волосы мои взметнулись вверх, будто их ветром разметало. Наверное, со стороны это эффектно выглядит.
Так вот, сила у меня есть. Немного, но мне хватит. С тех пор как я последний раз пользовалась ею, прошло достаточно времени, чтобы накопить целую уйму. Я молча сверлила взглядом в Светкином лбу дырку и хотела ей сделать больно. Так больно, насколько я вообще способна. И понимала, что смогу повторить тот трюк с Федькой. Хотя физически ей больно не будет. Будет страшно. И больно в моральном смысле Я закрыла глаза и, пытаясь максимально сосредоточиться, провела пальцами по векам. А когда отвела от лица руки и снова посмотрела на Светку, то увидела её через сумрак: получилось! Размытая фигура призрачно маячила передо мной, выражения Светкиного лица уже невозможно было рассмотреть, но зато вокруг её тела радужным всполохом сверкала аура. Ну, это я так думаю, что аура.
«Какая яркая!», — мысленно восхитилась я. Только вот в районе грудной клетки страшной дырой чернела большая клякса, размером с ладонь. Она противно пульсировала и будто бы даже дышала. «Это её злость, обида и ревность», — сам по себе возник комментарий в моей голове. «И ещё боль… а ведь она Федьку по-настоящему любит».
Я мотнула головой и быстро затолкала зарождающееся сострадание обратно в великодушные глубины, не давая ему разрастись до угрызений совести. Ну, любит, и любит! Я-то тут при чём? На меня и на мои чувства ей начхать, а я тут буду милосердные сопли распускать. Нет уж! Я решительно перевела взгляд на точку над Светкиной головой, вокруг которой тут же услужливо сгустилось облако сумеречного тумана. Вот они — её мечты, сны, кошмары, страхи. Мечты и розовые сны мне без надобности — и я принялась пристально рассматривать самый тёмный участок. Вот сюда-то я тебе сейчас сыпану порцию гадости.
Но я не успела. Светкин потревоженный стыдный уголок души разверзся, и на меня полилась вся её тайная шкафно-скелетная мелодрама.
Сначала противная мелочовка: изгнание из рода, отчисление из университета, работа маникюршей, безденежье — в общем, классика. Ну, и на десерт — Федькин уход. Хм, последний её страх уже воплотился. Затем Федька пропал, а рыжая ведьма оказалась в тёмной комнате, освещённой тусклым отблеском свечей, перед лежащей в гробу женщиной. Её мамой. Мне стало дурно. Я знаю, что её мама тяжело больна, но есть хорошие шансы полностью выздороветь, мне Федька об этом говорил. Хоть она другого рода, могущественные Дреговичи обещали приложить все силы, чтобы ей помочь. Но Светкин страх мне понятен и… И в продолжение личного Светкиного «фильма ужасов» возникла новая картинка: она одна, в больнице, страшно худая и изможденная, смертельно больна, умирает. И ни единой души рядом. Никому не нужна.
После лицезрения этих сцен с летальным исходом мне совсем поплохело и напрочь отбило желание плодить её страхи. Вся злость на рыжую скукожилась в маленький гаденький комочек и с громким пшиком испарилась. Бли-и-н! Осталось ведь чуть-чуть: потянуть за край картинки и Светка погрузится в свой цветистый, жутко реалистичный кошмар. И будет пребывать в уверенности, что всё это происходит наяву. Я моргнула, прогоняя сумеречное зрение, и снова поглядела Городецкой в глаза. Ругала себя за излишнюю жалостливость по отношению к тем, кто мало её заслуживает. Но заставить себя отомстить таким жестоким способом не могла.
А Светка-то испугалась. Сама по себе. Весь «сумеречный сеанс» вкупе с моими душевными терзаниями занял буквально минуту, но рыжей, похоже, и этого хватило: мой жуткий отсутствующий взгляд (Федька не без содрогания рассказывал мне об этом), невозможность себя защитить из-за опрометчиво досуха опустошенного уровня, плюс неизвестность.
Я ещё ничего не сделала, а она попятилась, запнулась о бордюр, не удержалась и, жалобно пискнув, шлепнулась на свой породистый зад. Ха! Только что вопила, что я бездарь, а теперь сидит попой на асфальте, блестит соплями под носом и боится.
И в момент этого самого пика драматического накала, ни раньше ни позже, хлопнула дверь, и на улицу выскочил Фёдор. Естественно, он сразу просёк наличие «игнора» и незамедлительно сдёрнул пелену. Городецкая усилила эффект дополнительным слёзоизлиянием.
— Свет, ты в порядке? — Федька бережно приобняв рыжую, повел её в сторону офиса редакции. Свита кудахтала рядом и от Городецкой не отставала.
— Она… она… — Светка трясущимся пальцем обличительно тыкала в мою сторону и громко всхлипывала. — Глаза, её глаза… ты видел?
Федька стал белый как простынь.
— Я…
— Позже поговорим, — холодно оборвал меня он.
— Федь, да я ей ничего не сделала…
— Быстро села в машину и ждёшь меня там, — распорядился он, и «пострадавшая» и её сопровождение скрылись в здании корпуса.
Не успела я опомниться, вернулся Федька, достал из бардачка бутылку коньяку, и на ходу отвесил мне парочку нотаций:
— Тебя ни на минуту нельзя оставить, везде успеваешь вляпаться! — приглушённо занудел он. — Зачем ты даром своим размахиваешь? Светка хоть и не большого ума, но иногда соображает очень быстро. Вожусь с тобой как с маленькой! Ну ничего… получишь у меня сейчас, — забормотал Федька себе под нос. — Сейчас я приведу истеричку в чувство и приду.
Мне так обидно стало, что Городецкая тут жертвой вдруг оказалась, а я, видите ли, размахивающая даром злодейка, блин.
— Не надо со мной возиться. Я тебя не просила. А твою клятву бабушке я найду, как низложить. Не беспокойся.
— Что?.. — обомлел Федька. — Ты о чём вообще?
— Ты со мной возишься из-за клятвы. Я тебя достала. Я, дура, думала, что у меня друзья есть… — на эмоциях выпалила я и отвернулась.