Страница 25 из 26
Услышав стук, Лонгрен развернулся и удивленно взглянул на свою королеву. Наоми показалось, что глаза его, налитые кровью, выражают только одно желание – уничтожать. Однако мужчина усмехнулся и сделал глоток вина.
– Решила составить мне компанию? Иди сюда, раздевайся…
Наоми похолодела от мысли, что ей нужно приблизиться к супругу. «Он причинит мне боль, он так любит ее причинять». Девушка неуверенно шагнула вперед.
– Мой король… Прошу простить за то, что потревожила, ваш слуга изволил интересоваться, когда и где вы захотите увидеть рабыню. Ту самую, что выжила. Она наконец пришла в себя.
Лонгрен рассмеялся, заставив Наоми занервничать сильнее, а затем залпом опрокинул в себя остатки алкоголя. Он указал на графин и поманил девушку пальцем. Она все поняла и поспешила наполнить его бокал.
– Бегаешь ко мне с вопросами от слуг? За кого они принимают мою королеву?
Наоми крепче сжала графин, боясь его ненароком обронить. Лонгрен испытующее на нее смотрел.
– Не смей молчать, когда я задаю вопрос.
– Мой король, я подумала, что это может быть важно для вас. Периций сказал, что вы приказывали…
– Я приказывал!
Наоми почувствовала, как сильная рука схватила ее за волосы, и уже в следующее мгновение голова девушки ушла под воду. Лицо сразу же обожгло. Наоми едва успела сделать вдох, прежде чем крепкая хватка Логрена лишила ее возможности вырваться из водного плена. Графин выпал из рук, и вино растеклось в воде, словно свежая кровь. Девушка забилась в панике. Неужели король и впрямь решил ее утопить? Однако уже через пару мгновений мужчина вытащил жену за волосы и оттолкнул в сторону. Наоми соскользнула и сильно ударилась бедром о каменный пол. Из глаз полились слезы, но девушка радовалась, что их не видно из-за стекающих по лицу струек воды. Прическа безнадежно испортилась, а страх только усилился.
Лонгрен, усмехаясь, наблюдал.
– Такого не должно повториться, Наоми. Прекращай выглядеть жалко, а то меня начинает тошнить.
– Прошу прощения, мой король… – подавляя слезы, девушка поспешила подняться на ноги, – такого больше не повторится.
Лонгрен сделал еще глоток.
– Скажи, что рабыня может войти. Лекаря отошли.
– Сюда, мой король?
– Прямо сюда, – строже повторил Лонгрен. Наоми колебалась.
– Я выгляжу неподобающе, мой король… Как могу я показаться перед слугами в таком виде?
Лонгрен отставил бокал и поманил к себе девушку. Наоми подумала, что сейчас ее снова начнут топить или ударят, однако не смогла противиться мужу и опустилась на ступеньки рядом с ним. Лонгрен осторожно распутал ее волосы и вытащил из них заколки. Вымокшие золотистые пряди свободно упали вдоль плеч.
– А теперь засмейся, Наоми, засмейся так, будто я рассказал хорошую шутку. Пусть подумают, что мы просто дурачимся, остальное их волновать не должно.
– Поняла, мой король.
Наоми засмеялась, пытаясь скрыть в дрожащем голосе фальшь, и поспешила к двери. Она не могла отделаться от жуткого чувства и больше всего боялась, что глаза или нелепые движения выдадут ее. Бедро отзывалось болью. «Ничтожество, – думала девушка, – я такое ничтожество». Громко хохоча и вкладывая в этот смех все свое отчаяние, Наоми приоткрыла дверь и выглянула в коридор.
– Девушка может войти, – весело сообщила она, тут же добавив: – А ты, Периций, свободен. Королю не нужно твое присутствие.
Мисора с опаской взглянула на мужчину. Он отпустил веревку, связывающую ее запястья, и кивнул в сторону королевы.
– Иди, тебя ожидают.
Женщине пришлось повиноваться. Она медленно дошла до купальни, как будто хотела позлить королеву, и в легком недоумении взглянула на ее мокрые волосы. Что за дешевый спектакль? И это-то маска радости? Она вошла в купальню, устремив взгляд в пол: «Я не должна смотреть на короля. Он, наверное, обнажен и сочтет это за дерзость».
