Страница 4 из 13
Кладбище, квартал 16. Ростов -на-Дону. 2015 г.
В октябре 2023 г. надгробие разрушено варварами.
Бабушкина квартира
С бабушкой Идой в квартире на Горького. 1956 г.
В этой квартире родились моя мама, её брат, я, мои дети. Трёхэтажный доходный дом построил в 1900 году Абрам Ошеровский. Адрес: улица Сенная (ныне Горького), 102 (ныне 90). Расположение Абрам выбрал неплохое. Рядом в те же годы выстроили Реальное училище, позже здесь находился физмат Ростовского университета. На здании две мемориальные доски: писателю-диссиденту А. И. Солженицыну (выпускнику) и композитору С. В. Рахманинову, дававшему там концерты. А чуть дальше стоял некогда польский костёл, на его послевоенных развалинах мы мальчишками играли.
Мой родной дом на ул. Горького нынче не узнать… 2019 г.
Доходный дом Ошеровского был довольно комфортабелен. Девять пятикомнатных квартир с двумя балконами каждая, паровое отопление (котельная в подвале дома). Когда в 1918 году большевики захватили Ростов и реквизировали особняк, семья смогла переселиться в свободные квартиры и умудрилась закрепиться там до позднесоветских времён. Правда, все квартиры, кроме нашей, профессорской, из-за подселений стали коммуналками. В квартире № 1 жила Полина Борисовна Ошерович, жена бабушкиного кузена. А до 1936 года там жила и бабушкина мать Лея Иоселевна. (Могу предположить, что в отличие от набожного и уравновешенного мужа была она резковата. Бабушка вспоминала, как она требовательно кричала Оскару, бабушкиному брату: «Оська гелд!») в квартире № 2 жила бабушкина сестра Люба со своей семьей, там же – сестра Любиного мужа Полина Ильинична Дунаевская. Квартиру № 8 занимала кузина Нюся Ошерович с мужем Арнольдом Субботником и семьей. А девятую – семья старшей бабушкиной сестры Клары. Её правнучка, Роза Бобовникова, и ныне там.
Тут сделаю небольшое отступление касательно смены, модификации
фамилий мужчин-евреев. Эта уловка помогала избежать рекрутирования на мучительные 25 лет в царскую армию. Добавлю, что зачастую евреев принуждали в армии креститься, а для облегчения «воспитательного процесса» при Николае I рекрутировали в 12 лет и 6 лет, содержали их до восемнадцатилетнего возраста в специальных воспитательных учреждениях, в срок службы не засчитывали. Не подлежали призыву единственные сыновья. Отсутствие братьев-однофамильцев в сочетании с весьма немалой взяткой рекрутёрам, каковую могли дать купцы,
способствовало уклонению. В бедных же еврейских семьях нередки были случаи преднамеренного калечения детей. Итак, фамилия моего прапрадеда была Ошер. В следующем поколении пошли Ошеры, Ошеровичи, Ошеровские. А в семье моего отца замены фамилий оказались ещё радикальней: у прапрапрадеда Трейвуса и его жены Ципы один из сыновей получил фамилию Ципельзон.
Но вернусь к нашему дому. Один балкон каждой из квартир выходил на улицу Горького, усаженную тополями и акациями. Запах цветущей белой акации и поныне сводит меня с ума. Второй – большой, с лестницей чёрного хода – во двор, когда-то с клумбами, но на моей памяти изуродованный самостроем – раннесоветскими малыми домишками, построенными без разрешения. Помню, как приходили с чёрного хода молочница, старьёвщики, жестянщики («Кастрюли починяю!»).
