Искры

Каро выхватил из моих рук все эти грамоты и бросил их в печку. Пламя вспыхнуло, и более чем тысячелетние родовые грамоты превратились в пепел…

— Не нужно мне княжеское достоинство, дарованное в виде подаяния, в виде милости моим предкам, — взволнованным голосом сказал он. — Не стану я просить подаяния. Если сумею, я вновь приобрести то, что утрачено моими предками, то это я сделаю собственными силами и трудом. То, что было отнято силой меча, мечом же и должно быть возвращено! Но самое дорогое для меня — это кровь моих родителей. Вот за что я буду мстить нашим врагам прежде всего!..

Эти слова пробудили в моей глупой голове мысль, которая до этого почему-то дремала. Разве кровь моего отца не требует мщения? — подумал я. Разве из глубины могилы не призывает отец своего сына к мести? Турок держал пари с турком и ради испытания остроты меча и своей силы обезглавил моего отца и за это получил в награду чашку сладкого кофе! Какой позор! Какое унижение быть всю жизнь игрушкой этих варварских затей! В печке пергаментные грамоты еще горели, освещая хату синеватым пламенем.

— Ну-ка посмотри, что еще там есть, — сказал Каро, указывая на сундучок.

На дне его я нашел коробочку из слоновой кости, в которой находился медальон, украшенный бриллиантами. В медальоне искусной рукой был выгравирован портрет красивой женщины. Это был портрет матери Каро.

Он взял у меня медальон, взглянул на него и спрятал в карман. И я заметил, как из его глаз покатились слезы на бледное лицо… Но он быстро вытер слезы, стараясь скрыть их от меня, и, обратившись ко мне, сказал:

— Клянись, Фархат, что все, что ты слышал и видел здесь будешь хранить в тайне.

Я поклялся.

Через три дня после этого похоронили старуху Зумруд, о которой жалел весь город. Она была так добра, что не было в городе бедняка, который бы не пользовался ее помощью.

После ее похорон Каро исчез. Вместе с ним из нашего города исчезли еще три человека: Аслан, Саго и охотник Аво… Куда они исчезли — этого никто не знал…

Глава 12.

ТЕМНАЯ ТАЙНА

Вернемся к нашему рассказу.

Утром я проснулся рано, еще до восхода солнца.

Я нашел себя в том же таинственном минарете, но лежал уже не на голой земле, а на постели из сухой листвы. Под головой у меня вместо подушки лежала охапка сена, и я был укрыт. Видимо, друзья мои заботились обо мне, так как я еще не привык к суровой бездомной жизни. Двух богатырей-зейтунцев уже не было в минарете. Остальные, т. е. Аслан, Каро и Саго еще спали, на голой земле, неукрытые. Спали они глубоким и тяжелым сном. Мне казалось, что они всю ночь бодрствовали, так как видно было, что они только недавно вернулись откуда-то издалека. Грязь на их обуви еще не высохла. Спали они одетые, даже обутые. На них было оружие, хотя вечером за ужином я не заметил на них никакого оружия, за исключением кинжала.

Значит они ночью куда-то уходили, — думал я. Напоили меня вином допьяна, уложили спать, чтоб я не заметил куда они отправляются. А куда исчезли молчаливые богатыри-зейтунцы? Почему они не остались здесь? Почему Каро меня с ними не познакомил и не сказал мне кто они такие? Неужели он не доверяет мне?

Вот какие вопросы возникли в моей голове, когда я утром проснулся в минарете. Мне казалось, что я попал в какой-то заколдованный замок, что какая-то волшебная сила привела меня в это жилище злых духов, что Аслан, Каро и Саго — это лишь призраки, привидения. Не лучше ли бросить все и бежать к матери, склонить перед ней покорную голову и обещать ей, что я никогда не уйду от нее, что я буду вечно трудиться для нее и для сестер, лишь бы она не посылала меня в школу? Но когда я вспомнил страшный образ учителя, то мигом вернулось ко мне ясное сознание и наваждение исчезло. Я понял, что все, что я видел и вижу, не сон, не мечта, а действительность. И тотчас мое настроение переменилось. Нет, это не наваждение, не видение, не колдовство, думал я. Это мои добрые друзья. У Аслана ангельское сердце, Каро еще в школе любил меня, да и Саго славный, у него только язык злой, а сердце у него доброе. Нет, говорил я себе, останусь лучше здесь, не уйду от этих людей…

Когда я размышлял так, мой взгляд упал на спящих товарищей, и я вспомнил одну из сказок, рассказанных мне бабушкой. Эти три молодца мне представлялись сыновьями трех великанов, которых матери кормили не молоком, а человеческой кровью. Откуда возникло у меня такое дикое сопоставление?..

