Страница 1 из 3
Верба
День святого Валентина
1. День святого Валентина
В учительскую постучали. Юлия Михайловна не ответила. Учителя стучаться не будут, а остальные пусть думают, что никого нет. Она отдыхала, удобно устроившись на диванчике и прикрыв глаза. Тот, кто был за дверью оказался настойчивым, постучал ещё раз, приоткрыл дверь, заглянул.
– О, Юлия Михайловна! Так и думал, что вы здесь. У меня для вас кое-что есть.
Юлия Михайловна в удивлении воззрилась на подростка. То, что в школе отмечается День святого Валентина, она, конечно, знала: на педсовете обсуждали мероприятие, назначали ответственных.
Ей поручили оформить короб для открыток-валентинок, которые потом разнесут адресатам старшеклассники. Но не предполагала увидеть почтальона с крылышками феечки, что продаются в магазинах игрушек. Забавно: взрослый мальчик и в таком наряде.
Интересно, а её Саша согласился бы исполнить роль подобного почтальона? Сын учился в этой же школе, в первом классе.
И ещё больше удивилась, когда рядом с ней положили десять валентинок. Она усмехнулась про себя: надо же, какая популярность. Одну открытку узнала сразу – Сашина. Мельком видела, как сын мастерил. На душе сначала стало тепло, а потом тоскливо. «Купидончик» замялся:
– Юлия Михайловна. Вы нам очень нравитесь. Ну, не ругаетесь, двойки не ставите, рассказываете интересно. Это вам от нашего класса, – он вынул из сумки коробку конфет и протянул учительнице.
– Спасибо, – женщина с искренней благодарностью посмотрела на мальчика. Он смутился и убежал.
Стало неловко: сконфузила ребёнка, но ведь действительно очень приятно. Она никак не ожидала, что ей – новенькой учительнице по рисованию – подарят конфеты. Надо же, коробка конфет! Завтра они устроят дома настоящий праздничный обед. Саша обрадуется.
Она усмехнулась и вздохнула: кто бы мог подумать, какая пропасть будет лежать между 14 февраля этого года и того, восемь лет назад.
***
Юлина учёба в институте искусств подходила к концу. Студенты последнего курса всех направлений решили устроить эдакий прощальный концерт, посвящённый Дню влюблённых.
В холле вуза повесили плакат (из шести листов А0!) – приглашение на праздник для преподавателей и тех, кто по неведомым причинам, оказался в отрыве от институтского флешмоба. А перед входом в зрительный зал устроили выставку работ студентов-художников на тему любви.
Юля стояла чуть в стороне от картин и наблюдала за публикой. Она в последний момент решилась выставить свои зарисовки объятий, считая их слабыми даже для набросков: ничего более подходящего ко Дню влюблённых у неё не было. Она предпочитала графические пейзажи. И переживала, что этим работам достанется много негативных комментариев.
Возле картин крутился один из преподавателей. Знакомые с музыкального направления, у которых он читал историю музыки, рассказывали про него всякие страшилки и к семинарам готовились, как к последнему бою, сдача экзамена с первого раза считалась подвигом, ну, а «отлично» в зачётке было чем-то необъяснимым и мистическим.
Роман Васильевич рассматривал работы и кривился: да, нынешних художников можно (с натяжкой) назвать абстракционистами, авангардистами, символистами или модернистами, но до классицизма, академичности им, как до луны, а уж о флорентийской манере и упоминать смешно, да и, вообще, знают ли они что это такое. Роман Васильевич сокрушённо покачал головой в такт своим мыслям. Не считал он абстракционизм или символизм высоким искусством, не считал. Тут его взгляд упал на полупрозрачные зарисовки обнажённых тел.
– А это что за…– он поднял глаза, чтобы найти слушателя и высказать ему своё возмущение, но замолчал не договорив.
На него огромными голубыми глазами в обрамлении пушистых чёрных ресниц смотрела высокая брюнетка в красном мини-платье, с ногами, как говорится, от ушей. Нежное бледное лицо порозовело от смущения, а пухлые, яркие без помады губы, шевелились:
– Вам не нравится? Пожалуйста, объясните мне. Я хочу понять, что здесь не так.
