Джамбр

В какой степени крестьяне были зависимы от феодалов, можно себе представить из следующего примера: крестьянин по имени Какос, проживавший в деревне Вагаршапат (мульк Эчмиадзинского монастыря), продал свой сад слуге ереванского хана Сару-Махмуду, который был одновременно даругой. Какос продал сад без ведома своего мулькдара (т. е. Эчмиадзина). Узнав об этом, эчмиадзинский патриарх добился расторжения сделки.

Феодалы пользовались каждым удобным случаем, чтобы увеличить тяжесть эксплуатации. В 1722 г., оказавшись в тяжелом положении, жители Ошакана попросили у патриарха Аставацатура денежную помощь в размере 150 туманов, взамен чего дали письменное обязательство выплачивать Эчмиадзину с этого момента вместо одной десятой части урожая одну пятую. Такой же случай имел место в деревне Франканоц. Эчмиадзин, приобретя эту деревню в 50-х годах XVII в., взимал с крестьян ренту-мульк в размере одной десятой части урожая. При патриархе Абрааме Мшеци крестьяне, попав в бедственное положение, испросили у патриарха денежную помощь в размере 40 туманов и дали письменное обязательство с этого момента платить Эчмиадзину одну пятую часть урожая. Симеон Ереванци рассказывает также о дальнейшей судьбе этой деревни. Крестьяне, разоренные жестокой эксплуатацией и военными действиями, покинули деревню, и она оставалась ненаселенной, как и многие другие селения этого района.

Возможно, что то же самое случилось и в деревне Ошакан, так как Симеон Ереванци пишет, что в дальнейшем в Ошакане поселились кочевники из племени муганлу (которые отказались платить Эчмиадзину мульк), а коренные крестьяне Ошакана — армяне — разбежались.

Когда крестьяне проявляли непокорность или же вовремя не платили ренту, мулькдар либо подвергал их телесным наказаниям, либо в качестве карательной меры производил массовое выселение виновных. Так, например, когда жившие в Ошакане крестьяне, принадлежавшие к племени муганлу, отказались платить Эчмиадзину мульк-ренту, патриарх изгнал их из Ошакана.

В Восточной Армении земельные отношения были неразрывно связаны с проблемой воды: без воды невозможно было вести земледельческое хозяйство. Так же как земля, вода была предметом купли-продажи, захвата и т. д. Увеличивая свои земельные владения, феодал стремился обеспечить эти земли водой. Феодалы теснили крестьян, лишая их возможности пользоваться естественными водами, которые феодал отводил на свои земли, в свое хозяйство. Симеон Ереванци в “Джамбре” в специальном разделе (гл. 18, стр. 191—202) подробно описывает оросительные каналы и искусственные водоемы, которые были приобретены или построены католикосами. Эта глава замечательна еще и тем, что автор сообщает о противоречиях и вражде, существовавших между феодалами и крестьянами.

Так, по свидетельству Симеона Ереванци, крестьяне Куль-тапы и других деревень постоянно находились во вражде с Эчмиадзинским монастырем “из-за воды, из-за земель и пастбищ для скота”. Эчмиадзин всячески препятствовал крестьянам деревни Куль-тапа пользоваться водой для полива их участков. Возмущенные крестьяне обратились к ереванскому хану с жалобой, в которой заявляли, что больше 80 лет живут в своей деревне и постоянно обрабатывали те земельные участки, которые Эчмиадзин теперь не разрешает им орошать. Хан решил спор в основном в пользу Эчмиадзина. Нередко крестьяне прибегали к захвату вод Эчмиадзина; в таком случае патриархи спешили обратиться за помощью к шахам и ханам. Например, патриарх Пилипос (1633—1655) обратился за помощью к шаху Аббасу II, заявив, что крестьяне захватили воду реки Касах. Вскоре был получен рагам шаха, согласно которому вода реки Касах была разделена на две части: половина воды была отдана Эчмиадзину, половина — остальным 20 деревням. Половина воды небольшой реки, конечно, не могла удовлетворить нужды крестьян стольких деревень, в связи с чем крестьяне “не переставали спорить и враждовать с Эчмиадзином”.

Следует отметить, что вопрос о характере водовладения в Восточной Армении в исторической литературе подчас решается неправильно. С. Егиазаров, например, заявлял, что ни община, ни землевладелец были не вправе отказать в доступе к воде: за пропуск воды через свою землю владелец не имел права требовать денежного вознаграждения[74]. Нетрудно заметить, что Егиазаров явно идеализировал земельно-водные отношения при феодализме. Ни один землевладелец, ни одна община без соответствующего вознаграждения не разрешали проводить оросительные каналы через свои земли. На этой почве нередко происходили кровопролитные столкновения, о чем свидетельствуют Симеон Ереванци, Захария Саркаваг и другие источники. Впрочем, С. Егиазаров противоречит сам себе. Продолжая развивать свою мысль, он пишет: “Очередная вода, которую в маловодных общинах фигурально называют “мор артасук” (“материнская слеза”), составляет частную собственность владельца: последний может продать свою воду или иным способом распоряжаться ею; даже сельский сход не может запрещать продажу очередной воды”[75]. Как эта “очередная вода”, так и земельный участок, через который проводили воду, составляли чью-то частную собственность. Спрашивается, какой собственник, будь то мелкий крестьянин, крупный феодал или же община, согласился бы на то, чтобы через его земельный участок провели воду, не предоставляя ему части этой воды или какого-либо иного вознаграждения, тем более, что вода как собственность являлась таким же предметом купли-продажи, как и земля. Взгляды Егиазарова на водопользование полностью поддерживали Лео и некоторые другие буржуазные историки, замазывавшие классовые противоречия, классовую борьбу в Армении в XVI—XVIII вв.[76].

