Страница 8 из 30
– Простояли, – рассказывает, – на балконе полночи, проговорил о том о сем, а когда коршуны устали ждать и разлетелись, отец девчонки моей вызвал по телефону такси, чтобы я спокойно доехал до дома.
На реплике «вызвал такси по телефону» я усмехнулся. Не было в конце восьмидесятых мобильных телефонов, по которым нынешние люди привыкли вызывать такси.
Мартын будто прочитал мои мысли. Глаза покосились влево – придумывает, как выйти из положения.
Он приложил к уху руку, изображая, что держит в ней трубку дискового телефона, а указательным пальцем другой руки сделал круговое движение. Потом кивнул головой и добавил:
– Дисковый телефон. Вызвал такси по дисковому телефону.
Старый лис умеет читать мысли собеседника.
Сегодня после обеда объявили, что Бичу – бывшего мента, которые бывшими не бывают, – назначили комендантом, а Бича взял себе в помощники Мартына – вора в законе, которые тоже бывшими не бывают.
Иногда реальная жизнь подносит нам чистые драматургические ходы.
7 июля, вечер
На позициях три двухсотых из моего потока.
Сначала работала арта укронациков, потом было затишье, а в половине пятого начался ураган.
Повалило несколько деревьев на электропровода. Света нет.
При дожде птички не летают, значит, вражеская арта не работает.
Когда ливень порвал небо, вроде успокоился. Парням легче будет. Мокро и грязно, зато живы. И вот новости…
Погиб Китаец. Сказали, что погиб Китаец.
Дали свет.
8 июля, до прихода утра
Бабахает сильно. В одну и в другую сторону.
На второй учебной базе, где мы жили в землянках, один курсант из нашего потока застрелил другого. В шутку приставил к голове автомат и нажал на курок. Половины головы как не было.
Не всякий русский воин доблестный. Есть среди нас откровенные дебилы. Не хочется о них говорить. Стереть из памяти, чтобы не было, как той половины головы.
На пункте сбора добровольцев набралось человек восемь. Среди них были Ахмед и Смайл. По приезде на учебную базу мы подружились. Жили в одной палатке.
Потом к нам подселили Китайца, Кубань и Костека. Китаец с Кубанью приехали вместе. Два друга – метель да вьюга. Китаец безбашенный. Кубань головастый. Парни, как плюс и минус, противоположности друг другу. Держались вместе.
Костек – из Дагестана. Метр с кепкой. Золотые зубы. В каждой бочке затычка. Глупо шутил и старался быть на виду, чем немало раздражал меня. Как-то не выдержал и прикрикнул на него:
– Костек, знаешь основное правило солдата, которое спасает ему жизнь?
– Какое?
– Быть незаметным!
– Меня и так никто не замечает! – обиженно ворчал Костек и на секунду замолкал.
Через пару-тройку дней к нам присоединился двадцатитрёхлетний Ковбой. Жил он в другой палатке, но подружился со Смайлом – близкий для общения возраст, – поэтому частенько тусил вместе с нами.
С утра на полигоне, после обеда на теории, вечерами молодёжь в качалке, старики – я и Ахмед – на койках, а Китаец с Кубанью – парни среднего возраста – в курилке.
По рации:
– Командир, мы работу закончили…
– Отдыхайте, завтра с утра ещё много дел.
Бабахать перестало. Слышен только утренний собачий лай по располаге. Парни возвращаются по своим домам.
Нет, прилёты ещё есть. Редкие, но есть.
8 июля, утро
Ахмеда поставили на пост. Поскольку он неграмотный, то позывные и номера машин, которые проходят через него, не записывает, а напрямую передаёт по рации в штаб. Помимо этого, он сообщает по рации обо всём, что происходит рядом с его постом. Дежурный в штабе злится. Понимаю, конечно. Только иного выхода нет, людей не хватает.
Идёт уже пятый час работы Ахмеда. Он передаёт по рации:
– В кустах за будкой кто-то шевелится. Наверное, собака. Да, это собака.
– Так пристрели её, чтобы не мешала тебе работать! – в ответ орёт выведенный из себя дежурный по штабу.
– Собаку? Собаку я не могу стрелять, – отвечает Ахмед.
8 июля, вечер
Время в карауле уменьшилось до восьми.
Сегодня на дальнем посту. Тут спокойнее, потому опаснее. Мне легче. Мало людей.
