Страница 14 из 16
В родной посёлок Андрей Рубцов вернулся почти инкогнито. Десятилетним мальчишкой уехал отсюда с родителями в сторону Москвы (отец быстро продвигался по партийной линии), и вот, теперь вернулся, уже Андреем Петровичем, пятидесятилетним крупным бородатым мужчиной. Он словно прятался за разросшуюся чёрную бороду. Словно раньше никогда не носил её, а теперь отпустил специально, чтобы спрятать своё прежде безбородое лицо. И осанка Рубцова совсем не шла к разбухшему от вещей рюкзаку за плечами, с которым прибыл он в посёлок. Ему бы в самый раз добротный кожаный директорский портфель в руки подошёл. Но появился Андрей Петрович Рубцов в родных местах именно таким: в надвинутой на глаза серенькой кепке, в потёртой ветровке цвета хаки, в кирзовых сапогах и с большим рюкзаком на спине. На плече висело убранное в чехол ружьё. А за руку Андрей Петрович держал девочку лет пяти-шести. В синем берете, красном пальто и красных резиновых сапожках, жалась она к единственному родному ей человеку в этом совершенно незнакомом и чужом мире.
Совершенно инкогнито вернуться всё же не получилось.
– И вы, значит, к нам на жительство? – принял их в администрации глава посёлка, Алексей Иванович Галкин.
– Да, – коротко ответил Рубцов, прячась за чёрную бороду и серый козырёк кепки.
– А скажите, бывали вы прежде в наших краях? – пытался, напротив, всмотреться в лицо приезжего Галкин.
– Нет, – без охоты чеканил односложные ответы гость.
– И родственники ваши никакие Рубцовы у нас тут не жили никогда?
– Нет.
– Ага, значит, нет. Ну, а чего ж именно к нам? Посоветовал, что ль, кто? – не отставал Галкин.
– Да нет, так, красиво у вас тут.
– Это так, это так, красиво у нас. Ну, а жить-то где будете? С жильём-то туго у нас. Ежели на постой кто пустит…
– Я слышал, избушка лесника у вас давно пустует, – перебил главу и на секунду выглянул из-под серого козырька приезжий.
– Есть такая, есть, – поймал колючий взгляд чёрных глаз Алексей Иванович. – А кто ж вам сказал про неё?
– Сказали.
– Она, конечно, бесхозная, но запущена давно, нежилая. Как там печка? Как окно? Никто ж не смотрел сто лет. И стоит далеко, за каменной пустошью. Зачем вам туда с девочкой? Лучше по посёлку поспрошайте. Тут и море – вот оно, и берег хороший, галька мелкая, песок. А там камни такие, что к морю не подойти…
– И ещё… Мне бы машину у местных купить. Посоветуете кого-нибудь?
– Да вон, Пашка Крикунов «Ниву» продаёт. Вполне нормальная машинёшка, рабочая, и отдаст недорого. Прямо по улице, по правой стороне, зелёная крыша, – махнул на окно Галкин. – Только на камни всё же не лезьте. Острые они, не живёт там никто.
– Спасибо за подсказку, – поднялся со стула и повернулся к выходу Рубцов, – пойдём, внучка.
– А родители-то у внучки где? – спросил вслед Алексей Иванович.
– Далеко, – не оборачиваясь, ответил бородач, – одни мы.
И они вышли.
– Э-э, нет, дорогой, так не бывает, – уставился на закрывшуюся за гостями дверь глава администрации, – чтобы сразу столько совпадений. И Рубцов ты, и Андрей, и отца твоего, как у нашего Андрейки, тоже Петром звали… И к нам именно заявился со всеми этими совпадениями… – Галкин перевёл взгляд на окно, в котором видны были уходящие по улице мужчина и девочка. – Не бывает так. Андрейка ты и есть, одноклассник мой, хошь и бородатый теперь. А что лицо своё за бородой прячешь, так то уж другой вопрос. Видать, втайне тебе побыть надобно.
А через пару часов в администрацию пришёл Пашка Крикунов.
– Иваныч, здорова! – заулыбался с порога.
– Здоров, здоров, да здоровей видали.
– Ну, чё, спасибо тебе пришёл сказать за покупателя, – протянул руку Пашка, – держи краба. Ты где такого откопал?
– Какого такого?
– Так он не торговался даже. Сколь попросил, столь и дал. Я ему с такой радости и запчасти, какие были, все загрузил, и бензина бак залил.
– Ну, значит, с такой радости ещё и пузырь с тебя. Вишь, какого клиента хорошего тебе подогнал.
