Страница 5 из 14
Плотный сибирский снег стал ноздреватым. Он постепенно, день за днем таял от весеннего солнца, и вскоре по улицам поселка с журчанием побежали ручьи.
Однажды Ермотик спросил у меня:
— У нашего артиста есть какая-нибудь обувь, кроме этих насквозь промокших рваных сапог?
— Не знаю.
— Вы же друзья.
— Я не подумал об этом.
— Эх вы, молодежь, не умеете вникать в судьбу людей!
В это самое время вошел Михаил Александрович.
Увидев мое смущенное лицо, начальник станции спросил:
— Что случилось?
— Надо бы помочь этому мальчишке, — объяснил Ермотик.
— Что за мальчишка? — переспросил Михаил Александрович.
— Артист.
— Да… Дело говоришь. Пальцы его торчат. Чего доброго, еще ревматизм схватит, — сочувственно сказал начальник станции.
— Если бы у него сменная обувь была, сапоги его можно было отдать в ремонт. Рядом со мной живет старик сапожник, — заключил Ермотик.
— Погоди… У моей дочери сохранились старые, совсем неплохие ботинки, — вспомнил Михаил Александрович. — Бадма, приходи возьми эти ботинки.
Приоткрылась дверь красного уголка.
— Бадма, у меня к тебе дело.
Дверь сразу захлопнулась. Я побежал и за руку привел мальчика.
— Здоров, артист! — сказал Ермотик.
Мальчик подал руку сначала начальнику станции, затем секретарю парткома.
— Почему ты избегаешь меня? — прямо задал вопрос Ермотик.
— Когда я избегал тебя? — Боря черными бусинами глаз уставился на секретаря.
— Когда захожу в красный уголок, ты бежишь, как от нечистого духа…
— Есть тому причина, — угрюмо ответил Боря и замолчал, считая, что вопрос исчерпан.
— Что за причина? — вмешался в разговор Михаил Александрович.
Боря с молчаливым восхищением смотрит на начальника станции. Стройная фигура, красивая железнодорожная форма, да еще на плечах серебряные погоны со звездочками. Да, такому человеку можно и позавидовать…
— Вы же будете ругать.
— Кого?
— Моего друга.
— Почему? — удивился Ермотик.
— Что он пускает сюда посторонних…
Взрослые засмеялись. Ермотик схватил мальчика за руки и тепло сказал, вглядываясь в него, точно увидел впервые:
— Ну, артист, ты всегда будь таким… отзывчивым. Это хорошо, что ты так заботишься о своих друзьях… Какое же у тебя дело к Бадме? — вспомнил Ермотик, Мальчик хитровато ответил:
— Этого нельзя говорить. Это наша тайна…
Ермотик и Михаил Александрович ушли.
Боря долго молчал, уйдя в какие-то свои сокровенные нелегкие мысли.
— Знаешь, Бадма, — сказал он наконец задумчиво, — а они ведь не такие плохие люди.
15
В детстве я любил собирать в степи тюльпаны. Вы видели, как цветут тюльпаны у нас в степи? Вряд ли существует более величественная красота на свете.
Цветы, вечером похожие на скромные колокольчики, утром неузнаваемы. Поднимается солнце, и, напившись его тепла, тюльпаны распускают во все стороны свои красные шелковые лепестки. И волнуется и колышется степь, устланная разноцветными коврами. И так хочется утонуть в этих коврах и дышать пьянящим воздухом нашей родной калмыцкой степи.
Мой маленький друг расцвел, как эти тюльпаны.
Мать сшила ему из подаренных солдатами обносков штаны и рубашку. Ботинки, подаренные начальником станции, пришлись совсем по ноге.
Боря теперь сам похож на маленького солдата. Голос его с каждым днем, кажется мне, становится чище, звонче, задушевнее; в свои пляски он вносит все новое и новое, разнообразит движения, придумывает сложные фигуры.
Как-то на станции появилась маленькая русская девочка, со светлыми волосами и голубыми глазами. Стоя на перроне, она изумленно и восторженно следила за калмычонком, а потом тяжело, судорожно вздыхала, видя, как солдаты одаривают Борю хлебом и сластями.
