Искры

В одну из таких ночей, недалеко от Кохнашахара, на каменном полу знакомого нам арабского минарета горел огонь. У костра грелась группа вооруженных людей. А у ворот минарета оседланные кони жевали ячмень из мешков, свисавших с их голов.

Тьма окутала землю. Крупные хлопья снега в таком изобилии падали на землю, что казалось, все скроется, все исчезнет под толстым снежным покровом.

Возле лошадей, у стены минарета, сидел человек, закутанный в плащ. Он сидел неподвижно, как статуя, лишь изредка стряхивая снег, густо облепивший его одежду. Глаза его неподвижно смотрели в одну и ту же точку, будто застыли от стужи. Бог знает, что он наблюдал — наблюдал, ни на минуту не отрывая глаз.

Ничто не нарушало немой тишины беспредельной снежной пустыни. Валил снег крупными пушистыми хлопьями и бесшумно ложился на землю. Сидевшие у костра внутри минарета также не издавали ни звука, они безмолвно курили…

Стоявший на часах все еще вглядывался в темноту.

Вдруг там, куда был устремлен его взор, мелькнул огонек. Огненной точкой повис он высоко в воздухе. Если б не красноватый отблеск, можно было принять его за звездочку. Но звезд не могло быть на свинцово-черном фоне пасмурного неба.

Огонек то разгорался, то ослабевал и даже на мгновенье погасал, но через несколько минут вновь появлялся на том же месте.

Стоявший на часах вздрогнул, как это бывает с тем, у кого сильно напряжено внимание.

Почти одновременно с появлением первого огненного язычка, на расстоянии двухсот шагов по горизонтали, показался другой, подобный первому. Эти огоньки, подобно двум полярным звездам, светили один против другого.

Теперь глаза одиноко стоявшего на часах задвигались: он напряженно всматривался то в одну, то в другую точку.

Прошло несколько мгновений. Огненные язычки стали расти, разгораться ярче и приняли форму факелов. Показались руки, державшие их, задвигались женские головы. Эти головы с длинными распущенными волосами походили на фурий. Одна была молодая, другая — старуха. Лицо первой светилось улыбкой, бешенством и яростью дышало лицо другой. Казалось, будто головы с державшими в руках факелами висели в воздухе. Но острое зрение легко могло разглядеть две высокие башни, на которых они стояли. Эти башни расположены были по углам высокого замка.

Видение исчезло мгновенно. Казалось, это была иллюзия, созданная воображением.

Но не так мыслил стоявший на часах. Он встал с места, спокойно накинул узду на лошадь и тихо засвистел. Сидевшие в минарете люди встали на ноги, молча подошли к коням, Через несколько минут всадники исчезли в темноте ночи.

Снег продолжал валить. Поднялся легкий ветер, взметнул снежную пыль. Ветер крепчал, начиналась метель. Сильный мороз точно бритвой резал лицо, уши, руки. Слюна застывала во рту.

Ревела буря, кружила снежные вихри. Она издавала металлические звуки, подобные тем, которые слышатся летом, когда сильный ураган проносится по тяжелым колосьям поспевающей нивы.

Прошел час, другой,

Там, где промелькнули факелы, теперь виднелось еле заметное синеватое пламя. Временами слышался глухой грохот — будто разваливалось какое-то здание. Ветер заглушал звуки, а снежная метель закрывала отблески пламени. Но время от времени снопы миллионных искр прорезывали темноту ночи, казалось, будто они извергались из огромного орудийного дула.

Огненные языки разрослись, соединились и образовали огромный огненный поток. Все вокруг осветилось. Из темноты выросли крепостные стены с высокими башнями. Горел древний замок, утопающий в море дерев.

Огонь потревожил белых голубей, приютившихся под верхним прикрытием башен. В ужасе вылетали они из своих гнезд и в исступлении кружили вокруг башенных кровель. Там гибли их птенцы… Освещенные пурпурным отблеском огненного зарева бесчисленные хлопья снега, смешавшись с белым вихрем обезумевших птиц, являли трогательную, щемящую душу картину.

