Грань

Я рада, что не успеваю ничего рассказать Каро и выслушать ее упреки в мазохизме.

«Каш-кёр... скажи, ты – кожа или латекс?..»

Мне решительно наплевать на сегодняшний дресс-код и на то, подразумевался ли вообще таковой: мой выбор платья продиктован состоянием буйной лихорадки. Лихорадочно собираюсь, а когда еду на открытие, меня продолжает лихорадить. Сказала ему, чтобы не заезжал за мной, мол, сама доберусь до места.

Приезжаю, как в тумане, ковыляю к общежитию, как пьяная, но на входе мысленно даю себе крепенького пенделя, напяливаю маску и не без торжественности вхожу внутрь.

Заставляю себя осмотреться и заценить, что и как «мы» сделали, потому что проект этот планировала и координировала только на бумаге. Заставляю себя мысленно похвалить Рика и даже поздравить для проформы.

За стоячими столиками в вестибюле народу, вполне нарядного, совсем не много. Среди них чиновники-чиновницы из строительного ведомства и представители/-льницы социально-жилищного фонда. Знают ли они, что не кто иной, как я, подала идею с общежитием? Испытываю тайную гордость тем, что не ошиблась.

Мое появление провоцирует всеобщий ступор. Все, кажется, смолкают на мгновение, мужчины – восхищенно, женщины – возмущенно. Они тут все без масок – тогда и мне можно, и я стягиваю свою. Обстановка несколько разряжается, когда кто-то вполголоса поясняет, что это же ж «фрау Херрманн».

Плевать. На всех плевать. Не плевать только на него, во-он на того, которого.

Я даже не сразу узнаю его – черт, неужели так давно не виделись?.. Или просто прикид его сбил с толку – одет в темную рубашку и светло-серые джинсы. Сексуален до моей голодной невозможности. Ничего, сейчас он у меня попляшет.

Рик не ищет меня глазами, явно не переживает, где ж это я хожу и почему меня до сих пор нет. Он разговаривает с Резо и мое появление замечает не сразу.

Но вот все вокруг них вдруг смолкают, и он это видит. Он видит, что они смотрят в сторону входа, и тоже смотрит. И видит меня в «красном» и «красных». И... со жгучим удовлетворением подмечаю, что заводится с полувзгляда и забывает обо всем на свете.

— Кати!

О, а это Франк. Франк, как обычно, моложав, стилен и шикарен. Ума не приложу, как он-то сюда попал. Он достал меня, я помню. Но сейчас, когда он оказывается рядом со мной, улыбается – впечатлен, мол, без спроса целует в щеку на жгучую зависть всем присутствующим теткам... Франк, козлина, да как ты кстати...

Подставляю щеку, не давая, однако, взять себя ни за руку, ни под руку – хорошего понемножку – а сама внимательно смотрю в сторону.

О, да. Возбуждение на лице у Рика сменяется лютой яростью, которая тут же переходит в жалобно-загнанную, звероватую угрюмость. Недавно он так же смотрел, когда я при нем говорила про Франка. Так он ревнует... ведь ревнует же...

Франк, очевидно, не отдавая себе отчета в том, каким местом я здесь и какую роль в строительстве общаги сыграл Рик, норовит утянуть меня с собой, но я не собираюсь с ним идти. Но и вырываться и бежать от него, бежать к Рику тоже не собираюсь. Пусть сам придет.

Он идет. Звероватая угрюмость на его лице сменилась холодным безразличием – но он идет. Он направляется ко мне типа спокойно, с индифферентной миной – но меня не про-ве-де-е-ешь, думаю со сладко-яростной нежностью.

Надолго его не хватает. Он подходит – глаза его горят, а губы кривит едва заметная ухмылка. Я его торкнула, а значит, уже ради этого стоило приезжать. Пусть даже он не скажет ни слова, пусть даже вида не подаст.

Слегка оскалившись, Рик здоровается со своим шефом. Со мной же не здоровается вообще, как будто мы не прощались, а просто властно обнимает за талию. Не знаю, догоняет ли Франк, что таким образом («Моё-ё-ё...») меня только что пометил самец, с которым лучше не связываться. Может, он никогда не воспринимал Рика, как соперника.

Перекинувшись с Риком парой слов и кивнув мне, Франк оставляет нас и идет к Резо. До меня доходит, что он, вероятно, подумывает купить у того общежитие, поэтому и появился здесь сегодня. Кажется, он тут не один такой желающий. Кажется, мы только что забыли о нем.

