Грань

Недавно один его заказчик принял у нас ремонт подземного гаража и похвалил за расторопность и профессионализм. На это Рик, просто и неистово меня обняв, сказал грубовато:

— А это потому, что у меня партнер зашибись – ей палец в рот не клади.

И, не удержавшись, чмокнул в щеку.

Да, так и втянул он меня, хотя когда-то я наотрез отказалась быть его партнером.

— Не зарплату ж мне тебе платить, Кать? – пытал он меня, когда мы с ним валялись потом в постели, «отлеживались». – Ты так же, как и я, пашешь. Значит, доля.

За справедливость он.

— Левак. Поймают. Неохота потом перед Мартином выкручиваться. И перед налоговой. И хрен его знает, еще перед кем.

Я ведь не юрист и не бухгалтер и эти моменты не до всех тончайших тонкостей рублю.

— Давай тебя запишем.

— Кем?

— Кем хочешь. Вторым гендиректором... – он принимался гулять по мне губами и под каждую руководящую «должность» выбирал новый участок на моем теле. – Фином... Технарем... м-м-м... кем хочешь. Мне похер.

Заверения, что ему похер, сопровождаются бурными, смачными поцелуями взасос – или еще во что-нибудь, затем – всем остальным.

В итоге мы меня «записали». Теперь у «воздушной» фирмы под названием «Херрманн-Херманнзен» появился второй директор-совладелец, который, верней, которая уже и раньше все подписывала.

Его разговоры про «долю» я приняла всерьез и даже завела было разговор о том, что у меня есть что вложить. Но он даже наехал в шутку, сказал, чтобы не выдумывала, но чтоб отныне считала дела не только нашими, а и лично своими тоже.

***

Сегодня у Аквариуса, но на самом деле, конечно, у нас с ним принимают «школу». Об этом даже пишут в районной газете, возможно, не в одной. Мама присылает мне ссылку на статью, в которой, по ее мнению, наиболее точно рассказывается и о новом здании, и о проведенной работе. Показываю статью Рику. Он до того доволен, что, как мне кажется, даже забывает скроить кислую мину, увидев, что ссылка – от мамы.

«Отмечаем» бурно – берем на дом ужин из пяти блюд из О, Панамы, в которой однажды ему не удалось меня угостить, потому что приспичило пообедать мной, да и денег не хватило. А теперь его так распирает – весь ресторан купить готов. Он бы и в ресторан меня сводил, да недосуг задерживаться, ему ж еще домой возвращаться.

Смакуем вкусный и дорогой «пир», едим и пьем, закусываем друг другом, потом – еще, потом – добавка, потом – десерт, потом – на посошок. Затем он уезжает.

Я стою у окна, того самого, у которого он однажды «откачивал» меня, успокаивал, отпаивал чаем. Я смотрю из окна и, кажется, впервые провожаю взглядом его фары.

Провожаю, проводила. Остаюсь одна. Секунду тому назад, когда мне еще было видно его фары, он словно был со мной, теперь же я точно одна.

Устала, очень. Пока пировали, он и не заметил, как я устала. Я, может, и сама только сейчас заметила.

Если я у него на исполнительной должности, на руководящей должности – правда, не знаю, кем руковожу – то мне и в отпуск отпрашиваться не надо. Захочу – уйду. Хочу.

Все же хочется позвонить ему немедленно и – нет, не отпуск, а передышку, и не попросить, а взять. А его в известность поставить.

Проект завершили, пока ничего не горит. Пора выставлять счет, а когда нам заплатят, взять и пойти потратить мою долю – на что там тратят? На дорогие сумки, например. Или бриллиантов, там, себе купить... Только к чему мне бриллианты?

А что, пойти у нас в Панкове в «Крист» или, там, другой ювелирный на Широкой... При мысли о том, как иду и сама себе их покупаю, становится плохо до фантомной боли в зубах, как если бы кто-то попытался заставить меня разгрызть эти самые бриллианты.

Ладно, можно не бриллианты. И не сейчас.

Бабла мы с ним, конечно, подняли нормально. Это у меня уже много лет моя хорошая зарплата. У него же, наверно, еще не выветрился недавний синдром безденежья и острой необходимости пробиваться – он пьян успехом своих-наших начинаний, сегодня энтузиазм у него бил ключом.