– Да не вопрос, пошли, раздавим, время как раз – обед. А он откуда взялся-то, клиент этот? Знакомый твой, что ль?
– Да так, не пойму пока. Может, и знакомый.
– Во, блин, странности. Ну, не хошь, не говори, – Пашка присел на стул. – Но колючий он, мужик этот, прям заметно. Озирается всё, как словно опасается кого. Я его так просто спрашиваю, чё за винтарь у тебя, расчехли, покажь. А он, ты прикинь, рыкнул на меня: «Не твоё дело». Ты понял? Вот чё он, а?
– Да хрен его знает, чё он?! – вспылил Галкин. – Пошли, давай, пузырь раздавим!
– Ну, так я и говорю, пошли.
Они пошли к Крикунову, расположились там и за житейскими разговорами налегли на самогон.
«Всё им расскажи да покажи, – мысленно ворчал Рубцов, загружая в «Ниву» купленные в поселковом магазине продукты, кастрюли, топор, лопату и другие необходимые для предстоящей жизни в избушке отшельника вещи. – Своими делами меньше интересуются, чем чужими. А Лёшка-то, одноклассничек, меня, кажется, узнал. Это плохо…»
– Деда, мы сейчас в наш домик поедем? – спросила внучка. Она стояла рядом с машиной.
– Да, Анечка, сейчас в наш домик поедем. Вот сложу всё в машину, и сразу поедем. Ты забирайся на сиденье. Давай подсажу.
Собрались. Выехали в час. От посёлка до избушки лесной дорогой километров двадцать. Близко, казалось бы, и день впереди длинный. Но середина мая в этих краях – ещё далеко не лето, ночью в воздух возвращается минус. «Как там печка? Как окно?» – помнил слова Галкина Андрей Петрович и гнал машину к каменной пустоши. Думалось: «Сейчас пока всё обсмотрю, пока исправить может что придётся, пока мало-мальски порядок наведу, уж сумерки подступят. Успеть бы ещё до ночи-то».
Дорога вела от посёлка до Каменного башмака, как раз до заброшенной избушки. Потом поворачивала и вдоль речки уходила в таёжную глушь. Повезло, время не разрушило бревенчатую постройку, даже нижние звенья у неё не подгнили. И листы жести на крыше, покрашенные когда-то суриком, хоть и покрылись сплошь ржавчиной, но ни в одном месте не продырявились. Стёкла в двойных рамах тоже уцелели. Это понятно: ребятишки без взрослых тут оказаться не могли, а взрослым без причины стёкла бить… Зачем? Да никто здесь давно и не жил подолгу. По всему видно. Так, мимоходом если.
– Вот, Аня, это и есть тот домик, где мы будем жить, – вынул из петли державшую скобу проволочку Рубцов и открыл скрипнувшую дверь. – Давай посмотрим его.
– В нём темно и страшно, – остановилась на пороге девочка.
– Не бойся, Анечка. Мы с тобой сейчас зажжём лампу, наведём порядок, и все страхи уйдут вместе с темнотой и пылью. А вечером мы затопим печь. Побудь пока на улке, рядом с дверью тут.
Андрей Петрович вынес из избушки какой-то облезлый, но ещё крепкий стул, смахнул с сиденья пыль и усадил на него внучку. И взялся наводить порядок: выбрасывал прочь старое залежалое тряпьё, бегал с ведром к речке за чистой водой, прометал, мыл, чистил, расставлял… И за пару часов управился. Избушка изнутри просветлела, задышала, словно реанимация вернула её к жизни.
– Ну вот, Анечка, – вышел за внучкой Рубцов, – теперь заходи, теперь чисто тут. Лампу мы с тобой вместе засветим.
– А кто здесь раньше жил?
– Совсем раньше, очень давно, жил лесник, а потом никто не жил. Много лет никто не жил. Теперь вот мы пришли жить. Неплохо же здесь, правда?
– А мама с папой приедут сюда, когда вернутся из другой страны?
– Мама с папой… – сбился Андрей Петрович, – мама с папой… они обязательно когда-нибудь вернутся. Только я ещё не знаю, когда. А пока мы поживём здесь с тобой вдвоём.
– Но тут ни одной моей подружки нет. Тут никого нет. Одни камни. С кем мне тут дружить и играть?
– Ну, игры мы с тобой придумаем, – подвёл Рубцов Аню к сбитому из досок столу. А сейчас давай мы фитилёк в лампе зажжём. Видишь, сумеречно уже, а нам ещё печку надо затопить и поужинать. Ты же голодная у меня. Голодная?
– Да.
– Ну, так вот.