Наоми прикрыла дверь и вопросительно взглянула на Лонгрена. Что теперь? Ей нужно уйти или остаться? Одновременно хотелось и того и другого. Было бы прекрасно скрыться от чужих глаз, запереться где-нибудь и дать волю слезам, но нельзя же оставить мужа наедине с этой мерзкой женщиной. Наоми помнила, как та убивала себе подобных – без чувства жалости, будто бы даже получая удовольствие. Теперь рабыня стояла перед ним, склонив голову, но не более. Плечи и спина расправлены, будто безродная что-то из себя представляла. Наоми показалось, что этого недостаточно. Минуту назад она валялась на этом полу, так почему же рабыня не падает ниц? Неужто только ей, королеве, положено унижаться? Отдавшись секундному порыву гневного отчаяния, Наоми толкнула ее.
– На колени! Перед тобой король! Как смеешь ты выказывать дерзость?
Мисора опустилась. Она проделала это спокойно, почти грациозно, чем еще сильнее разозлила девушку.
– Прошу прощения, ваше величество, за мою бестактность…
Лонгрен смерил девушку взглядом. Волосы незнакомки были засаленными, одежда грязной и порванной в нескольких местах, на исхудавших руках виднелись синяки. И тем не менее она казалась красивее стоящей позади Наоми. Что-то невысказанное, резкое и пленительное было в чертах лица. Любой распознал бы в ней чужачку. Смугловатая для севера кожа, необычный, хитрый разрез глаз.
– Подними голову, – приказал король, и девушка повиновалась. – Как твое имя?
– Мисора, ваше величество…
– Кто учил тебя убивать, Мисора?
– Никто.
– Тебе доводилось делать это раньше?
– Да, ваше величество…
– Кого ты убивала?
– Лживых людей и… – она выдержала паузу, терзаясь в сомнениях о том, стоит ли говорить правду, – детей…
Сердце Наоми дрогнуло, она едва не шарахнулась назад. Детей? Эта мерзкая женщина убивала невинных? Стоило подумать об этом – и королеве захотелось бросить ее в костер.
– У тебя была на то веская причина?
– Да, ваше величество.
Лонгрен развернулся, чтобы лучше видеть собеседницу. Мисора наблюдала за движением широких плеч. Короля практически целиком скрывала вода, но он все равно внушал трепет. Женщине казалось, что мужчина красив и ужасен одновременно. Мокрые, слегка вьющиеся пряди спадали вдоль хмурого лица с треугольным, заросшим длинной щетиной подбородком. В карих глазах читалась не то заинтересованность, не то злость. Может, все сразу. Мисоре подумалось, что эти глаза не способны излучать радость. Они принадлежали садисту, человеку, чьи мысли трудно разгадать и от которого ждешь подвоха. Женщина никак не могла представить с ним ту, что стояла позади. Хрупкая, по-детски сложенная Наоми совсем не подходила королю. Не с ее блеклым, фальшиво-горделивым лицом и тонким, не умеющим обольщать голосом. Мисора отчетливо чувствовала запах страха – королева провоняла им.
– Если бы я снова приказал тебе сражаться, ты бы это сделала?
– Да, ваше величество.
– Ты бы убила невинного?
– Если бы такова была ваша воля.
– А если бы я велел тебе не защищаться, а твоему оппоненту тебя убить? Как бы ты тогда действовала?
Мисора молчала, думая, как правильно ответить. Лонгрен усмехнулся.
– Колеблешься?
– Думаю, я защищалась бы, ваше величество. В этом есть смысл, когда уже нечего терять.
Жалкое подобие улыбки мелькнуло на лице мужчины.
– Наоми… Пусть ее отмоют, дадут другую одежду и отправят на кухню. Там как раз не хватает рук.
– Конечно, ваше величество. – Девушка взглянула на рабыню с неприкрытым отвращением и досадой. Она только что призналась в убийствах, а теперь будет помогать слугам? И как Наоми должна есть, зная, что где-то поблизости крутится эта грязная грешница? – Благодари короля. Он сохранил тебе жизнь и отвел угол в замке. Ты будешь обязана ему до конца своих дней.
Мисора наблюдала за тем, как Лонгрен усмехается, как мелкие прозрачные капельки стекают по его шее и торсу. Он повернулся к женщинам спиной и ушел под воду с головой. Наоми велела встать, и Мисора охотно подчинилась.