Каро спал неспокойно. Видимо, его томил какой-то кошмар. Во сне он говорил: «Убью, если не отдашь!.. Куда бежишь?.. Ведь моя пуля быстрее, чем твои ноги! Убей его, Аслан!.. Саго, осторожней, как бы кто не увидел!.. Они бежали туда, туда!..».

Эти бессвязные фразы он произносил на различных восточных языках.

Сон Аслана, напротив, был спокоен, как сон младенца. Лишь изредка он нежно улыбался. Он ничего не говорил во сне. Только один раз он произнес слово: «Соня». Бедняжка, подумал я, видимо, он любил ее раньше чем я. А может быть, он и сейчас ее любит?

Спящий Саго был такой же забавный, как всегда. Лицо его кривила насмешка. Видимо, он кого-то злит. Заря уже занималась. Отовсюду послышалось пение птиц. Дикие голуби, свившие гнездо в минарете, бились крыльями о стены и своды минарета, подымая глухой шум. Мне надоело лежать. Я встал, накинул пальто на спящего Каро и на минуту остановился около него. Он походил на огромную медную статую, которая лежала на земле. Его богатырская грудь тревожно вздымалась и опускалась. Я долго глядел на это лицо, которое внушало мне величайшее уважение и братскую любовь. И я нагнулся и поцеловал те уста, которые мне часто говорили: «Фархат, я очень люблю тебя», Он слегка вздрогнул, но тотчас же погрузился в глубокий и тяжелый сон. Я отошел.

Развалины, которые меня окружали, и минарет, в котором я находился, с детских лет внушали мне суеверный страх. Я слышал о них множество легенд и сказок. Среди этих развалин я был в первый раз, несмотря на то, что они отстоят от города на расстоянии четверти мили. Все суеверно сторонились и боялись подойти к этим развалинам. Но теперь непонятное любопытство тянуло меня туда наверх, на башню этого огромного минарета. Оттуда я хотел взглянуть на прекрасный божий мир. Я со страхом и благоговением стал подниматься по ступеням крутой лестницы. Всюду царила пустота и всюду не столько время, сколько фанатизм и суеверие превратили в развалину это чудесное произведение человеческого искусства, считая его остатком заколдованного замка царицы джинов.

Я страшно устал, пока добрался до вершины башни… Ах, как было там высоко! Весь Салмаст, освещенный лучами восходящего солнца, расстилался передо мной, словно многокрасочная чудная картина художника. Селения, сады, рощи, прекрасно возделанные поля — все сливалось в живописный пейзаж, на котором мой глаз различал знакомые места.

Вдали на высоком утесе стоят развалины Гарни-Яруга, того легендарного замка, в котором было пролито столько слёз и где погибло столько любящих сердец! По приказу из этого замка из объятий мужей вырывали прекрасных жен и доставляли подлому турецкому князю на поругание. Со всей области собирали туда красивейших невинных девушек, и ни слезы этих невинных жертв, ни мольбы родителей не могли победить похоть наглого властелина…

Направо виднелась часовня святого Иоанна. Она одиноко стояла на холме, который, наподобие сахарной головки, возвышался над равниной.

Сколько сладких воспоминаний связывало меня с этой обителью. Там в дни престольных праздников страсти и радость богомольцев горели так же ярко, как и их религиозное благочестие…

Наконец, я увидел город. Он весь утопал в садах, занимая на равнине огромный круг. Я отыскал наш квартал. Там я долго искал «ее». Мне казалось, что я увижу ее. Глаза мои наполнились слезами, и я не мог больше смотреть… Я стал спускаться вниз по вьющейся, крутой лестнице, и тут только заметил, что в башне имеется несколько тайных комнат — складов и хранилищ. Любопытство заставило меня войти в одну из этих комнат. При слабом свете, который пробивался туда через узкое окно, я увидел тут целый склад оружия, сбруи, целые мешки, наполненные чем-то очень тяжелым. Я открыл один из мешков, и там оказались патроны, порох и свинец. Было ясно, что все это принадлежит тем трем лицам, которые спали внизу, в минарете. Но для чего все это приготовлено? — думал я. Тут был запас не менее, чем на пятьдесят человек. Но где же эти люди? Все было непонятно. Мной опять овладели страх и сомнение. Тут есть какая-то тайна, думал я.