Бывшая под елку

— Саш, прости меня, — бормочет он, потираясь лбом о мой живот.

— Тимур… — выдыхаю едва слышно.

Я в полном ступоре и не понимаю, как реагировать, но Тимуру и не требуется моя реакция, он не дает мне продолжить.

— Я был плохим мужем, да? — Белов сдавленно стонет, прижимаясь ко мне сильнее. — Прости, наверное, у меня не было времени даже на то, чтобы понять это. Но я старался, очень… Я так хотел дать тебе и Жене все. Вы ведь самое лучшее, что случалось со мной в жизни, я добивался всего только ради вас… — Он делает глубокий вдох и с блаженством выдыхает: — Обожаю твой запах. Я так по нему скучал… И по тебе скучал… Мне никто не нужен, знаешь? И никогда не был. Никого не видел, кроме тебя. Пытался, когда ты ушла, но все они были не ты…

Мое сердце рвется из груди — так оно колотится, а в глазах собираются слезы.

Дрожащими от эмоций пальцами зарываюсь в его темные волосы и слышу низкий стон, когда начинаю медленно перебирать их.

— Мне плохо без тебя, Саш. — Тимур на мгновение сильнее сжимает руки на моих бедрах и трется носом о мой живот. — Уже четыре года я живу без сердца, потому что ты забрала его с собой. Я бы все отдал, чтоб тебе оно было нужно…

Глава 16

— Черт!..

Меня будит ругательство Саши и звон стекла.

Я нехотя открываю глаза, но тут же зажмуриваюсь, потому что даже это маленькое действие причиняет боль в висках и затылке. Никогда не буду больше столько… Стоп! Саша? Здесь?

Медленно поворачиваю голову и убеждаюсь, что мне не послышалось. Она действительно здесь.

Сначала я не понимаю, как такое может быть и что она здесь делает, но потом смутные воспоминания одно за другим проносятся в голове, превращаясь во все более четкие картинки, и мне становится чертовски стыдно. Особенно перед дочкой. Стоит только вспомнить эти большие стеклянные от слез глаза, когда я сказал ей о том, что она должна уехать, и тут же хочется вырвать из грудной клетки орган, который начинает кровоточить от осознания, как сильно я обидел свою малышку, но проще было так, чем объяснять пятилетнему ребенку то, что творилось в моей душе. Да я и себе-то объяснить не мог.

Расклеился, сорвался, разгромил гостиную, напился… И, будь я проклят, Саша тоже все это видела. Но хуже всего, что я совершенно не помню, что наплел ей пьяным языком. Твою мать… Как так-то? Я даже не рассматривал вариант, в котором бы она вернулась ко мне, поэтому и дал волю эмоциям, оставшись наедине с собой. Что в корне на меня не похоже.

Я не привык показывать свою слабость, всегда все стараюсь держать под контролем, но Саша умеет выбить почву из-под ног. Ее отъезд отобрал у меня последнюю надежду: она выбрала этого сраного ублюдка. Так зачем она вернулась вчера?

Смотрю на нее внимательнее. Такая красивая и родная. Каждая ее миловидная черта. И в то же время… такая недосягаемая. От одной только мысли, что она не моя, становится тошно. И судьба словно насмехается надо мной, снова возвращая мне эту женщину под нос, когда я буквально вырвал ее из своей груди, где она уже много лет согревала меня даже в самые тяжелые времена. Вырвал силой, потому что понимал, что держать ее будет ошибкой.

Если любишь, отпусти…

Как же, сука, банально, но иногда это остается единственным выходом. Отпустить. И я отпустил.

А теперь смотрю и глазам не верю, что она здесь. Будто все еще сплю. Но если это сон, я отказываюсь просыпаться.

Саша сидит в паре метров на корточках полубоком ко мне и что-то сжимает в руках. Она еще не подозревает, что я уже не сплю.

— Саша? — еле слышно хриплю не своим голосом и прочищаю горло. — Саша, — зову уже громче.

Она вздрагивает и резко поворачивается ко мне. И тут я вижу, что в руках у нее ничего нет — она сжимает собственный палец, с которого капает кровь. Порезалась? Резко сажусь и жмурюсь, игнорируя адскую пульсацию в висках, чтобы встать и помочь Саше обработать палец.

— Стой! — останавливает меня Сашин крик.