То есть, я забыла.

Рик, снова оскаливаясь, заглядывает мне в глаза, ловит мой взгляд, оглядывает меня всю, облизывает взглядом мое тело.

— Вау, детка... да ты – жесть... – бормочет он и, не дожидаясь моей реакции, притягивает к себе и смачно целует, а рука его со спины скользит вниз и поглаживает мою попу в облегающе-красной коже.

Даю себя облизывать и лапать, как будто мы здесь одни. Как будто мы вообще не здесь, а где-нибудь на свежем воздухе. Как будто он раздел меня, как будто всю меня, все мое тело щекочет-будоражит ветерок и в этом ветерке я чувствую прикосновения его рук на обнаженной коже.

Посреди этого полу-маниакального «петтинга» даю себе припомнить, как он по телефону отфутболил меня намедни, от этого с болючим щелчком включается рассудок и толкает «помстить» ему немножко.

– Нам же еще вечер отстоять... – глухо наезжает он, Рик (мой сладкий). – Презентация ж, блять...

— ...готова, — произношу одними губами, а в глазах включаю-выключаю лукавый призыв.

— Бля... как я ваще терпеть должен... засранка...

— Как хочешь, — с усмешкой отклеиваю его от себя, – но я сюда на официальное открытие приехала. Типа.

Со жгучим удовольствием вижу вспышку голодной ярости – янтарно-злой огонь у него в серых глазах. Стараясь сдерживать дыхание, собираюсь гордо прошествовать вперед, может, даже по направлению к Франку, но – а ну-ка, рядом, сказа-ал... – это цепко и зло хватают меня за руку его пальцы.

О, да...

— Че, с ним приехала, что ли? – слышу у себя над ухом яростный хрип.

— Не, — безразлично дергаю плечиком.

Пальцы его еще больнее впиваются в мою руку:

— Он че – ждал тебя здесь? Договорились?

— Да не.

— Какого хуя он здесь? Почему я не знал?

— Он не для ЭфЭм, наверно, а для чего-то своего купить хочет.

— Ты откуда знаешь? Он трахает тебя? – рука на моей руке молниеносно прыгает вверх, хватает меня за затылок. Прихватывает волчьей хваткой.

Возбужденно-влажная боль у меня между ног становится почти невыносимой, но я упиваюсь ей, находя в этом своеобразное наслаждение. И нахожу наслаждение в его бешеной, яростной ревности. Гад такой. Сладкий. Мой. Дурак – и я ведь его тоже, разве он не знает?.. Не понял?.. Какой, на хрен, Франк?.. Глупый.

— Нет, — говорю просто. – Не трахает. Но хотел бы.

Левая у меня на затылке не лезет душить – начинает массировать, а я лениво-сладко нежусь в ней. Он снова оскалился и смотрит не мигая, как будто тешится моей подначкой.

— Многие хотели бы, — поясняю, лукаво глядя на него.

— Да ты че... – стебется он, будто «прозревает». И снова глаза его горят-сверкают, снова светится мне в них его нежная ярость и сладко и беззвучно подкалывает эпитетом «зараза».

Может, я и зараза. Такая же, как он.

Изначально я планировала устроить ему «наказание» и сделать это следующим образом: мы с ним выстаиваем презентацию, выстаиваем весь нещадно-долгий вечер, во время которого я веду себя с ним по-максимуму нейтрально, а к поползновениям его, если буде таковые вообще случатся, остаюсь безразличной до железобетонности. Франк, как я уже сказала, явился как нельзя более кстати – этакой жгуче-пряной изюминкой дополнил мой план.

Но, сам того не зная, Рик в очередной раз доказывает, что строить планы с ним бесполезно – он в них не вписывается и играет только по своим правилам.

Я так его раскрутила, что мой план кажется мне неслыханно дерзким, рисковым даже. Поэтому я, например, не успеваю составить пошаговой схемы своего хладнокровного ухода с этой вечеринки. Да-да, я собираюсь кидануть его по полной. И Франка сюда внедрить: уйти отсюда не одной, а с ним. Выйти, по крайней мере.

И... ничего у меня не выходит, ясное дело. Каро права – я по уши, по самую макушку завязла в нем, залипла в вожделении его, как в сладком джеме, и это вожделение у меня примерно того же цвета, что и мое платье.