Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 122 из 166



Мы долго ехали берегом реки Ангх. Вниз по течению быстро неслись рыбачьи лодки к устью реки, здесь рыбаки закидывали в море рыболовные сети, каждое утро наполнявшиеся вкусной сельдью.

Верховье Ангх называется Хош-аб, так как река протекает по местности Хашаб или Андзевацяц. Втекая в Айоц-Дзор, она делит долину на северную и южную. Воды канала Шамирам текут с севера, они пересекают Ангх, направляясь поверх искусственного моста, и устремляются в Артамед, оттуда в Ван. Канал этот приносит населению Айоц-Дзора больше пользы, чем обильная водой Ангх. По всему своему течению канал Шамирам орошает множество лугов и нив. Местами он протекает по трубам и широким протокам, местами течет по поверхности земли, когда же по пути встречаются рвы или ямы, вода перелетает через выстроенные в таких местах плотины, словно по воздуху, не меняя своего направления. Это искусное величественное сооружение следует считать делом рук если не славной ниневийской царицы, то, без сомнения, нашего Арташеса II, который отвел воду в Артамед для орошения цветников и оранжерей, а деревню назвал «Зард» (краса). И, действительно, когда-то она служила красой Васпуракана.

Солнце поднялось и озарило окрестности ярким блеском. Аслан, погруженный в размышления, ехал молча. Я был восхищен открывшейся панорамой, но на душе у меня было и радостно, и грустно. Как хорошо жилось здесь некогда людям, как густо заселен был край! А теперь? Теперь — сплошь руины, запустенье. Безлюдных деревень больше, чем обитаемых. Без конца полуразвалившиеся церкви, опустевшие монастыри и просторные кладбища, вокруг которых когда-то жили люди. Священные некогда места служат теперь логовищем зверей и пристанищем ничем не отличающихся от них разбойников-курдов. Словно неведомая сокрушительная сила пронеслась над долиной и уничтожила все, что было хорошего.

— Предки наши не были лентяями, заботились о благоустройстве страны, — заметил Аслан, — любили трудиться; доказательством служит этот канал-гигант. Но с тех пор, как здесь властвуют турки, погибло все: и труд, и жизнь.

— А в деревнях население армянское?

— Да, армянское, в каждой деревне вы встретите лишь несколько курдских дымов. И эти несколько курдских семей — тля для крестьян, для всей деревни.

Дорога шла по ровному месту. Утоптали ее природа и нога пешехода. Кое-где показались болота, из которых выглядывали желтые кувшинки, сверкавшие под лучами солнца. Местами виднелись тростниковые заросли. Черепахи выползали на берег греться на солнышке, но, завидя нас, стаями бросались в воду и исчезали в густых зарослях. Белоснежный аист с длинным красным клювом и на таких же красных длинных ногах бродил по болоту, высматривая добычу. Мы проехали подле него: он ничуть не встревожился, пристально поглядел на нас и продолжал охоту. Высоко в небе кружил ястреб, широко распластав свои крылья, легко двигая ими, словно веслами. Вдруг он стрелой ринулся вниз, исчез в камышах и вновь поднялся ввысь, держа в когтях добычу. Солнце палило невыносимо; не будь ветерка с моря, можно было б задохнуться. Все кругом замерло.

В застывшем воздухе слышалась лишь песня беспокойного жаворонка. В полдень, когда птицы, изнуренные зноем, ищут прохлады и покоя, жаворонок заливается еще звонче. Но где скрывается эта умная птичка-невидимка? Сероватая окраска ее перышек нисколько не отличается от пожелтевших колосьев сжатого хлеба и поблекших, иссохших листьев кустарника, она совершенно сливается с цветом ее убежища, она невидима глазу врага. Хотя б у нее научились уму-разуму местные армяне!..

По обеим сторонам луговин и болот высились скалистые холмы. Все выжжено зноем. В воздухе стоял лишь острый и едкий запах полыни.

Через дорогу перебежал заяц. Плохая примета! Он присел на камень и, навострив уши, глядел на нас. Мы подъехали — он шмыгнул в кусты. Ну, хотя б пробежала лисица — это было бы предзнаменованием благополучного исхода нашего путешествия. Но заяц предвещает беду! Этот предрассудок еще с детства настолько глубоко вкоренился во мне, что я нисколько не сомневался в неизбежности злоключения. Разумеется, об этом я постеснялся что-либо сказать Аслану — боялся осуждения!