Прилетала божья коровка. Села на броник. Ползала, ползала. Взял её, как в детстве, посадил на указательный палец левой руки и поднял вверх. Указательный палец правой руки – на контроле.
Божья коровка, улети на небо, принеси мне хлеба чёрного и белого, только не горелого.
Божья коровка не улетала. Спустилась по указательному пальцу вниз, поднялась на средний, потом опять спустилась, перешла на безымянный… Так обошла все пальцы. Развернулась и проделала тот же путь в обратную сторону.
Я назвал её Бовка (БОжья короВКА).
Руку положил на автомат. Бовка перемахнула запястье и, смешно пробираясь сквозь волоски на руке, поползла к складкам засученного рукава.
Жара спала. Пасмурно. Воздух тяжёлый.
Бовка перебралась на рукав камуфляжа, немного постояла и скрылась из глаз, убежав на другую сторону руки. Я сидел не шевелясь.
Прилетела вторая божья коровка и так же села на броник. Не стал её беспокоить просьбой принести хлебушка.
Божья коровка жила своей жизнью, ползая по броне и прикладу автомата, на который она легко перешагнула, поскольку тот был плотно прижат к груди.
Я назвал её Жьяко (боЖЬЯ КОровка) на французский манер.
Для общей картины не хватало только Госпожи Ро (божья коРОвка). Но третья коровка никак не прилетала.
Появился шмель. Его жужжание напрягало меня, поэтому я снял кепку и отмахнулся.
Наши парни вычислили координаты крупнокалиберного пулемёта укронациков. Вышли одноглазые. Один плюс пять уехали за грибами. Минус два без вести.
На войне лучше не привыкать к сослуживцам. Каждая утрата убивает внутри тебя что-то живое. Стараюсь дистанцироваться. Хорошо и тепло общаюсь со всеми, но при этом держусь на расстоянии. С божьими коровками хорошо дружить. Они похожи друг на друга.
Теперь для меня все божьи коровки будут Бовками или Жьяками. Так в моей голове каждая из них будет жить вечно.
В следующий раз (пусть это будет в новом году!) поймаю божью коровку, посажу на ладонь и буду разглядывать, чтобы понять, кто она: Вовка или Жьяко. А если повезёт, то и Госпожу Ро увижу. Толстенную-претолстен-ную, с бессчётным количеством чёрных пятнышек на малиновых (пусть будут малиновые!) крылышках.
Если принять за данность, что вечность существует, пока живёт человек, а каждого человека зовут Огого-шем, то Огогош вечен, как Вовка, Жьяко и Госпожа Ро.
9 июля, четыре утра
Всю ночь лил дождь. Под утро перестал.
Проснулся в час ночи. К двум на пост. Надо не спеша собраться. Сижу под навесом во дворе, пью кофе, курю.
К половине второго из своей конуры вылез Фома-два.
– Не спится? – спрашивает.
Я чуть не поперхнулся.
– Спится. Только на работу пора. Тебе тоже.
– У меня подозрение на пневмонию. Завтра с утра на больничку еду. Можно кофе?
Фома-два, не дождавшись ответа, берёт мою чашку и делает из неё глоток.
– Теперь и у меня будет пневмония, – говорю.
– Яне знаю, что такое пневмония.
– Это воспаление лёгких. От него умирают чаще, чем от пули на войне.
– А-а-а-а, – растягивает Фома и делает ещё один глоток из моей чашки.
Фома-два – потому что в подразделении есть ещё один Фома. Тут двойников много. Малой, Малой-два-три-четыре-тридцать. Добрый, Старый, Кот и т. д. – все с номерами.
Фома продолжает светскую беседу, допивая мой кофе:
– Мне тоже на пост, говоришь?
– Да.
– А куда?
Открываю телефон, на который фотографировал расписание.
– На дальний.
– У тебя неправильное расписание. Мне не туда.
– Правильное. Туда.
Не было ещё ни одного дня, чтобы Фома пришёл на пост вовремя и на тот, на который нужно прийти. Он уже неделю ходит как лунатик. Еле передвигается. Уговорил его вчера сходить к медикам. Отказывался, ссылаясь на то, что ему теперь уже ни чем не помочь. По правде говоря, он меня пугает. Разговаривает сам с собой, смотрит в пустоту или сквозь собеседника, будто не видя его, ходит медленно. Похож на зомби.