Бывшая под елку

Но Женя так крепко спит, что не просыпается, даже когда я переворачиваю ее с боку на бок. Думаю, после такой длительной прогулки ее и пушкой теперь не разбудишь. Только согреть ее все равно нужно, чтобы не разболелась. Если уж меня потряхивает, хоть я и шла пешком, то что говорить про нее, сидящую всю дорогу без движения на отцовской шее.

Нам тоже нужно прогреться.

И все-таки, какой смысл он вложил в эту фразу? Он ведь не думает, что я с разбегу прыгну к нему в парилку?

Качаю головой.

Да нет конечно. Это же полный бред.

Поднимаю дочку на руки и, игнорируя дискомфорт в плече, осторожно несу в детскую, где кое-как укладываю на кровать и выдыхаю от облегчения. Моя крошка уже давно не крошка.

Переведя дыхание, плетусь в ванную и, настроив нужную температуру воды, набираю ванну, после чего снова иду в детскую.

Присаживаюсь рядом с Женей на кровать и снимаю с нее оставшуюся одежду.

— Давай, милая, — приподнимаю ее, — пойдем-ка искупаемся, согреемся, и дальше будешь спать.

Женя послушно садится на кровати, но даже глаза не открывает, а только сонно дует губы.

Такая смешная, что хочется всю ее затискать и зацеловать. Даже усталость и дискомфорт сейчас отходят на второй план. Особенно когда она крепко обхватывает мою шею, когда я в очередной раз беру ее на руки.

В воде мне приходится придерживать Женю, потому что от тепла ее еще больше клонит в сон и она то и дело клюет носом. Так непривычно, что моя маленькая болтушечка такая тихая, даже ни слова не произносит. Совсем вымоталась моя охотница за елками. Поэтому быстро ее мою и заворачиваю в большое полотенце, потом сушу ей волосы феном, переодеваю в теплую пижаму и, уложив в постель, накрываю одеялом.

Казалось бы, столько манипуляций проведено перед сном, а Жене все равно. Как только ее голова касается подушки, она тут же отключается. И никаких тебе привычных «попить», «в туалет», «поесть» или «я хотела спросить». Всегда бы так, только без приключений на пятую точку.

Поцеловав дочку в лобик, медленно прикрываю дверь в ее комнату и устало направляюсь к себе. Вернее, в свою временную спальню. В шкафу нахожу чистое полотенце, накидываю халат Тимура, который я благополучно приватизировала, и уже собираюсь выйти из комнаты, как натыкаюсь взглядом на свой телефон на прикроватной тумбочке.

Телефон! Я совсем про него забыла! И даже про Игоря сегодня ни разу не вспомнила. Прошлый наш разговор закончился нехорошо, и я хотела перезвонить, но это совершенно вылетело из головы. И неудивительно.

Разблокирую экран и вижу от него одиннадцать пропущенных, плюс есть сообщения в мессенджере. Я даже примерно представляю, что там может быть, но, если честно, не хочу сейчас их читать и тем более звонить, потому что сил на очередные разборки и оправдания у меня просто нет. Поэтому, как говорила Скарлетт, я подумаю об этом завтра.

— Ну что, баня готова. Пойдем?

Голос Тимура вырывает меня из размышлений, и до меня не сразу доходят его слова. Я медленно поднимаю на него слипающиеся глаза и непонимающе моргаю:

— В смысле пойдем?

— В прямом. Или ты хочешь рискнуть заболеть?

— Эм… я думала, мы по отдельности сходим, — лепечу немного растерянно, а сама невольно представляю, как мы в одних лишь полотенцах сидим в парилке, отчего внизу живота становится предательски жарко. Кажется, этот жар поднимается выше и от Тимура это не укрывается, вызывая на его лице ленивую ухмылку.

— Саня, Саня… И о чем же ты подумала? Ну ты и пошлячка! Я имел в виду, что просто попарю тебя веничком, а ты…

Он театрально машет рукой, а я краснею еще больше и в то же время злюсь на свою глупую реакцию.

— И ничего я такого не подумала. — Вздергиваю подбородок и как можно увереннее смотрю на Белова. — Просто мы не в тех отношениях, чтобы вместе ходить в баню.

— Да не боись, я только попарю тебя, чтобы как следует прогреть, и оставлю, а сам схожу после тебя.