«Эй вы, солдаты, — думаю я, — посмотрите хоть кто-нибудь на эту девочку, подайте ей хоть один кусочек. Солдат, эй, солдат… повернись сюда… Девочка, маленькая девочка, шагни же туда, подойди к тому солдату… Если он увидит тебя, солдат обязательно даст хлеба, сахара… Шагни туда, вперед!..»
Девочка стоит на месте среди суетящихся людей, глотает слюну.
Калмычонок поет и пляшет перед солдатами, его ласкают, обнимают, хлопают в ладоши. Вот он уже старается изобразить что-то несусветное. Переворачивается через голову. Солдаты смеются, подзадоривают.
Вдруг откуда-то появляется немолодой майор, приглядывается.
— Зачем строите из ребенка клоуна? Само горе пляшет перед вами.
Солдаты смущаются.
Гудит паровоз. Разбегаются по вагонам. Поезд трогается с места.
Маленькая девочка, положив палец в рот, стоит и смотрит на Борю восхищенно и завистливо.
Мальчик направился к выходу. И вдруг увидел девочку.
— Ты почему плакала? — спросил Боря.
— Жду папу… — Девочка глубоко вздохнула. Крупные слезы потекли по ее бледным щекам.
— Не плачь. На́ хлеба… Бери вот сахар. — Рука Бори потянулась к сумке.
Маленькая русская девочка и маленький калмычонок вместе пошли в сторону поселка.
Теперь Боря стал кормить не только свою больную мать. А я крепко привязался к мальчику. Мы очень много говорили с ним в красном уголке. И много молчали. А когда мой юный друг уходил домой, я часто думал: «Кем же он будет, когда подрастет? Художником, артистом, ученым, инженером, врачом, учителем, машинистом паровоза, зоотехником, агрономом?.. Кем же он станет?»
Потом я мечтал: кем бы ни стал мой друг Боря, он всегда будет приносить людям радость. Он станет очень умным человеком, с горячим сердцем, доброй душой, смелым и преданным.
— Ты почему плакала? — спросил Боря.
16
Пришел наконец день, которого ждали годы, — День Победы.
Девятого мая люди обнимали, целовали друг друга. Не смолкали радостные песни. Даже поезда, которые проходили в этот день через нашу станцию, гудели беспрерывно, и их гудок вливался в общий радостный гомон возбужденных людей.
Рядом с ликованием жило и горе. Старухи и старики, у которых погибли на войне сыновья, женщины и вдовы, чьи мужья пропали без вести, юноши и девушки, не дождавшиеся отцовских писем. Они безутешно плачут.
Я хочу как-нибудь сдержать себя. Креплюсь. Но это не удается. Слезы катятся сами.
— Не плачь, — утешает меня Боря и нежно гладит мою руку.
У мальчика у самого глаза блестят, как вишни под дождем. Но он не плачет, как я. Борю я считаю своим большим другом. Порою он мне кажется ровесником.
Он тоненькими пальцами смахивает слезы с моих щек и шепчет:
— Не плачь.
— Боря, Боря, — вздыхаю я глубоко.
— Что? — спрашивает мальчик и прижимается ко мне.
— Я никогда не увижу своего отца.
Я задыхаюсь. Мои плечи вздрагивают. Я вспоминаю лето 1942 года. Вижу сквозь сетку слез серую бумажку, которую получила моя мама: «Ваш муж геройски…»
Боря ласково касается моих волос. Его маленькая ручонка кажется мне нежной, как рука моей матери. Когда я был маленьким, меня так же гладила моя мама. А папа… Нет, нужно взять себя в руки.
На мою шею падает жгучая капля. Глаза Бори тоже наполнены слезами. Я не задаю ему вопросов.
Мальчик говорит сам:
— Я, наверно, тоже не увижу папу.
— Увидишь, обязательно увидишь, — убежденно, горячо говорю я, забывая о своем горе.
— До сих пор нет его.
— Война только сегодня кончилась.
Боря вздыхает.
17
В этот выходной день мы с мамой пошли копать землю под картошку неподалеку от поселка.
Работа с непривычки идет тяжело. Самое трудное — это первый день. Молчит мама, молчу и я. Копаем и копаем.
У мамы спина устает быстро, она хочет распрямиться, прогнать боль. Но спина ее, как застывшая, не поддается. Мама долго стоит, согнувшись, как коромысло…