Чингиз-наме

Узбек и его сподвижники узнали об этих событиях. Они послали гонца к Баджир Ток-Буге с изъявлением покорности, сами же искали способ уничтожить его. Тот, в свою очередь, направил к ним гонца с ложной вестью: “Я поступил так потому, что опасался, как бы кто другой до их [Узбека] приезда не поднял головы и пожелал ханства. Допустимо ли, чтобы возжелал я стать ханом, когда есть сын моего повелителя?! Пусть государь приезжают. Что ханство это, что народ — все принадлежит им!”[134]. Между тем Ток-Буга только ждал прибытия Узбека и его сторонников, чтобы немедленно их уничтожить.

О его замысле некто по имени Сангусун предупредил Исатая. Узбек и его спутники приняли меры и сумели уничтожить “узурпатора”. Утемиш-хаджи так рассказывает об этом. Когда они вошли в ставку, то сразу “ринулись на Баджир Ток-Бугу. Не успел тот подняться [с трона], как подскочил Исатай и рубанул его по шее [да так, что] голова его отлетела на целый шаг. Алатай насадил [ее] на кинжал, поднял высоко и когда закричал: “Вот голова вашего владыки! Не двигайтесь со своих мест!”, — все оцепенели и замерли [на своих местах]. Потом носили эту голову по куреням и возглашали: “Впредь да не смеют провозглащать себя ханами черные люди!”. Когда убили Баджир Ток-Бугу, подняли ханом Хазрат Узбек-хана, и воссел он на троне”[135].

В благодарность за верность Узбек-хан (1312—1341) отдал всех огланов-Джучидов с их нукерами и другими людьми “в кошун черному человеку” Кыйату Исатаю. Сделал это он якобы потому, что Джучиды уронили честь рода Чингизхана, покорно признав над собой власть простолюдина, Алатаю он выделил эль, состоящий из племени минг[136]. Из пожалованных ему Джучидов Исатай освободил лишь Шайбанидов, выделив им двусоставный эль из племен карлык и буирак и разрешив поселиться в юрте, который еще Бату пожаловал своему брату Шай-бану, 5-му сыну Джучи, в районе озера Ак-Куль в Восточном Дашт-и Кыпчаке.

Истреблял своих сыновей и других Джучидов также и Бердибек-хан (1357—1359), за что получил в Дашт-и Кыпчаке прозвище Керкин-Котан-хан. Делал он это якобы по наущению своего аталыка Канглы Тулубая, который из мести умыслил извести Джучидов, так как по приказу Джанибек-хана (1341—1357) был казнен его сын-разбойник Самай (Сумай?). Репрессии привели к смутам: Кыйат Мамай увел правое крыло узбеков, как называлось тогда все кочевое население Дашт-и Кыпчака, в Крым, а Кыйат Тенгиз-Буга, сын Джир-Кутлу, сына Исатая, увел левое крыло на Сырдарью, в том числе и кошун Джучидов. Из этого вытекает, что знатное племя кыйат, из рода борджигин которого происходил Чингизхан, в это время в Дашт-и Кыпчаке разделилось. Бердибек остался в Сарае лишь со своими “внутренними людьми”[137].

Утемиш-хаджи оставил интересный рассказ об использовании кошуна Джучидов Тенгиз-Бугой. Он писал: “Очень наглым и злым человеком был этот Тенгиз-Буга. Жестоко истязал и унижал он огланов этих, что были из потомства государей его. Например, когда решил он возвести мавзолей над отцом своим Джир-Кутлы, то заявил: “Быть им строителями” — и всю работу по [возведению] мавзолея поручил им, никого больше не привлекая. Даже воду подносить, кирпичи делать и подносить их приходилось им. Много мук приняли они: у одних спина превратилась в рану, у других — грудь, у третьих истерзаны была ноги. [Так] рассказывают. А впрочем, Аллах лучше ведает!

Кроме того, ежедневно утром приходили огланы эти и сидели в кругу перед дверьми [юрты Тенгиз-Буги]. Всякий раз, когда устраивал он прием, играли музыканты хвалебный кюй, как только доходила до него чаша. [Так и] узнавали, что дошла чаша до бека,.. Снимали [тогда] огланы эти шапки свои, опускались на колени и стояли, пока не выпивал он чашу, и не прекращали играть мелодию. [Лишь] после того надевали они шапки свои.

Рассказывают. Устроил однажды зимой, в лютую стужу этот злосчастный прием. Вдруг послышалась мелодия. Скинули огланы эти в соответствии с повседневным требованием шапки свои и опустились на колени. Стоял мороз. [У того из них,] кого звали Хусайн-оглан, а был он из родичей отцов Тимур-Кутлук-хана [и] Урус-хана, обморозились уши и больше чем до половины отвалились. С тех пор стали называть его Корноухий Хусайн”[138].

