Страница 7 из 32
Говорил мне Абу-ль-Хасан Мухаммад ибн Ахмад ибн Омар ас-Сирафи, будто в трехсотом году[32] он видел в Омане[33] рыбу, которую отлив оставил на берегу. Когда эту рыбу взяли и потащили к городу, народ сбежался смотреть на нее, а эмир Ахмад ибн Хилаль приехал верхом вместе с войском. Рыба была так велика, что всадник свободно въезжал в ее раскрытые челюсти и выезжал с другой стороны. Длиной она оказалась больше чем в двести локтей, высотой около пятидесяти; а жир, извлеченный из ее глаз, был продан, как говорят, за десять тысяч дирхемов[34] с лишком. Капитан Исмаилуня рассказывал мне, что рыбы этой породы часто встречаются в море Зинджей[35] и в океане Самарканда[36]. Рыба эта называется валем[37] и может поломать судно. Когда она приближается к кораблю, моряки начинают стучать кусками дерева, кричать и бить в барабаны. Каждый раз, как валь выдыхает воду, подымается столб, вблизи похожий на маяк, а издалека — на корабельные паруса. Иногда он играет хвостом и плавниками, которые издали похожи на паруса лодок.
Житель Ирака, человек надежный, рассказывал, будто в Йемене[38] у одного из своих друзей он видел голову рыбы, на которой не было мяса, а кости при этом оставались целы. Рассказчик вошел в одно из глазных отверстий черепа и вышел с другой стороны, и при этом ему не пришлось даже нагнуть голову. В триста десятом году[39] челюсть одной такой рыбы привезли из Омана аль-Муктадиру[40]. Челюсть эту внесли через окно, так как в дверь ока не проходила. Рассказчик сообщил мне, что из глаза этой рыбы, челюсть которой доставили в Багдад, вычерпали пятьсот кувшинов масла или еще и того больше.
Вот что передавал мне Абу Мухаммад аль-Хасан ибн Аир со слов какого-то моряка.
Однажды рассказчик отправился на корабле из Адена[41] в Джидду[42]. Когда мореплаватели поровнялись с Зейлой[43], какая-то рыба нанесла судну ужасный удар. Никто из находившихся на судне не сомневался, что корабль пробит насквозь. Матросы спустились в трюм, но воды так оказалось не больше обыкновенного; и все удивлялись, как мог такой сильный удар пройти бесследно. Но когда моряки прибыли в Джидду, разгрузили корабль и выволокли его на сушу, они нашли в корпусе судна голову этой самой рыбы; оказалось, что рыба, пробив отверстие, застряла в нем, так что не осталось и щели. Она проломила корабль, во голову высвободить не смогла; голова отделилась от туловища и застряла в дыре. Тот же моряк, рассказывал мне, что часто на его глазах вскрывали пойманных рыб, больших и малых, и в их утробах находили других рыб, а когда вскрывали в этих рыб, то и у них внутри также оказывались рыбешки. Так случается, когда одна рыба проглотит другую, которая до того сама съела какую-нибудь рыбу.
Мухаммад ибн Бабишад ибн Харам рассказал мне нечто удивительное:
Когда он жил в Сирафе, одно из местных судов отправилось в Басру. После его отплытия в море началась буря, которая потопила немало кораблей. Сердца всех ждали вестей с моря; суда запаздывали. А на том корабле отплыло много моряков и других людей, и груз на нем был богатый. Однажды какая-то женщина купила рыбы и принялась ее чистить, В одной из рыб она нашла перстень с печатью — и вдруг узнала кольцо своего брата, который уехал на том самом корабле. Женщина принялась кричать. Весть разнеслась по всему городу, и дома всех жителей, родственники или друзья которых были на том корабле, огласились воплями. А потом, уже много дней спустя, пришло известие, что корабль разбился и что никто из бывших на нем моряков и пассажиров не уцелел.
Один капитан рассказывал мне, будто у берегов Йемена какая-то рыба в продолжение двух ночей и одного с лишком дня неотступно сопровождала его корабль. Она не отставала и не уходила вперед и проплыла рядом с судном больше ста семидесяти фарсахов. Длиной эта рыба была равна кораблю, а судно имело в длину пятьдесят локтей по рабочей мерке, то есть считая от под мышки до конца среднего пальца.
Я спросил рассказчика, почему морские животные Аравийского берега так неотступно следуют за судами.