Комнатный ледник ростовской фабрики «К. Л. Сегель»
В мои детские годы дом пребывал не в лучшей форме, да и война оставила следы. Котельная была разрушена. Согревались мы от двух печек, которые топились углём. Над кухонной висел большой бак для воды: когда печь топилась, в ванную поступала горячая вода. Так что топить приходилось иногда и летом. А зимой, пока не было парового отопления, топили все три печки. Раз в неделю приходила прачка Малаша. Топила, варила бельё в огромной выварке, тёрла на жестяной стиральной доске. Помню появление первой неуклюжей советской стиральной машины с ручкой и валиками для выжимания сверху.
В 1955-м котельную отремонтировали, заработали батареи отопления. Потом в дом провели природный газ. Печки демонтировали. Но ещё до
этого мы избавились от ледника. Это был деревянный комод, в верхний ящик которого загружался заготовленный с зимы лёд. Его привозили и меняли каждые несколько дней. В 1954 году дед купил холодильник, первый советский потребительский холодильник ЗИС. Он прослужил мне до 1991-го. А швейной машине «Зингер» износу не было. Наши на ней шить не умели. Но по нескольку раз в год приходили портнихи. Елена Васильевна производила латку, штопку, подкоротку, пригонку и прочие простые работы. Сара Измайловна (Сарочка) была модной женской портнихой. Бабушка и мама отмечали её высокий вкус, подолгу обсуждали с ней фасоны. Были у нас и домработницы.
На смену леднику пришёл первый советский холодильник «ЗИС-Москва»
Швейная машинка «Зингер» имелась чуть ли не в каждой семье. Даже спустя 100 лет после выпуска они продолжают отлично работать
Такая же стиральная машина появилась в нашей квартире
Износу не было и дубовому паркету. Его натирали воском. Приходил однорукий полотёр, ловко орудовавший ножной щеткой, – растирал воск. В пятидесятые купили электрополотёр. Мне пришлось немало им поработать. В восьмидесятые пришлось пол отциклевать. Он стал непривычно светлым. Покрыли лаком и о воске забыли.
Лето в Ростове жарковато. Пользовались вентиляторами. Первые советские оконные кондиционеры появились в восьмидесятые. Дорогие. Похуже – бакинские. Но мне удалось купить донецкий. Это было чудо, хотя и гудевшее изрядно.
В квартире было пять комнат, одна – тёмная, без окон. Там стояли шкафы и огромный сундук; бывало, спала домработница. Весной туда складывали, обильно пересыпая нафталином, зимние вещи. Самая большая комната с балконом – столовая. Там же стояла кушетка бабушки Иды. Рядом кабинет (он же спальня) дедушки Саши. Книжный шкаф во всю стену, старый большой письменный стол, негатоскоп для просмотра рентгеновских снимков. Ещё одна большая комната – мамы и отца (c 1962-го – только мамы). Мамин большой, покрытый зелёным сукном письменный стол, и моя комната. с огромным глобусом на шкафу.
Стены дома кирпичные, толстенные. Широкие подоконники, заставленные растениями в горшках. Любимое было – финиковая пальма, выращенная из косточки.
Ида Ошеровская и Александр Домбровский поселились в этой квартире, поженившись в 1923 году. Во время войны, эвакуации сюда вселилось несколько семей. Почти всю мебель сожгли в печках. Повредили пол. Вернувшись в 1944-м, дед добился возврата квартиры, выселения всех самозахватчиков. Немногие предметы пережили войну. Один, очень полезный, – точилка для ножей, прикрепленная к косяку кухонной двери. Она и все последующие ремонты пережила. Через сибирскую эвакуацию прошло немного столового серебра да альбомы семейных фото. Эти альбомы и одна серебряная сахарница и поныне со мной.
Покупка мебели всегда в СССР была проблемой. Мама ездила в Москву, стояла там в очередях, умудрилась привезти в Ростов
«рижские» (!) столовую и спальню. Дефицит качественной мебели в СССР был чудовищный, а в Прибалтике с производством было много лучше. Дедушка Саша заказал у ростовских столяров огромный книжный шкаф во всю стену кабинета, и книг всегда помню много. В шкафах, на полках, на столах, диванах… Заполоняли квартиру.