Однажды зимним утром Джучиды, как обычно, сидели в кругу перед юртой Тенгиз-Буги, который как раз устроил прием. Музыканты играли мелодии йыба, йыравы пели йыры. “Какой-то человек, верхом на буром коне, плотно закутанный в волчью шубу и с туго затянутой шубой на коне, близко подъехал к юрте, спешился и привязал коня своего к крытой повозке, положил на повозку лук свой и стрелы и вошел в юрту. Все затихли...”[139]. Затем опять пир пошел горой. “И вот, были среди огланов этих два человека. Был один из них умным и мудрым. Звали его Букри-Ходжа-Ахмад. Кое-кто говорит, [что] звали его [также] Мудрый Сайчи-оглан. Другой был исполин, стрелок [и] богатырь, равного которому в то время не было. Звали его Кара-Ногай”[140]. Какое-то время спустя ундакчи пригласил Кара-Ногая к Тенгиз-Буге. Опять все стихло в юрте. Затем вновь воцарилось веселье[141].

Джучиды обсуждали происшедшее. Букри-Ходжа-Ахмад полагал, что гонец привез известие о смерти Бердибека и что Тенгиз-Буга решил в связи с этим захватить верховную власть в Восточном Дашт-и Кыпча-ке, потому он задумал провозгласить Ногая подставным ханом, а всех остальных Джучидов на завтрашнем корунуше перебить. Ногай, по мнению Ходжа-Ахмада, принял предложение Тенгиз-Буги. Поэтому им оставалось только схватить Ногая и силой вырвать у него признание. Если тот сознается, то им следовало заключить с ним “договор и условие”, провозгласить Ногая ханом, самим стать его нукерами, а Тенгиз-Бугу попытаться уничтожить.

Все так и случилось. Вечером (когда они разъезжались по домам) они схватили Ногая, и тот во всем сознался. Предвидение Ходжа-Ахмада подтвердилось. Джучиды заключили с Ногаем “договор н условие”, обязались быть его нукерами и провозгласить его ханом. Тот в свою очередь тоже поклялся “не преступать уговора”[142]. На следующий день они решили убить Тенгиз-Бугу и совершить переворот.

“Наутро, когда пришли они на корунуш, пригласили Ногая [в юрту], как [и] говорил он. Немного спустя пришел человек звать [и] их. Они же пришли с оружием. Когда отважно вошли все они в дверь, то [тут же] пустили оружие в ход. Ногай, [который] восседал рядом с Тен-гиз-Бугой на почетном месте, мгновенно придавил [его, и они] отрезали ему голову. Насадили [ее] на кинжал, вынесли наружу и возгласили:

“Смерти больше никому нет! Не двигаться со своих мест!”.

После того как народ утих на своих местах, усадили Ногая на белый войлок и все в согласии провозгласили [его] ханом.

Итак, оба они, сын Мангутая Хызр-хан и Кара-Ногай, в одном шесяце стали ханами. Только Хызр-хан стал ханом в Сарае, на троне [Саина, а] Кара-Ногай — на берегу Сыра, на левом крыле”[143]. Управлял Кара-Ногай вилайетами Туркестана. “Через три года он скончался. Ханом стал младший брат его по имени Туглы-Тнмур. В дафтаре, который находится у гордости султанов Хазрат Дост-султана, говорится, [что] Туглы-Тимур этот стал великим государем, правил Самаркандом и Бухарой. Срок его правления, однако, не известен. После него ханом стал Урус, сык Бадык-оглана”[144].

Изложенные по “Чннгиз-наме” события охватывают в основном первую половину XIV в. Они завершаются приходом к власти Урус-хана — основателя династии казахских ханов. С этого времени история Казахских степей более или менее адекватно, хотя и фрагментарно, получает отражение в тимуридской и других историографиях. Однако предшествующая история в этих же сочинениях освещена путано. Просто фантастически она описана в “Анониме Искандара”, на что многократно указывали источниковеды. Тем не менее этот источник, как это ни странно, продолжает использоваться широко, почти как основной.

134

Чингиз наме, л. 47а.

135

Чингиз-наме, л. 476.

136

Чингиз-наме, л. 48а.

137

Чингиз-наме, л. 50аб.

138

Чингиз-наме, л. 51 а.

139

Чингиз-наме, л. 51б.

140

Чингиз-наме, лл. 51б-52а.

141

Чингиз-наме, л. 52а.

142

Чингиз-наме, л. 52б.

143

Чингиз-наме, л. 53а.

144

Чингиз-наме, л. 54аб.