По отношению к “непокорным” крестьянам феодалы принимали самые жестокие меры, вплоть до разрушения деревень и изгнания крестьян с земель. Примером может служить деревня Куль-тапа, откуда феодалы изгнали все население; деревня была разрушена. Впоследствии, когда крестьяне снова пытались вернуться в эту деревню, эчмиадзинский патриарх немедленно сообщил об этом ереванскому хану и вместе с ним снова разрушил только что построенные дома крестьян, а их самих разогнал.

Недалеко от деревни Ошакан жили крестьяне, принадлежавшие к племени муганлу. Вследствие споров из-за воды Эчмиадзин всячески старался выселить их оттуда, и когда с этой целью был отправлен в Ошакан местоблюститель Тер-Акоп, крестьяне напали на него и нанесли ему тяжелые ранения, в результате чего он умер. В деревне Карпи крестьяне, будучи недовольны действиями настоятеля монастыря, также напали на него и прогнали из деревни.

Всякое лицо или учреждение (монастыри и т. д.), которое освобождалось от налогов и податей, называлось арабо-персидским термином “ма'аф” (“му'аф”) — в армянском произношении “магаф”.

Симеон Ереванци в главе 14 объясняет, что означает быть магафом: “это значит, что ни католикосы, ни братия не обязаны платить светским властям никаких налогов, как платят миряне. Принадлежащие св. Престолу поля, виноградники, тока не подлежат измерению[77]; скот и вьючные животные не перечисляются; мельницы и тому подобные [имущества] не включаются в описи, за ввозимое и вывозимое не взимается пошлина; они не платят ни подушной подати, ни пятой доли произведений земли, ни десятины, ни подымной подати, ни налогов со скота, мулька и прочего, как принято вообще в стране; со всем своим имуществом св. Престол свободен во всем, как и есть до сих пор”. Важность этой главы “Джамбра” не только в том, что в ней подробно описаны все объекты, подлежащие налогообложению, но и в том, что указано, какие налоги и в каком размере взимались с населения.

И. П. Петрушевский приводит и анализирует около 35 налоговых терминов, существовавших в период господства Сефевидов[78]. Многочисленность налоговых терминов показывает, что финансовое ведомство старалось не оставлять без обложения ни одного возможного объекта. С другой стороны, необходимо иметь в виду, что в состав Сефевидского государства входили страны и народы, находившиеся на различном уровне развития общества, хозяйства, культуры. По-видимому, этим обстоятельством следует объяснить наличие различных налоговых названий и терминов, которые по существу могли быть определены двумя словами — “джинс” и “нагд”.

74

С. А. Егиазаров, Исследования по истории учреждений в Закавказье, ч, 1, Сельская община, Казань, 1889, стр. 249.

75

Там же, стр. 254.

76

***, 1946, *** 85 (далее — Лео, История Армении).

77

А. Папазян (“Аграрные отношения...”, стр. 300) отмечает, что в рассматриваемый период существовали два способа взимания ренты. Если землевладелец и крестьянин договорились, чтобы рента взималась соответственно урожаю, то землевладелец измерял урожай и согласно этому забирал свою долю. А. Папазян указывает, что этот способ назывался “хаст-о-буд” (***), т. е. “согласно урожаю”. Второй способ назывался “муката” (***): крестьянин должен был платить землевладельцу ренту не по урожаю, а по договоренности — либо деньгами, либо продуктами. В этом случае, пишет А. Папазян, урожай не измеряется, но установленный размер ренты не подлежит изменению. При измерении урожая сборщики податей и ренты часто допускали злоупотребления. Поэтому крестьянам было выгодно установить фиксированную ренту. Известно обращение общины деревни Индзнаберд к Эчмиадзину с просьбой определить размер ежегодной платы, чтобы монахи монастыря Нахавка “больше не измеряли мульк” (“Купчие...”, стр. 19 — 20).

78

И. П. Петрушевский, Очерки..., стр. 263 — 295. — В налоговых и податных списках, приведенных И. П. Петрушевским, отсутствует ряд терминов, как например, “ахтаз” (Закария Акулисский, Дневник, стр. 150), “шахмали” (***, 1873, *** 134 — Захария Саркаваг, История), “дин-ипеки” (Лео, История Армении, т. III, стр. 121 — 122). — Дальнейшее исследование источников может обнаружить еще новые термины. До сих пор все еще не изучена внутренняя жизнь отдельных ханств, в которых разные налоговые термины употреблялись в одном и том же значении или один и тот же термин обозначал разные налоги.