«Причины бывают разные, — ответил тот. — Иные животные сопровождают судно, надеясь, что с него упадет что-нибудь съестное и они это проглотят. Бывает, что рыба когда-нибудь, раньше находила себе пищу на затонувшем корабле и поэтому, увидев судно, сопровождает его, надеясь, что и оно потерпит крушение, и воображая, что со всеми судами происходит одно и то же; вот и гонится за ним, как хищный зверь, в надежде на его гибель. А иная рыба, увидев корабль, дивится его виду и думает, что это зверь, находящийся частью в воде, а частью в воздухе; она радуется встрече с товарищем и из любви и симпатия к нему плывет с ним наперегонки, пока хватит сил; но наконец ее рвение истощается, она утомляется и отстает — ведь не все животные обладают терпением осла. Другие, напротив, плывут за кораблем до изнеможения из зависти и упрямства. Отставая и видя, что корабль опережает ее, рыба опять гонится за ним и со всего размаху наносит ему удар. Если судно уцелеет — хорошо, если же нет — будем молить Аллаха о прощении! Некоторые рыбы проявляют такую ярость, смелость и ловкость, что при виде судна для них не существует препятствий. Они наносят кораблю столько ударов, что опрокидывают его, а потом по своему обычаю пожирают все, что на нем находится, — да сохранит нас Аллах! Другие животные, напротив, при виде корабля приходят в ужас и, страшась за собственную жизнь, спасаются бегством. Нравы их вообще различны в зависимости от того, живут ли они вблизи населенных земель, в морях, знакомых людям, где часто проезжают путешественники и рыбаки, около обитаемых берегов, или же вдали от суши и людей, в пустынных морях, по которым не ходят корабли. Глубины морские, в которых нет ни суши, ни островов, ни берегов, — это особый мир. Благословен Аллах, совершеннейший из творцов!»
Капитан Абу-з-Захр аль-Бархатий был одним из видных лиц в Сирафе; прежде он был огнепоклонником, последователем индийской веры. Он пользовался всеобщим доверием; люди внимали слову его и доверяли ему свое имущество и детей своих. Впоследствии он принял иолам, совершил хаджж[44] и был прекрасным мусульманином. Вот что рассказал мне этот человек со слов одной женщины, обитательницы Острова Женщин.
Какой-то судовладелец отправился в плавание на принадлежавшем ему большом корабле. С ним ехало множество купцов из самых различных стран. Путешественники проезжали по морю Малату[45] и настолько приблизились к Китаю, что уже могли различить очертания гор. Но не успели они опомниться, как с той стороны, куда они направлялись, налетел противный ветер. Пришлось поневоле повернуть обратно и плыть по ветру. Морякам не под силу было справиться с настигшей их свирепой морской стихией, и ветер гнал их все дальше и дальше, в сторону Канопуса[46]. А уж кого на этом море течение заносит под самый Канопус, тот попадает в такое море, откуда нет возврата. Он попадает в бездну воды, наклонную к югу и текущую в ту сторону. По мере того как корабль подвигается вперед, морская поверхность с нашей стороны поднимается позади него, а впереди, ближе к югу, вода опускается. Возвращение оттуда немыслимо ни при сильном, ни при слабом ветре: судно ввергается в бездну морей, окружающих мир[47]. Люди увидели, что еще немного, и они войдут под Канопус. Вокруг была беспросветная, мрачная ночь; туман, поднимавшийся с моря, темнота, сырость и волны преграждали им путь к спасению. Путешественники не видели, куда плыть; волны бушующего моря то подымали их к небесам, то опускали до дна; всю ночь они плыли, окутанные туманом, по черной, как деготь, воде. А когда наступило утро, они его и не заметили из-за окружавшего их густого мрака, из-за тумана, сливавшегося с черной, как деготь, водой, из-за свирепого порывистого ветра.
В эту бесконечную ночь, находясь во власти дикого ветра и ужасных волн кипящего моря, на судне, которое взлетало на воздух, сотрясалось, стонало, трещало, ежеминутно ожидая гибели, путешественники попросили друг у друга прощения и помолились каждый тому божеству, которое чтил, так как это были люди разных вер — обитатели Индии, Китая, Персии и островов. Приготовившись к смерти, путешественники плыли еще двое суток, не отличая дня от ночи. На третьи сутки, в полночь, они увидели перед собой большое пламя, освещавшее весь небосклон. Охваченные ужасом пассажиры обратились за помощью к своему капитану. «О капитан, — сказали они, — видишь ли ты этот ужасный огонь, который заполнил небосклон? Он окружает все небо, а мы плывем как раз к нему. Лучше нам утонуть, чем сгореть. Заклинаем тебя истиной твоей веры, опрокинь корабль с нами в эту темную бездну: пусть никто из нас не видит своих товарищей и не знает, какой смертью они погибли, и не мучается их страданиями. Наша смерть простится и отпустится тебе после всего, что с нами случилось. Ведь за эти дни и ночи мы умирали тысячью тысяч смертей, уж легче умереть один раз». Но капитан ответил им: «Знайте, что эта опасность ничтожна и незначительна по сравнению с теми, которым подвергаются путешественники и купцы. Мы же, капитаны, связаны договором и обязательством не губить судна, пока оно цело и час его не настал. Ведь мы, члены сообщества капитанов кораблей, вступив на них, связываем с ними свою судьбу и жизнь: если корабль цел — мы живы, если он погибает — умираем и мы. Потерпите и покоритесь царю ветров и морей, который направляет их по своему желанию». Когда пассажиры отчаялись убедить капитана, они громко зарыдали и завопили, и каждый оплакивал свою судьбу. Если капитан отдавал через глашатая какое-нибудь приказание, например натянуть или отпустить канат, как иной раз бывает нужно на судне, подчиненные не слышали его слов за гулом моря и грохотом волн, за ревом ветра в парусах, снастях и канатах и за криками людей. Корабль мог погибнуть от такого бездействия матросов и от недостатков в своем снаряжении, а не из-за ветра и морских волн.