Давид Бек

Гарун говорил об этом так, точно был рад, что его побили. Золото помогло забыть боль. Он спросил, на чьи имена и какие нужны печати.

Степанос вынул из кармана пачку бумаг, на которых было проставлено около сорока печатей различной формы на разных языках. Были среди них печати епископов, архимандритов, князей, меликов и сельских старост, выполненные армянскими и персидскими буквами.

— Кое-что тут — моя работа, — сказал мастер, насадив на нос очки и внимательно просмотрев печати. — Однако нужен адский труд, чтобы в точности все скопировать.

Старик тут же подсчитал в уме кругленькую сумму, которую получит за изготовление сорока печатей и, не скрывая ликования, спросил:

— Пусть не гневается господин за мою смелость, но когда я получу свои деньги?

— Половину — сию минуту, остальное — по окончании работы.

Старик не поинтересовался даже, зачем понадобились князю печати, а пространно стал разъяснять, чем он рискует, соглашаясь выполнить заказ. Придется закрыть лавочку на целый месяц и работать дома. Сколько убытков он понесет, прикрыв на месяц магазин! Торговля ювелирными изделиями на это время будет прекращена. И все эти жертвы он берет на себя единственно из уважения к аге.

— Спасибо, — ответил князь Степанос, — но если только ты осмелишься проболтаться, знай, что я зарежу тебя, твою жену и этих детей, непременно зарежу.

— Знаю, — ответил еврей испуганно.

Торг кончился. Князь Степанос отдал образцы печатей и обещанный задаток. Блеск золота окончательно ослепил Гаруна и его жену, которая все еще сидела рядом с детьми и молча слушала разговор своего мужа с почетным гостем.

Золото это князь взял в долг у богатого агулисского ростовщика, обещав вернуть при первой возможности. Но так как было очень сомнительно, чтобы такая возможность когда-либо представилась, ростовщик все не соглашался давать денег. Однако когда Степанос схватил его за горло и пригрозил отрубить голову, скупец раскрыл мошну. Услышав эту историю, Гарун со смехом воскликнул:

— Вот молодец, бог свидетель, молодец!

— А если бы я то же самое сделал с тобой?

— Господи, да что у меня осталось-то? Было несколько грошей — и те потерял. Денег не вернули, пропали даже проценты. Чтоб им подавиться!

Еврей продолжал сетовать на судьбу, говоря, что с трудом сводит концы с концами, — такие ведь нынче времена, все очень дорого. Эти дети пустят его по миру, без конца едят и не наедаются. И зачем только он женился? Хотя его вины тут нет. У него и в мыслях не было обзаводиться семьей. Проклятые соседи насильно женили его, а теперь вот приходится терпеть адские муки…

Последние слова показались жене Гаруна столь оскорбительными, что она позабыла восточную стыдливость, предписывающую женщине молчать при посторонних, вся покраснела от обиды и с негодованием сказала:

— Врет он, все врет, собака!.. Знаю я, где его деньги!..

Она заплакала и со слезами стала рассказывать, как она по целым дням голодает, а когда муж возвращается из лавки домой и она спрашивает, почему он не принес хлеба, отвечает: «Забыл», и если она не отстает, поколачивает ее.

— Помолчи, Эстер, говорю тебе, помолчи, — беспрерывно повторял рассерженный супруг.

— Не буду молчать, вот где ты у меня! — она показала на свое горло.

— Врет, ага, никогда я не бил ее. Пусть отсохнет у меня рука, если я хоть раз ударил ее!

— Не бил? Да ведь только сегодня избил! Сейчас покажу!.. — с угрозой сказала она, подошла к князю и показала синяки на своей прекрасной шее. Потом, совершенно забывшись, быстро расстегнула ворот, обнажила спину, на которой тоже виднелись следы побоев. Князь был в полном восторге, увидев под грязным отрепьем столь восхитительное тело.

Гарун страшно разгневался, и зрачки его чуть косящих глаз скрылись под веками. Он повторял в уме: «Погоди, вот уйдет этот человек, и я к твоим синякам добавлю новые…»

Эстер словно угадала его мысли и, как всякое слабое существо, при виде сильного человека постаралась найти в нем защиту:

— Ты ведь отрубишь ему голову, если он еще раз побьет меня, правда? — спросила она, глядя на князя своими прекрасными печальными глазами.

Степаносу было очень неприятно оказаться судьей в семейных делах, но отчаяние молодой женщины, ее жалкое положение и жестокость престарелого супруга тронули его, и он пообещал:

— Отрублю…

Старый еврей ужаснулся.

