Страница 13 из 16
– А побрызгайте на меня, – снова, как в прошлый раз, подставляла весёлые лица ребятня, когда священник, закончив обряд, пошёл к машине.
И он кропил, кропил всех и сам радовался не меньше ребятишек.
– Святой отец, – встал вдруг перед ним Сергей Сыскин, – а покрестите меня… прям вот здесь… прям щас, а…
– И меня, – встал рядом Александр Игонин.
– Неправильно это будет, – ответил им священник, – так вот, сразу. Подготовиться человек должен: исповедаться, молитвы прочесть…
– Так вот она, моя исповедь, – кивнул на часовню Сергей, – и молитвы мои – в ней же.
– Ага, – поддакнул Александр.
– Да, тоже верно, – улыбнулся батюшка. – Но… так и купели здесь нет. Без купели-то как?
– А это чем не купель? – шагнул Сыскин к большому металлическому баку, в котором во время строительства держали воду. – В нём, если на дно на колени встать, то вода до горла достанет.
– Так пустой он…
– О-о, это мы мигом, вы только скажите. Река у нас тут рядом.
– Холодна уже вода в реке.
– Ничего, нам такая в самый раз. Ну, так как, святой отец?
– Что ж, коли так, то уж и мне было бы неправильно не поддержать вас в стремлении вашем. Давайте готовиться. Мне потом в соседней деревне женщину неподвижную крестить, так с собой у меня всё.
– Вот спасибо! – засуетился Сергей. – Мужики, давай, скопом! Мы щас мигом…
Через пару минут все подходящие вёдра из ближних домов зачерпнули речной воды и понеслись от берега к храму. И ещё раз, и ещё… – вот уже и полон строительный бак.
– Никогда не видел такого, – дивился и радовался батюшка, надевая белые рукава. – Праздник, воистину праздник.
– Всё, святой отец, наполнили, – подошёл запыхавшийся Сергей. – Вы скажите, что ещё нужно?
– Немного надобно: крестики нательные и белые рубахи, вот и всё.
– У меня есть.
– И у меня, – поставил вёдра Александр.
– Попросите родных своих, чтобы принесли их сюда, – приблизился к наполненному речной водой баку священник. – А покажите-ка, люди добрые, где солнце всходит.
– Там… там… – наперебой стали показывать деревенские жители, – за часовней как раз, в той стороне.
– Вот, значит, там и надо зажечь нам три свечи. Есть ли кто желающие держать их?
– Я, я подержу, – поспешила назваться, чтобы не опередили, старушка Лазарева.
Второй подошла взять свечу ещё одна старушка. А третьим вызвался Иван Логин:
– Давайте мне. Я с Саниным протезом, считай, ходить заново начал. Так я для него не только свечку, я для него хошь костёр в руках держать буду.
– Стоять-то долго, устанешь, – крикнули из толпы.
– Ничё, я уж обучился, выстою.
– Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, – начал батюшка, – ныне и присно и во веки веков. Аминь.
И зажёг три свечи, и кадил купель, и трижды крестил в ней воду.
– Крещается раб Божий Сергей во имя Отца, – голова Сергея погрузилась в воду под ладонью священника в первый раз. – Аминь. И Сына, – погрузилась во второй. – Аминь. И Святаго Духа, – погрузилась в третий. – Аминь.
Следом погрузился в купель Александр. Потом стояли они рядом – в белых рубахах, с крестиками на груди, помазанные елеем.
– Как чисто мне! – подняв руки вверх, пытался вдохнуть, вобрать в себя синее осеннее небо Сергей. – Как чисто мне!
Александр тоже смотрел в небо и дышал им, дышал, дышал…
– А как же ваша часовня в холода обогреваться будет? – перед отъездом спросил батюшка.
– Не сомневайтесь, святой отец, – улыбнулся с прищуром Сергей, – будет тепло в нашей часовенке.
Не по сезону удивительно тёплая погода продержалась ещё неделю, и холод взял своё. Небо в один день выцвело. В резких порывах ветра летели вперемежку ржавые умершие листья и первый снег. Люди поёжились и включили в домах отопление.
– Красота с газом! – радовалась деревня важному новшеству. – Ни угля тебе не надо, ни дров, ни золу выгребать. Нажал кнопку на котле, повернул ручку – и вся забота. Топится круглые сутки, только посматривай. Так и горячая вода ж ещё вдобавок! Красота!