Я с сомнением вглядываюсь в его глаза, но не нахожу в них подвоха, поэтому, мысленно решившись, тихо выдыхаю, откладываю телефон и подхожу к Тимуру.

— Ну хорошо, веди, но давай только без шуточек, Белов. Хоть одно неверное движение, и ты отхватишь.

Белов картинно поднимает руки и смотрит на меня самыми честными глазами:

— Сударыня, ваша честь в безопасности.

Баня у Белова находится прямо в доме, и нам не приходится выходить на улицу, что очень радует, потому что снова мерзнуть не хочется. В небольшом предбаннике очень тепло и уже витает самый вкусный запах горящих дров. Здесь располагается диванчик со столом, маленькая кухонька с парой шкафчиков и крючки для одежды. Из предбанника ведут еще две двери: в парилку и в помывочную с душем.

— Ты можешь раздеться в помывочной, там есть простынь, чтобы обернуться и скрыть то, что я и так знаю наизусть.

Белов окидывает меня взглядом с головы до ног, и я, едва сдержав раздражение, спешу скрыться за дверью, пока снова не ляпнула что-нибудь и мы не поругались. Все-таки согреться мне хочется гораздо больше.

Быстро раздеваюсь, заматываюсь в простынь и возвращаюсь в предбанник, где меня ждет Тимур уже в одних облегающих трусах, демонстрируя свое высокое, мускулистое тело. А вместе с ним и все эти бицепсы, трапеции и чертовы грудные мышцы. С другой стороны, ну не думала же я, что он пойдет в парилку в шубе? Но мой мозг снова переключается на его тело, и я плохо справляюсь с тем, чтобы скрыть, как я разбираю этот проклятый голый торс на кубики. Я почти слышу радостный крик своей матки, которая в присутствии Белова действительно становится бешеной. И, как по закону подлости, я конечно же смотрю на его пах. Впечатляющий даже в спокойном состоянии. Проклятье. Мои щеки опять моментально вспыхивают, а между ног начинается глобальное потепление.

Ну не мог же Бог обделить такого ловеласа хоть в чем-то.

Прочистив горло, я неловко поправляю на груди простынь и отвожу глаза, после чего слышу, как Тимур прокашливается:

— Эм, проходи, кхм, в парилку и ложись на живот, только спину открой.

Я юркаю перед ним в дверь, укладываюсь, как он сказал, и отворачиваю голову к стене. Медленно выдыхаю и, зажмурившись, прикусываю губу. Твою мать. Как же неловко. Он точно видел, как я пялилась.

Саша, ты когда-нибудь перестанешь позориться⁈

Но, кажется, в его присутствии это уже входит в привычку. Вот только как бы я себя ни ругала, какие бы установки себе ни ставила, справиться со своей реакцией на Тимура я просто не в силах. И никогда не была.

Слышу, как он входит, бренчит чем-то, а потом раздается громкое шипение, и парилку заполняет горячее облако пара с божественным ароматом березового веника.

По телу бегут приятные мурашки, но это ничто по сравнению с тем, когда Белов начинает разгонять надо мной веником горячий воздух, а потом оглаживать им же мою спину и ноги. Затем следуют легкие похлопывания, которые, я знаю, скоро станут интенсивнее, и я просто не в силах сдержать стон удовольствия. Он вырывается из меня так громко, что Тимур прекращает все действия.

Я жду, что он продолжит, но ничего не происходит, тогда я поворачиваю голову в его сторону и непонимающе бурчу:

— Белов, почему ты остано…

Но тут же замолкаю, потому что мой взгляд упирается во внушительный бугор, скрытый знакомыми мне облегающими трусами. Сглотнув, я медленно поднимаю взгляд к напряженному лицу Тимура, игнорируя то, как тяжело он дышит, а в следующее мгновение сталкиваюсь с его жестким пылающим взглядом. И… Господи… Меня накрывает такой волной жара, что выплыть и спастись просто нереально. И, похоже, под этой волной оказалась не только я.

Тут уже я не выдерживаю и буквально подрываюсь и присаживаюсь, взволнованно комкая на груди простынь, не упуская из вида, как на его сжатых челюстях играют желваки.

Белов выдыхает сдавленное ругательство и, упершись руками в полку по обе стороны от меня, качает головой.

— Прости, Санек, переоценил я свои силы, — произносит он глубоким низким голосом и берет меня в плен своего тяжелого взгляда. — Видимо, не сдержу я своего обещания.