А-Два

- Даже более того, ловля иностранных шпионов - вообще задача не вашего подразделения! - вынырнул из удушливой дымки голос выступающего.

«Интересно, а бывают ли вообще отечественные шпионы?» - вдруг задался вопросом Лапиньш. «Наверное, нет. Если они не иностранные, а отечественные, то это уже не шпионы, а разведчики, и ловить их нам не надо и не положено».

- Действия за пределами территории ответственности допустимы только по специальному распоряжению, или, в крайнем случае, в порядке преследования гражданина, вышедшего с территории непосредственно во время преследования! - докладчик зашел на очередной виток, кажется, пятый. Лапиньша начало страшнейшим образом клонить в сон: от могучего зевка эльфа удержали только субординация, многолетняя дисциплина и привычка спать стоя, не зевая и не закрывая глаз.

Схожим образом страдали и остальные участники неудачной ловли вероятного шпиона: руководство решило, что самые виноватые получат свою порцию нотаций стоя. Следует, впрочем, признать, что начальник отдела не снимал вины и с себя: небольшую группу стоящих сотрудников он возглавлял лично сам.

- Чудовищный непрофессионализм выразился и в том, как вы, товарищи, позволили легко себя обыграть коллегам из Самого Большого Дома. Ну серьезно, ну детские же оперативные комбинации. - маятниковым образом мельтешащая фигура вдруг утратила глубину и резкость. Лапиньш незаметно повел плечами и сосредоточился: трое суток без сна — не повод засыпать на таком важном мероприятии. «Интересно, кого разжалуют? Или уволят? Можно меня? Я тогда поеду домой и высплюсь.» - более высокие материи, такие, как выслуга лет и неплохая пенсия, волновали эльфа все меньше.

«Кстати, а как его зовут?» - вдруг озадачился вопросом оперативник. «А то вот стану лет через триста писать мемуары, и будут засыпать уже мои читатели, все «контролер» да «сотрудник УВК...» - мысль была несвоевременная, но интересная.

«И звание. У него должно быть звание. Интересно, а он вообще представился?»

Впрочем, оставшемуся безымянным (и без очевидного звания) сотруднику УВК пришлось, все же, закруглиться: некий внутренний регламент, видимо, не позволял переливать одно и то же из пустого в порожнее дольше пяти раз подряд. Рекомый сотрудник, одарив всех присутствующих очередным, невыговариваемым и незапоминающимся, перлом канцелярита, убыл восвояси, или где их там хранят.

Место убывшего занял начальник отдела.

- Товарищи! - начал он представительно, и тут же сбился. - Тьху, заболтал, языкастый. Ладно. Проблема ясна, выводы сделаны. Оргвыводов, - последнее слово Николаев выделил особенно официальным тоном. - Оргвыводов не будет. Или почти не будет. Или не в отношении нас.

Коллеги оживились: допущенный досадный промах — это, конечно, плохо и так себе, но зато отсутствие оргвыводов по поводу промаха — это просто замечательно!

- Тем не менее, меня настоятельно попросили, - кажется, начальнику понравилось играть интонацией. - Попросили, чтобы впредь такого не было. Чтобы не допускали, а допустив — пресекали. И, кроме прочего, виноваты оказались не мы.

Из дальнейшего явственно следовало, что неизвестный некто, с большим количеством звезд на рукавах, не организовал своевременное информирование смежников. Что шпион, тот самый шпион, которого лихо, с выдумкой и большими моральными потерями, линейный отдел ловил по всему Лениграду, еще к моменту начала оперативной разработки мирно покоился в морге советского города Утрехта. Что кавторанг — уже отставной — подземной пограничной службы Корсак как раз и был капитаном второго ранга Корсаком, а пожилой профессор и даже академик Смирнов, светило отечественной и международной психиатрии, нахватался неподобающего от своих пациентов и сам проявил непристойную советскому ученому паранойю.

Что, наконец, линейным чекистам страшно повезло: ловили-то шпиона, а не советского гражданина, и хорошо, что не поймали: представить мощь и глубину скандала, непременно разразившегося бы в случае чего, невозможно было даже чисто технически.