А в часовне не было ни батарей, ни обогревателя, ни хоть какой-нибудь печурки. Но неведомо откуда идущее тепло согревало её не меньше, чем отопление жилые деревенские дома.
– Серёг, – допытывался удивлённый народ, – ты скажи, как такое может быть? Чё ты такое придумал?
– Да ничё я не придумал, – пожимал плечами и хитро посмеивался Сергей. – Я ж говорю: чудо.
И только Володька Егоров (ну, и Анна Вильгельмовна, конечно) знал про фокус друга с тёплым полом. Но на людях об этом ничего не говорил.
«Здорово Серёга придумал, – думал он. – И пусть оно живёт, наше маленькое чудо. И пусть все так и представляют, что само собой в часовне тепло берётся. Есть теперь где согреться людям и душой, и телом. И хорошо это».
Берег острых камней
Волны, волны, волны… Сутки, месяц, год, год за годом, всю жизнь – волны, волны, волны… Издалека, всевластные, подмяв под свои валы полмира, докатывались они сюда, холодные шеренги в чёрных мундирах. Докатывались и бросались без секунды раздумий на скалы. Бросались и гибли, ничего не оставляя от себя, кроме пены, которая вскипала и дыбилась, как седой песец, на шее склонившегося к воде каменного чёрта. Выгнув корявый хребет, развернув крутые плечи, гранитный исполин, казалось, пытался обхватить бесконечными ручищами и поднять над землёй всю морскую лохань. Он надменно смотрел на ревущее, набегающее на него войско. Следом за погибшей шла новая шеренга – и новый песец истлевал на шершавой шкуре безразличного ко всему победителя. Безумные волны… На этой сокрушающей их грани они разом теряли могущество и безраздельную власть, а на трон восходил другой властитель – серый камень.
Между скалистым берегом и темнеющей вдали кромкой леса тянулась на десяток километров вдоль моря каменная пустошь. Здесь занимала она свою часть мира и имела название – Каменный башмак. Неподвижная, немая, безлюдная пустошь имела, под стать имени, ещё и самый скверный характер: каждый камень на её пространстве был очерчен множеством острых граней. Словно точильщик из неведомого параллельного мира, где иные представления о пользе и целесообразности, перепутав свой и наш миры, тысячи лет невидимым приходил сюда с наждачным кругом и старательно затачивал каменные грани. И заточил. На свет явился Каменный башмак – хмурый, враждебный всем берег острых камней. Свободный берег, с богатым морем и таёжными кладовыми – приходи, бери, обживайся. Но примерить на себя башмак желающих не находилось. Зачем маяться и ноги в дикой глухомани сбивать, когда вокруг обжитых удобных мест хватает? Заскочить сюда поживиться, а потом добычу домой утащить – другое дело, таких желающих много. А корни в мёртвый камень пытаться пустить – это уж увольте.
В уже далёкое теперь советское время на лесной быстрой речке с каменистым дном, впадающей у края пустоши в море, жил в рубленой избушке лесник. Неприхотливый, с несложившейся личной жизнью, небольшой бородатый мужичок, имел он в своём хозяйстве собаку, двустволку с потёртым прикладом и лодку с мотором. Очень просилась в пару к названию данного места фамилия мужичка – Сапог. Может, сказать для смеха, поэтому и находил он общий язык с Каменным башмаком. Скудно, просто, без поклонов, но соседствовали как-то. Местным охотникам лесник не мешал. Они жили так, как жили в этих далёких местах уже сто лет. В тихие дни Сапог на казённом моторе ходил краем моря в посёлок прикупить провизии и водки. Возвращался, садился в пустой избёнке и заливал горькими стаканами жизненную нескладуху. Напившись, выбирался в сумерках на острые камни и с руганью палил из ружья во все стороны света. Так жизнь его потихоньку шла. А в конце мутных девяностых лесник исчез, бесследно, навсегда, вместе с собакой и ружьём. Ружьё списали, лодку отогнали в посёлок, Сапога забыли. Избушка осталась бесхозной на лесной речке, как тёмный бугор рядом с серыми камнями. Лет десять пустовала.