Страница 29 из 31
— Нет-нет, что ты… — сдавленно произнесла я. — Просто…
Никита растерянно смотрел на меня, ожидая пояснений.
— Просто я счастлива и… еще я в полном смятении, — наконец произнесла я, смущенно улыбаясь. — И не понимаю, чем заслужила тебя… Не понимаю, почему только сейчас поняла, что люблю тебя. Так, что дыхание перехватывает и щемит сердце.
Я прижала ладонь к ключице, чувствуя, как быстро бьется мое бедное сердце.
Никита некоторое время удивленно смотрел на меня, осознавая сказанное. Я ждала его ответа, но он все молчал и молчал. Будто лишился дара речи.
— Я призналась тебе в любви! — воскликнула я, не вытерпев. — Почему ты молчишь? Скажи хоть что…
Я не договорила, потому что Никита вдруг резко приподнялся и прижался горячими губами к моим губам. От удивления я так сильно раскрыла глаза, что даже заболела голова, но в следующее мгновение закрыла их и, прижавшись к Никите, обняла его и запустила пальцы в его пышную шевелюру. Сладость этого момента невозможно было описать словами.
Наши признания друг другу, страстное желание и номер в отеле, — все располагало к тому, чтобы поцелуй перешел в нечто большее, но Никита был настоящим джентльменом. Когда мои пальцы потянулись к пуговицам на его рубашке, он сжал их и прервал наш поцелуй. Я состроила недовольную гримасу.
— Не хочу, чтобы у нас это случилось вот так, — сказал он, опаляя меня своим дыханием — лицо его все еще было слишком близко к моему.
— Как? — не поняла я.
— Неправильно.
— А как правильно?
— Уж точно не в гостиничном номере, прикинувшись братом и сестрой, — усмехнулся Никита. — Я хочу, чтобы у нас с тобой все было степенно и обдуманно. Не хочу, чтобы ты потом пожалела о чем-то.
Он посмотрел на мои ладони, которые я безвольно опустила, и ласково погладил их.
— Я не пожалею, — уверенно произнесла я. — Но ты, наверное, прав. Я хочу, чтобы ты ухаживал за мной как можно дольше, чтобы смаковать это время и насладиться конфетно-букетным периодом сполна!
— Конфетно-букетный период? — Никита поднял на меня удивленный взор.
Я подробно рассказала ему, что это означает. Он слушал меня, время от времени кивая, а когда я закончила, пообещал, что будет дарить мне конфеты и букеты всю мою жизнь и даже после.
— Достаточно будет и нескольких месяцев, — улыбнулась я. — Утром каждого воскресенья, как Маяковский Татьяне Яковлевой.
— Какой еще Татьяне Яковлевой? — не понял Никита.
— Ну как же! С которой он познакомился в Париже в 1928 году, разве ты не… — Я резко прервалась, потому что только теперь поняла, что говорю о будущем. Сбитая с толку эмоциями, я совершенно забылась и перестала следить за своей речью. — Вернее, в 1918!
— Все знают, что он живет с Бриками и в этом году никуда не выезжал. Ты явно что-то путаешь, — сказал Никита со снисходительной улыбкой.
— Да, наверное. — В смятении я встала со своего места и нервно прошлась по комнате.
Эйфория от признаний и поцелуя резко спала, а на ее место пришло волнение за наше с Никитой будущее. Между нами в мгновении ока вдруг выросла стена из тайны моего происхождения. Я знала, что никому более не должна рассказывать о том, кто мы с Димой такие, но Никите врать я не могла. И сейчас у меня было два выхода: либо все ему рассказать, либо прервать наши только что распустившиеся новые отношения.
— С тобой все хорошо? — участливо спросил Никита.
Я повернулась и поймала на себе его обеспокоенный и нежный взгляд. Он смотрел на меня с такой же безграничной любовью, что и родители, и в этот момент я приняла решение. В два широких шага я преодолела расстояние между нами и решительно произнесла:
— Мне нужно тебе кое-что рассказать. Кое-что совершенно абсурдное и нереальное, но абсолютно правдивое. Это единственная тайна, что я скрываю, и я очень хочу открыть ее тебе, чтобы между нами больше ничего не стояло. Ну, кроме твоих родителей. — Я нервно хохотнула и закусила губу.