- В общем, вывод у нас сегодня такой. - комиссар государственной безопасности Николаев покосился на будто сгустившегося из воздуха ганешу, до того момента незаметного совершенно. Рама Пракеш Шуршундва понятливо качнул хоботом, и приготовился записывать.

- Первое. Разработку капитана второго ранга в отставке Корсака прекратить, дело сдать в архив. Ресурсы, включая человекочасы, провести, как тренировку личного состава в условиях, приближенных к оперативным. - Николаев на мгновение задумался.

- Старшего сержанта Бурзума откомандировать сроком на три месяца в распоряжение военной комендатуры вокзала. - начальник ехидно глянул на понурого орка, - на, так сказать, усиление и во избежание.

- Старшего лейтенанта Лапиньша считать с завтрашнего дня в очередном отпуске. Профкому, соответственно, озаботиться путевкой. Подальше куда-нибудь, чтобы был лес и никого на сто километров вокруг, - проявил удивительное понимание руководитель.

- Отделу продолжить выполнение текущих обязанностей. На этом всё. - Николаев оглядел подчиненных, будто ожидая возражений.

Подчиненные не возражали: наоборот, все зримо расслабились, некоторые даже улыбались. Все понимали, что проблем избежали с легкостью невероятной, хором сопереживали угодившему под пресс специального воспитательного процесса (об инциденте с военным комендантом вокзала были наслышаны буквально все) старшему сержанту и откровенно завидовали товарищу Лапиньшу: технично смыться из ноябрьской ленинградской парилки куда-то, где сосны и ветер, не отказался бы никто.

- Да, и последнее. - Николаев и сам улыбнулся, указывая ладонью на стоящего в небольшом отдалении Лапиньша. - Усадите его кто-нибудь в кресло, и прикройте глаза. Полчаса уже товарищ стоя спит!

***

Ленинград, 19 ноября 2022 года. Здесь и сейчас.

Секретный сотрудник Семенов-младший.

Сложно себе представить взрослого советского гражданина (а хотя бы даже и гражданку), ни разу в своей жизни не бывавшего в тире. Военному делу в СССР учат настоящим образом, и шанса ни разу не подержать в руках, как минимум, несерьезную мелкашку или такой же малокалиберный, но вполне боевой, учебный концентратор, у советского школьника, а потом и студента, попросту нет.

Совершенно чудесное место, этот самый тир! Громкие щелчки (или гулкие хлопки, в зависимости от калибра), выстрелов, треск разрядов учебных заклятий, сложный запах озона (в левой, магической секции) и кордита (в секции правой, огнестрельной), вечно хмурое лицо инструктора, и, в противовес ему, восторженные физиономии неофитов военной подготовки – все сливается в смесь невероятно интересную и всегда притягательную. Советские граждане любят стрелять и любят заклинать!

Семенов-младший, как хороший, несмотря на последние события, советский гражданин, тир любил не меньше своих сверстников. Однако, именно сейчас ему предстояло миновать сначала магическую, потом стрелковую, галереи (непременно с гордым видом – мол, не больно-то и хотелось), и, следуя за провожатым, углубиться внутрь подсобных помещений, где его, конечно, уже ждали.

Старший майор государственной безопасности оставался верен себе, и важные рабочие встречи назначал где угодно, но только не в стенах родного первого отдела.

- Здравствуйте, товарищ… - Семенов-младший вдруг понял, что не знает, как обращаться к всемогущему куратору старшего брата, и потому замер на пороге, беспомощно и немного глупо.

- Товарищ Эпштейн, ну, или товарищ куратор, - разрешил сложную ситуацию начальник первого отдела. – Здравствуйте, Семенов, присаживайтесь, будем пить чай и думать умные мысли. Чай у нас хороший, индийский, а мысли, покамест, так себе, но мы над этим поработаем, верно ведь?

Ни желания, ни возможности возражать у комсорга не имелось, поэтому он вошел в кабинет, уселся на предложенный стул и крепко ухватился за огромную чашку, как будто и не заметив того, что фарфор оказался обжигающе горяч. Дверь закрылась сама собой – или это постарался провожатый, о котором студент почти сразу же забыл.