Мы проезжали мимо армянской деревни. Землянки едва подымались над уровнем земли. На плоских кровлях шла молотьба.

По неразмельченной еще соломе пара волов тащила молотильные доски, на которые для тяжести навалили кучу детей. Мать граблями размешивала солому. Острые зубья досок, сделанные из кусочков кремня, ломали недомолоченные колосья. Мужчин не было. Кое-кто работал в поле, но большинство ушло на чужбину. Несколько стариков сидели в тени наваленных снопов и курили. Завидев нас, вставали с мест и отвешивали низкий поклон. Один из наших проводников подъехал к ним и попросил огня закурить чибух. Мы проехали вперед. Когда он догнал нас, я спросил его:

— О чем спрашивали тебя старики?

— Спрашивали — кто он такой, этот человек?

— А вы что ответили?

— Сказал — европеец-путешественник.

— А они?

— С какой целью путешествует?

— И больше ничего?

— Спросили: куда едет? Когда я ответил, они позавидовали европейцу, которому посчастливится увидеть крепость Айк.

— А сами разве не видели крепости?





— Нет, не видели. Крепость у них под боком, съездить туда так и не удосужились.

— Странно!

— Ничего удивительного нет. Расскажу вам более удивительное явление. Мне приходилось беседовать с крестьянами, жившими всего в нескольких милях от монастыря. Когда караван богомольцев проезжал мимо их деревни, они благоговейно говорили ехавшим: «Блаженны очи, которые узрят наш монастырь!..»

В это время к нам подъехал другой проводник. Я стал внимательно присматриваться к ним. Как знакомы мне эти лица! Я где-то видел, но где и когда — не мог припомнить. Как можно было забыть людей такого рода? Это были статные юноши, как два Аякса. Я проклинал свое тупоумие. Если я их встречал, то, конечно, в ином облике, но не в костюме лаза[109], как одевались слуги Артина.

Сомненье терзало меня. Я хотел было спросить их, но разве они сказали бы, кто они, что знают меня или встречались со мной? Одно я хорошо помнил: я видел их и одновременно вместе. Я предоставил дальнейшим обстоятельствам разрешение этого вопроса.

— Далеко еще до крепости? — спросил я другого проводника.

— Если будем ехать так же быстро, к полудню доедем, — ответил он.

Неудержимое желание поскорей узнать что-нибудь о крепости заставило меня спросить:

— А вы видели крепость?

— Видел.

— По всей вероятности, это — мощное сооружение с высокими башнями, с массивными стенами?

— Ну, разумеется, когда-то была такою. Но разве могло все это уцелеть? А вы знаете, когда жил Айк? — улыбнулся проводник на мой наивный вопрос.

Оказывается, грубый слуга погонщика мулов знает Айка. Это еще более усилило мои сомнения. «Кто же, наконец, они — эти знакомые мне лица?» — терялся я в догадках.

Айоц-Дзор, местопребывание нашего родоначальника Айка, полна памятников прошлого, повествующих о борьбе нашего витязя с вавилонским великаном Бэлом. Аслан пояснил мне, каким образом можно проверить исторические данные по оставшимся памятникам и народным сказаниям.

— Отечествоведение — одна из самых важных наук, которую обязан изучать каждый юноша-армянин. Кто не знаком с историей родной страны, тот не может быть истинным патриотом.

Аслан указал мне все заветные места, связанные с именами Айка и Бэла: холм, на котором распростерся Бэл, сраженный стрелой нашего богатыря, место это и поныне зовется «Могильником». Так прозвал его Айк, потому что здесь пало много храбрецов из рати Бэла, и места боев стали их могилой. Аслан указал мне место, где впервые повстречались два великана. Местность эта прозвана «Айк» и сохранилась в памяти народа в искаженном виде «Хек». Он показал мне издали местность Аствацашен[110] — первое село, основанное Айком; оно существует и в наши дни и сохранило прежнее название. Жители Аствацашена всегда с гордостью вспоминают, что их село зовется именем нашего прародителя, богатыря Айка, вступавшего в борьбу с богами и почитаемого народом, как бог. Недалеко от названного села находилась и крепость, куда мы держали путь.

109

Лазы — этническая группа грузин, живущая в Аджарии и в Турции (историческая область Лазистан). В Турции лазы были вынуждены принять ислам. — прим. Гриня

110

Дословно: град господен.