Огонь вспугнул и коней. Сорвавшись с привязи, помчались они через полуобгоревшие двери конюшни и стали носиться в панике вокруг замка, взметая снежную пыль, У холеных заботливыми конюхами лошадей опалилась грива, обгорел пушистый хвост. Иные падали, глубоко провалившись в снег, и там тряслись в предсмертной агонии.

Огонь выгнал из псарни охотничьих псов. Множество гончих в серебряных ошейниках, в цветных суконных повязках, растерянно металось, не зная, куда бежать. Любимцы хозяина беспомощно бродили вокруг замка и оглашали морозный воздух печальным, зловещим завыванием.

Огонь потревожил и изнеженных обитательниц замка. Обольстительные красавицы, покинув атласные постели, выбежали босиком, полунагие, с распущенными волосами; они метались возле замка, не зная, где укрыться от огня и мороза. Их вопли и рыданья, визги и крики заглушались грохотом обвалившихся сводов. Ошеломленные пожаром чернокожие евнухи не знали, что предпринять — жизнь свою спасать или идти на подмогу своим госпожам.

Все это происходило в зареве грандиозного пожара, при блеске неистового пламени и миллионов искр.

Подобно гигантскому дракону, огонь пожирал великолепные украшения замка и выбрасывал наружу всё, что не был в состоянии поглотить. Возле крепости, в безнадежном смятении, носилось движимое имущество замка — кони, охотничьи псы, гаремные красотки, чернокожие евнухи, — а внутри здания огонь уничтожал все, что не могло убежать… Горел шелк, горело сукно, горело серебро и золото…

Временами раздавались выстрелы, и ветер приносил тяжелый запах пороха… В зареве пожара сверкали сабли… люди падали… люди вскакивали… Там шла жестокая резня…

Огонь перебросился на столетние деревья, стал пожирать их. Яркий свет, отражаясь в беспредельной снежной равнине, слепил глаза.

Вдруг в багровом зареве огненного моря показались всадники из арабского минарета. Один из них держал в объятиях молодую женщину. Конь мчался, разрывая грудью снежную массу. Если б не ледяная пыль, носившаяся по воздуху, можно было разглядеть мужественное лицо Каро. За конем бежали два существа: та же старуха и та молоденькая девушка, которые первыми появились на высоких башнях замка с факелами в руках. Одна из них была Гюбби, другая — старая Сусанна…

Гюбби отомстила… Гюбби спасла свою мать, годами изнывавшую за неприступными стенами замка Динбулинов…

Глава 2.

НЕВЕДОМОЕ БУДУЩЕЕ

(16–61)

Много лет прошло с тех пор.

Весеннее солнышко собирало душистую росу с пышной растительности, только что проснувшиеся птицы оглашали веселым гомоном высокие горы и лесные чащи. Воздух насыщен был легким, нежным туманом. Первые лучи солнца сверкали сквозь эту беловато-прозрачную завесу. Вдали виднелись горы, увенчанные вечными снегами, виднелось Ванское море со своими живописными берегами. Сквозь туман показалось огромное морское судно, которое, подобно символу прогресса, мчалось всё вперед и вперед, оставляя серебристый след на безмятежной морской поверхности; в воздухе тянулась длинная дымовая лента.

Недалеко от Востана расположено село Размиран. Благодаря живописному местоположению это село в древние времена служило излюбленным местом для прогулок князей из рода Рштуни, а в дальнейшем князья Арцруни устроили здесь свою летнюю резиденцию. Теперь в стороне от села, на косогоре, стоит красивый каменный дом. Одной стороной он обращен к морю, другой глядит в прекрасный сад, зеленокудрыми террасами спускающийся вниз к оврагу.

В саду с острым садовым ножом в руке работал мужчина. Седина только начинала серебриться в его черных волосах. Но смуглое лицо его сохранило юношескую живость. С большой осторожностью надрезывал он кору молодых деревьев и, вставляя туда нежные ростки, перевязывал их мягкой ниточкой. Возле него стояла маленькая девочка в легком весеннем платьице, поля ее соломенной шляпы зонтиком спускались до самых плеч. Она держала в руках жестяную чашу, в которой плавали зеленые ростки. Утренняя прохлада окрасила повязанные белым платочком кругленькие щечки очаровательного ангелочка с ярко-розовым румянцем. Она болтала без умолку и скорей мешала, чем помогала отцу.