Что ж, отчего не радоваться. Стараюсь не судить его строго, мне ведь никогда не приходилось ночевать где попало, не знать, что будет завтра и когда придется искать другой ночлег. Сейчас, вон, крутится – и мне подзаработать нормально так помог, и себя обеспечил. И снова все свои бабки – в бизнес. А ей колечко купит. Ну, или другой какой-нибудь айсик. Не знаю, на какой у них там сейчас все стадии.

Б-ли-ин, стремота-то какая.

Что за день подведения итогов? Спросить-то не у кого, но тянет: как я тут оказалась?..

Я раздолбана в хлам. Только что от меня уехал любовник, уехал к «своей официальной» отмечать достижение целей, а меня оставил подыхать... э-э-э, блин... отдыхать: провожать глазами его фары.

Как меня так угораздило? Неужели мне нравится так? Ладно, перед ним шифруюсь, чтобы в грязь лицом не ударить, а то еще, не дай Бог, жалеть начнет. Может, жду, что ему самому надоест.

Только зря жду, по-моему – его-то все устраивает. Две лучше, чем ни одной – и он безжалостен. А потому, что не за что жалеть. Ему. Себя. А меня? Только по факту. А по факту – это только то, что он видит. Что он видит? То, что я показываю, наверно.

Редко со мной такое бывает, но именно сейчас, когда он там с ней отмечает, я тону. Тоже мне, придумала. Ведь когда тонешь – разве ж это кстати? Это всегда некстати. И мне хочется, чтобы он спас, как тогда, от Михи. Или не он, а кто-нибудь. Жаль только, я не знаю, кому поручить это щекотливое дело – не привыкла, чтоб меня спасали.

— Мамочка?.. Мам Лиль?..

Застоялась там, замечталась. Расклеилась. Не услышала телефона.

Слышу мамино, произнесенное тихим, упавшим голосом: — Катюш... – и тут же моментально соображаю, какая я пустоголовая дура, из-за какой фигни переживала.

Ведь я живу так, как мне хочется и все у меня есть, по крайней мере, то, чего я сама хотела. Живу, гружусь там чем-то левым и не слышу, что мне поздно вечером и уже не первый раз звонит мама. Обычно мама так поздно не звонит и мне уже только поэтому давно полагается быть жутко встревоженной.

Встревоженность накрывает-таки, когда беру телефон.

— Катюш, да у меня... словом, ничего серьезного, просто...

— Мам Ли-и-иль?! – верещу уже почти.

— Нет-нет, нормально все у меня. Все в норме. Анализ подтвердил.

Испытываю настолько громадное облегчение, что даже не сразу додумываюсь спросить, почему ей так срочно понадобилось сдавать этот самый анализ – просто рада, что он таким хорошим оказался, ишь, вон, подтвердил.

Но тут мне стукает в голову, что она недавно говорила про предстоящее обследование.

— ЦТ показала, — говорит мама, – нет признаков миокардита – на который меня постоянно на ЭКГ проверяли, — поясняет она. – Просто сегодня ж нашу школу «принимали», а я не попала. Так жалко...

Бо-же, думаю, какие эти «взрослые» ... дети, когда не надо.

***

Взрослые... На самом деле никакие они не взрослые.

Май – маета... Забавно, что в русском так. И у меня тоже так.

Мне кажется, мы сто лет уже так живем. Что я всю свою сознательную жизнь вот так долблюсь... и прячусь... Стоп, а вот это уже из другой пьесы.

Нет, все-таки ограничения во всех вызвали такую атрофию, что люди сломались. Никто не верит в возвращение нормального. Помимо этого, стагнируют и шопинг, и путешествия. Вот туроператоры и идут в разнос – разбрасывается никому не нужными путевками за бесценки. У них сезон горит.

Так, посмотрим...

— Привет, — Рик берет телефон и будто ушам не верит – не он звонит мне, а я – ему. Но вроде обрадован.

— Привет.

Когда, блин, номер сменишь. Мой удалишь. Да я не знаю, что. Достало шифроваться и «не звонить и не писать» — а мало ли, увидит Нина. Не говорю, конечно – думаю.

— Счет готов? – спрашивает он, подразумевая «школу».

— А то.

О деньгах, о деньгах все. О деле... Достал – я ж не за тем тебе звоню...

— Я тут нашла кое-что у себя. Ты забыл. Завтра на объект завезу тебе.