Никита подарил мне лёгкую улыбку и кивнул, давая понять, что готов меня выслушать. Я вздохнула и начала свой рассказ. С самого что ни на есть начала — со дня моего рождения. Коротко рассказала про детство, а затем перешла к событиям, которые привели меня в прошлое. Даже не упустила бабочку и портал, который открылся предо мной во второй раз, а также поведала о той истории, которую нам удалось изменить. Закончив, я осторожно заглянула в лицо Никиты — до этого момента я не позволяла себе смотреть на него, потому что боялась увидеть недоверие.
Молодой человек выглядел так, будто бы я только что рассказала ему про свое длительное путешествие через Европу, а не через столетие. Никита смотрел на меня с восторгом и нетерпением. Видимо, ждал, когда можно будет задавать мне вопросы.
— Ты считаешь меня сумасшедшей? — поинтересовалась я.
— А тебя таковой считают Волконские? — ответил мне вопросом на вопрос Никита. При этом глаза его лукаво блеснули.
— Нет, — коротко ответила я.
— Ну вот и я тебя не считаю таковой.
— Но ведь я не предоставила тебе никаких доказательств!
— А они у тебя есть?
— Остался телефон из моего времени, но он уже не включается…
— Тогда покажешь мне его в следующий раз.
— Так ты мне веришь? — Я смотрела на Никиту и не могла понять его. Улавливала его эмоции, но никак не могла сложить два и два.
— Верю, — после томительного молчания кивнул мне Никита. И улыбнулся. Тепло и ласково.
Внутри меня что-то встрепенулось, будто стая бабочек расправила свои крылья и замахала ими.
— Я, как только тебя увидел, сразу понял, что ты особенная. — Никита притянул меня к себе и погладил по волосам. — Все в тебе говорило о том, что ты не из нашего мира. А еще эти странные, но забавные выражения, которые я перенимал от тебя и всюду использовал, за что потом частенько получал от родителей.
— Особенно тебе понравилось ругаться словом «блин», — вспомнила я, положив голову ему на грудь. От того, что любимый человек полностью поверил мне, на душе было так приятно, что хотелось петь.
— Это мое любимое, — рассмеялся Никита. — Никто, кроме Ирэн, так и не понял, что я ругаюсь. Кому вообще пришло в голову использовать блин в качестве ругательства?
— Ну, это, наверное, сокращение от выражения «блин горелый» или же очень неприличного слова, которое начинается с той же буквы.
Никита понимающе закивал и хохотнул.
— В любом случае, это навсегда мое любимое слово. И вообще, я люблю все, что связано с тобой. Иначе я не могу.
Он прижал меня к себе так крепко, что я ойкнула, а затем смачно поцеловал в ухо и не только оглушил, но и обслюнявил.
— Фу! — воскликнула я, вытирая ухо и смеясь. — Ты как мопс Ирэн. Тот тоже все время слюнявит меня, стоит взять его на руки.
— У меня появился конкурент? — усмехнулся Никита.
— Еще какой!
Мы еще долго дурачились и говорили обо всяких глупостях, находясь в объятиях друг друга. Мне было так легко на душе после того, как между мной и Никитой не осталось никаких тайн. Я много рассказывала ему о родителях, друзьях и технологическом прогрессе. Он внимательно слушал меня, щекоча дыханием шею и время от времени целуя то мои щеки, то глаза, то губы.
— Твой брат так предан нашей стране, — заметил Никита, после того, как я рассказала ему много подробностей о Диме.
— О, да. Он до мозга костей предан монархии, — пробормотала я, теребя волосы Никиты.
— Позвони ему.
— Что? — Я замерла и уставилась в серо-голубые глаза молодого человека.
— Позвони брату и скажи, что ты в безопасности и что не обижаешься на него. — Никита смотрел на меня так серьезно, что на миг мне показалось, будто он старше меня как минимум лет на пять, а то и больше.
— Но я все еще…
— Ты уже не сердишься, — перебил меня Никита. Со стороны могло показаться, что он внушал мне это, но в глубине души я понимала, что действительно больше не обижалась на брата. Наоборот, я даже поняла его. Ради любимого человека я бы тоже многим пожертвовала. И если раньше я была уверена, что меня ничто не сможет удержать в этом времени, то теперь сильно в этом сомневалась.