— Ради бога, Эстер, — заголосил он, — да провалиться мне, да я больше пальцем тебя не трону! Будут у тебя масло, плов, мед…

Эстер обрадовалась и с чарующей улыбкой, в которой сквозили почтительность и благодарность, подошла к князю, взяла его руку и прижала к губам. Поступок не показался мужу странным: в тех краях было в обычае целовать мужчине руку в знак уважения.

Гарун не лгал, говоря, что женился не по своей воле. Деньги полностью захватили в плен его сердце, и там не оставалось места для женщин. Шестидесятипятилетним стариком он женился на шестнадцатилетней Эстер. Сейчас ей было двадцать, а сам он уже совершенно состарился. Ревнивый старик поручил надзор за женой своей сестре, которая глаз не спускала с невестки. В этот вечер золовка ушла к дочери. Будь она дома, Эстер бы и на нее пожаловалась, старуха не давала ей житья, не позволяла разговаривать с мужчинами, выходить из дому одной. Молодая женщина была очень несчастна, не видела светлого дня. Прекрасная юная иудейка страшно мучилась в руках двух стариков и это оставило след на ее печальном, бледном лице.

Было уже далеко за полночь. Теперь Гаруна тревожило не бесстыдство жены, а мысль, что делать с непрошеным гостем. Оставить его у себя он не мог, а в этот поздний час указать на дверь было бы не только неловко, но и противно обычаям гостеприимства этих мест. Но тогда чем накормить гостя? Хотя была пятница, а по пятницам в доме каждого еврея заранее готовится еда на весь субботний день, у них хоть шаром покати. Значит, оставив князя, он дал бы тому возможность убедиться в справедливости жалоб Эстер на то, что самый богатый еврей города держит жену впроголодь.

Поэтому он очень обрадовался, когда князь велел передать слугам, чтобы приготовили коней.

— Разве мой дом недостоин того, чтобы ты провел в нем ночь? — с притворной любезностью спросил Гарун. — Куда пойдете в такой поздний час?

— Я не могу остаться, — отвечал Степанос.

— Останься, прошу тебя… — произнесла Эстер с мольбой, которая могла бы тронуть сердце любого мужчины.

Гарун так громко прошептал жене на ухо, что князь расслышал:

— Не понимаешь, глупая, что дом и хлеб еврея нечисты для христианина?!

— Я приготовлю ему чистую постель, — сказала женщина громко, хотя муж обращался к ней шепотом.

— Спасибо, Эстер, — ответил князь Степанос. — Жаль, что я не смогу остаться, важное дело вынуждает меня спешить. Однако обещаю, когда приеду за печатями, переночую у вас.

Гарун не стал дожидаться вторичного напоминания Степаноса и вышел во двор сказать слугам, чтобы приготовили коней. Улучив минуту, Эстер подошла к князю, взяла его руку и прижала к горячим губам:

— Мне так много хотелось тебе сказать… Очень много… Жаль, что ты не остаешься…

На глазах у бедной женщины блеснули слезы.

Снаружи послышался предупреждающий кашель супруга. Женщина отошла от Степаноса.

— Слышишь, Гарун, печати должны быть готовы ровно через месяц!

— Слышу, ага, пе беспокойся. Когда Гарун берется за работу, он ее делает в срок.

— Прощай, Эстер!

Супруги вышли проводить гостей. Едва всадники немного отъехали, Гарун сказал жене:

— Уж я расправлюсь с тобой утром…

— Позвать князя, позвать? — пригрозила она.

— Нет, нет, не надо… Не зови, ради бога!..

— Вот то-то же, смотри…

IV

Пока еврей занят печатями, я расскажу вам одну историю.

Во времена Сефевидов, когда на востоке окрепли афганцы, а часть южных земель Персии отошла к османам, на западе страны, особенно в Атрпатакане[16], власть шахов крайне ослабла. Тогда ханы восстали и создали мелкие независимые княжества. Восстал и хан Фатали из провинции Баргюшат в Пайтакаране (ныне Карадаг). Дворянин из захудалого рода, Фатали-хан всю жизнь занимался разбоем и набегами. Покорив всех турецких беков Баргюшата, он не только стал единовластным правителем этой провинции, но помышлял уже о захвате всего Кафанского края. Этот хищник, который раньше с шайкой разбойников грабил караваны на большой дороге, стал теперь собирать крупные банды и опустошать соседние земли.

16

Атрпатакан, по-гречески Атропатена, по-персидски — Адербезан, по-арабски Адрабиджан — древняя страна, составляла Малую Мидию. Находилась между озером Капутан (Урмия) и Каспийским морем. На юге граничила с Большой Мидией, на севере и западе с провинциями Нор Ширакаван, Васпуракан и Пайтакаран Великой Армении. В описываемое в романе «Давид Бек» время входила в состав Персии. От Атрпатакана произошло название Азербайджан.