Роман Васильевич молча таращился на девушку. О чем она спрашивает? Не нравится? Да как может не нравится такая писаная красавица. Она – идеал во плоти. Где-то глубоко внутри шевельнулось и затихло ощущение узнавания.
– Что вы! – его голос дал «петуха», и он закашлялся, прочищая горло, – Это ваши работы?
Получив улыбку-подтверждение, он с жаром принялся нахваливать наброски, предназначенные минутой ранее для порицания, находя в них всё больше и больше красоты, изящества, мастерства и высокого смысла.
Девушка внимательно слушала, наклонив голову к собеседнику. Мужчина был ниже на голову. Она видела тщательно зачёсанную проплешину среди мышиного цвета волос. Но то, как он рассуждал о её работах очень нравилось: оказывается, она талантлива. А она-то думала…
Она что-то спросила, а он рассказал ей о рисунках Дюрера, привёл в пример Матэ, упомянул Фаворского и закончил обзором графики Дали. Он рассказывал так живо и интересно, что создавалось ощущение его личного знакомства с этими людьми. Юленька завороженно слушала, удивляясь, как могли наговаривать на такого умнейшего и интереснейшего человека её знакомые.
Они забыли про концерт. Он предложил прогуляться, она согласилась. В свете фонарей искрились невесомые снежинки, обгоняли спешащие куда-то люди, а они всё говорили и говорили.
Тот день сблизил их. Юленьке были не важны возраст Романа, невзрачная внешность и маленький рост. Она как-то сразу влюбилась, но не решалась открыться.
Он был внимателен, нежен, заботлив, интересен в разговорах, но при этом, как бы невзначай, всегда придавал нужное направление в мыслях девушки, поправлял в рассуждениях.
– Юленька, ты так наивна, так чиста. Ты прямо, как небожитель – всех любишь, понимаешь. Многие захотят воспользоваться твоей добротой. Тебя нельзя оставлять без присмотра, – ласково говорил мужчина, приобнимая девушку и проводя пальцами по её скулам и чуть вниз по шее.
Юленька млела от ощущения защищённости, надёжности и чего-то пока неведомого, но прекрасного рядом с взрослым мужчиной, который так понимал и ценил её. Как-то так случилось, что несмотря на яркую внешность, у неё не было кавалеров. Её мама говорила:
– Юля, ты серьёзная и романтичная одновременно. Мальчики тебя не понимают.
Дочь вздыхала, но меняться ради мальчиков не хотела. Не понимают – ну и не надо, не доросли, значит. А познакомившись с Романом твёрдо уверовала, что принять её может только зрелый человек, разбирающийся в тонкостях души и искусстве.
Она безоговорочно впитывала его утверждения и взгляды, и укоряла всех, кто, по мнению возлюбленного, мешал жить и раскрываться в искусстве. (А таких людей и обстоятельств оказалось много).
Рома доверительно рассказал, как мечтал стать известным музыкантом. Но у него есть старая мать – женщина одинокая и простоватая. Он вынужден заботиться о ней, помогать, присматривать, чтобы не натворила глупостей.
– Тут не до искусства, – с горечью вздыхал мужчина.
А ещё он подавал в аспирантуру:
– Но, Юленька, ты же понимаешь, там только «свои». Сколько на вступительные экзамены пришло людей, которых я и в глаза в институте не видел, но они оказались – то чей-то племянник, то чья-то внучка. И где они до этого были – не понятно.
Рома сдал экзамены, конечно, не так блестяще, как те. Но его всё же заметили и оставили в вузе. Долгое время он был просто ассистентом, потом уже назначили преподавателем. И он, несмотря на то что не имеет учёной степени, даёт лучшие знания, чем остепенённые.
Юля сочувствовала и как могла старалась утешить, растворяясь в любимом. Роман Васильевич преисполнялся гордостью: в него влюбилась молодая красивая женщина, она принимала его установки, не замечала дурных черт и не просила ничего взамен.
Им даже не пришлось скрывать свой роман в институте. Юленька вышла на диплом и появлялась в вузе не часто. Свидания проходили в парке, подальше от тех мест, где могли встретиться знакомые. Прогулки, редкие посиделки в кафе и бесконечные разговоры. А однажды, когда было особенно промозгло на улице, Роман Васильевич пригласил Юлю к себе.