Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 27



С земли она так. и не смогла больше подняться:,с разбега гнедая вскочила ей на грудь передней ногою, прижала к земле, а копытом другой ноги принялась колотить кентавричку по запрокинутому лицу…

Мигом лошадь забила юную полукобылу-полуженщину до смерти. После этого, ощутив полное удовлетворение, кобыла поскакала ликующим галопом вослед запаху дикого пота, в котором уже ничего человеческого не было и не могло быть.

А у только что убитой кентаврицы, оказывается, тоже был под мышками запах ырдымор пелеярва. ЧЛ на самом же деле весьма нгифо, то есть отвратительно и непримиримо для всякой кобылы, которая любит своего супруга и не хочет, чтобы он унюхал это не у нее самой, а в каком-то ином случае, далеком от супружеской любви.

Извилистым и длинным ущельем продолжалось то замкнутое пространство между отвесными скалами, которое раньше было наполнено живым лесом, а теперь из-за неосторожности кентаврской молодежи с огнем выгорело дотла. Пепел и обугленные кочерыги стволов наполняли Большую предгорную равнину, и лес горел здесь сплошняком, как в печке дрова.

Для кентавров не осталось ни единого съедобного корешка или побега, и нация решила, не сговариваясь, устремиться через звериное ущелье в нагорную страну, где раньше жили древние кентавры и где, по рассказам стариков; было очень много леса и еды.

Там росла даже дикая лачача, которую никто не сеял, и ее можно было есть сколько угодно, не вступая с самками в разные хитрые и трудные игры!

Пробежавшие первыми кентавры оставили за собою в сером пепле отчетливые черные цепочки следов, по которым двинулись остальные беженцы, испуская голодные стоны и мучительно перхая, кашляя и чихая от гаревого удушья. Первые, самые сильные и проворные, пробежали выгора поодиночке, а следом идущие брели скопом, поднимая тучи черной угольной пыли, едва видимые в ней, как черти, идущие в тумане ада на свою работу.

А те первые, что раньше других вбежали на каменистые донные уступы ущелья, увидели на крутых склонах не тронутые огнем пожара кусты, отливающие синеватым налетом, — заросли веруськи со вполне зрелыми ягодами. И полезли, с грохотом оскальзываясь на камнях, оголодавшие кентавры по малодоступной крутизне.

Кое-кто из них без особого труда добрался до еды и повис в скалах, утвердившись на камнях лошадиными ногами, одной рукой держась за куст, а другою обчищая с его веток синие ягоды. Но для многих подъем был неудачным — они съезжали вниз, испуганно припадая на брюхо, вместе с гремящей каменной осыпью.

Некоторым же совсем не повезло: добравшись до куста и кое-как утвердившись на скале, сгорбясь в старании удержать равновесие и судорожно хлеща в воздухе хвостом, кентавр только начинал сбирать с куста ягоду горстями, как вдруг ветка, за которую он держался, внезапно обламывалась, и несчастный запрокидывался через голову назад, взмахнув в воздухе всеми четырьмя копытами, и стремительно улетал вниз, разбиваясь на каменных уступах.

И все же с кентаврион голодных воинов благополучно пристроились к ягодным кустам, наконец-то заимев возможность наполнить хоть чем-то свое беспредельно оголодавшее брюхо.

Но тут стали набегать последующие, обсыпанные пеплом, с черными лицами, на которых сияли непонятным блеском глаза с яркими белками. Эти угольно-черные тоже пополни наверх к тем, которые уже пристроились к еде и которые, узрев подбирающихся к ним снизу, стали махать задними ногами, отлягиваясь, но при этом не отвлекались от начавшегося процесса насыщения.

И на крутосклонах завязывались драки, в результате дерущиеся вместе скатывались вниз, колотясь о каменные уступы, оставляя на них кровавые кляксы. А на освободившееся место к ягодному кусту подбирались другие черные кентавры, щелкая зубами от голода, — по несколько воинов на кустик веруськи.



Некто мохнатый, черный догадался стрелять из лука в-тех, кто подбирался к одному из ягодных кустов. Стоя внизу, под скалою, кентаврон прицельно всаживал стрелу меж лопаток очередному, который пристраивался к ягодам. И катились один за другим вниз подстреленные мохнатцем однополчане, пока у него не кончились все стрелы. Тогда он сам полез к кусту, но кто-то вослед идущий, такой же угольно-черный, как и другие, схватил его за хвост, намотал на кулак и сдернул вниз. И мохнатец рухнул на камни, сжимая в руках вырванный из земли куст веруськи.

И таким образом вскоре все кусты ягодные были выдраны с корнем, драться было не из-за чего, и, осознав это, кентавры сползли со скал и побежали в ущелье. Там тянулся извилистый каменный коридор, холодный, темный и безветренный, пропахший странным звериным смрадом.

Сюда никакие кентавры не проникали с тех давно позабытых времен, когда они переселились с — гор в- речную долину. Здесь, в тихом ущелье, было царство горных хищников, для которых самой природою было создано множество весьма удобных нор и пещер.

Красивые пятнистые снежные барсы и огромные бурые львы удивленно прижмуривали глаза и, склоняя головы то на одно плечо, то на другое, смотрели на измызганных черных кентавров, высунувшись из своих пещер. Беженцы же кентаврские тесной толпою валили мимо, чихая, перхая, кашляя и отхаркиваясь черным пеплом прямо под ноги царственных хищников.

Не сдерживаясь, многие, из встревоженных своей судьбою кентавров пускали шипучие голодные ветры в нос чувствительным зверям. И косматый лев с громадной головою, настоящий великан, не выдержал, вскочил с места, яростно рявкнул и, развернувшись, с возмущенным видом удалился в глубину пещеры.

Передние наиболее шустрые кентавры проскочили самое дно звериного ущелья, и вскоре перед ними явился узкий ход наверх, к вершине горного перевала. То был путь по извилистому распадку, заваленному камнями, — унылый и безжизненный камнесброс, где надлежит громоздиться до скончания веков всем этим случайно скатившимся сверху бездушным обломкам скал… И многие из кентавров, выбравшихся на это место, начали в отчаянии хвататься за животы, скорбно перхать и вякать и падали на камни, а некоторые так и умерли.

Впереди никакой пищи не было видно и воды тоже. И кентавры все как один громко взвыли: «Серемет лагай! Серемет яагай!»- призывая милосердную Быструю смерть. Но она и не думала являться ко всему племени: лишь несколько счастливчиков испустили на этом месте дух от тоски и испуга, остальным надо было набираться мужества и карабкаться вверх по каменистому распадку.

Тем более что и пути назад для них не было — уже давно хищники, живущие семьями в ущелье, опомнились от растерянности и начали ловить проходящую мимо добычу.

Из каменного ущелья неслись жалобные вопли детенышей и кентавриц. Ленивые львы и осторожные барсы хватали наиболее доступное и одновременно самое, вкусное — молодняк кентаврский и женщин. Выпрыгивая из своих пещер, львицы настигали кентаврят и, схватив их за шеи, тащили еще живыми в свое логово, где складывали в кучу про запас.

Суета в ущелье поднялась изрядная. Огромный лев-великан, растерявшись во всей этой неразберихе, то налетал и ударом лапы сваливал какую-нибудь жирную кентаврицу, то, бросив ее, кидался преследовать подвернувшегося кентаврен-ка, с отчаянным визгом убегавшего от него.

И наконец лев, совершенно осердившись, заревел во всю глотку так, что оглушил всех находившихся в ущелье, после чего схватил заваленную кентаврицу, закинул ее на плечи и бегом унес в свою глубокую пещеру.