Я непонимающе смотрю на нее, а потом опускаю взгляд себе под ноги и обвожу им всю гостиную.

Твою мать! Вокруг полно осколков!

Вчера, не считая мебели, я расколотил весь бар, за исключением одной бутылки, которую благополучно выпил. А может, и не одной…

Около Саши стоит большой мусорный мешок, уже заполненный наполовину. Какого черта? Она что, убиралась тут, пока я пьяный спал? Да на ее месте нужно было вылить на меня ведро воды, а не наводить порядок. Хочется провалиться сквозь землю.

Молча, злясь на себя, пододвигаю к себе ногой свои ботинки, обуваюсь и все же встаю. Голова ужасно болит и немного кружится, но это не имеет значения — сейчас нужно вытащить осколок из пальца Саши и увести ее от всего этого беспорядка от греха подальше.

Я надвигаюсь на нее, и она подскакивает на ноги, продолжая сжимать свой палец.

— Тимур, что ты…

Но она не успевает договорить, потому что я подхватываю ее на руки и направляюсь на кухню. И в этот момент мне плевать на похмелье, потому что Сашин цветочный аромат наполняет мои легкие и словно возвращает меня к жизни.

— Белов, отпусти! — просит она, но сама только сильнее обхватывает мою шею, будто боится, что я ее уроню. Глупенькая.

Игнорируя ее просьбу, захожу на кухню и усаживаю Сашу прямо на стойку.

— Не смей слезать, — говорю ей серьезно, глядя в глаза, а потом отхожу к дальнему шкафчику, где храню аптечку.

Наливаю сначала себе стакан воды и кидаю в него таблетку аспирина, и, пока она растворяется, подхожу к Саше с аптечкой.

— Тимур, не выдумывай, я сама могу, это всего лишь небольшой порез. — Саша пытается отобрать у меня перекись, но я кидаю на нее упрямый взгляд, и она сдается.

Порез и правда небольшой, но мне нужно чем-то занять руки и собраться с мыслями. Да и чувство вины хоть как-то приглушить.

Но еще больше мне хочется просто касаться Саши.

Она вздрагивает, когда на рану попадает перекись, и я наклоняюсь и дую на палец не разрывая зрительного контакта с Сашей. Мы так и замираем, глядя друг на друга. Она выглядит немного растерянной, мы, наверное, оба сейчас такие. Странные. Робкие. Но, несмотря ни на что, нуждающиеся в друг друге. В груди шевелится какое-то родное и щемящее чувство тоски, когда она позволяет своим глазам расцвести нежностью.

Нежность порождает нежность. Думаю, это впервые за долгое время, когда мы находимся с ней на одной волне. Исчезла настороженность и появилось какое-то спокойствие. Что изменилось? Теперь я понимаю еще меньше, а головная боль нисколько не облегчает ситуацию.

Все еще не зная, что сказать, молча заканчиваю обрабатывать палец, клею пластырь и убираю аптечку, после чего залпом выпиваю аспирин.

На Сашу стараюсь не смотреть, боясь, что повернусь сейчас, а передо мной снова окажется та, чужая… отстраненная Саша, которая вышла за мою дверь вслед за своим слюнтяем. И ведь реально слюнтяй, и реально Игогоша.

Ни разу его до этого не видел, но мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что такой, как он, не сможет сделать Сашу счастливой. И тем более мою дочь. По крайней мере, я могу делать такие выводы хотя бы по тому, что за столько времени этот недоносок даже не смог вывести их отношения на серьезный уровень. Что априори должно быть превыше всего, потому что он брал женщину с ребенком, а не куклу для разовых свиданий. Саша безусловно достойна лучшего. В какой-то степени и я ее не достоин, потому что слишком долго был слеп к ней и потребностям, которые, к сожалению, она так и не научилась озвучивать. Однако, думаю, сейчас у нас появился шанс не только осознать свои ошибки, но и поработать над ними. Вдвоем.

Саша ведь поэтому здесь? Она готова дать нам шанс? Или я чего-то не понимаю? И где Женя? Тоже здесь, или Саша оставила нашу дочь с этим?..

Внутри закипает злость, и я решительно поворачиваюсь:

— А где Женя? — хмурю брови. — И почему ты здесь?

— Женя с Линой. — Саша соскакивает со стойки и медленно подходит ко мне, словно боится спугнуть. — А я приехала поговорить.