Ложь

Но внезапно он отпустил и сказал:

— Или садись в машину, или я позвоню твоему отцу и скажу, что ты в слезах таскаешься одна по городу. Выбирай.

Наши дни

Опять и опять я прокручивала в голове этот момент. Нарочно, в бесплотной попытке найти силы поступить иначе. И чувствовала себя полной идиоткой. Слабовольной, бесхарактерной тряпкой потому, что так и не смогла.

Я же сейчас не то что не лучше, я намного хуже Елены, примчавшейся по первому зову к мужчине, который ее предал. Меня ведь и не звал никто. Более того, Артем вел себя как мудак, чуть не набросился на меня и вообще… Однако ничто из вышеперечисленного, никакие «вообще» не помешали мне оказаться следующим вечером в больнице.

— … давай я подпишу какую хочешь бумажку, ок? Сдохну, никто по судам не затаскает, отвечаю.

— Артем Игоревич, вам необходимо лечение. Как вы не понимаете, — Саныч терял терпение.

— Добрый вечер, — за дверью палаты меня ожидал рассерженный добряк-доктор и мой взбешенный… и крайне взбешенный Артем.

— Здравствуй, Вика, — ответил Саныч и опять обернулся к Артему. — Мои коллеги вас когда-то с того света вытаскивали, молодой человек. И вытащили. Вот только видимо зря, потому, что жизнью своей вы не дорожите!

Артем промолчал в ответ, буравя меня взглядом, а врач вышел.

— У тебя едва инфаркт не случился, — проговорила я, приблизившись. — И угроза возможно все еще есть.

— Тебе-то что? — он навис надо мной как скала.

— Мне — ничего, — я вскинула голову. — А у отца ты теперь один-единственный остался. Хочешь, чтоб он и тебя потерял?

Он судорожно сглотнул. Отшатнулся и отвел взгляд.

— Покопалась в прошлом, значит?

— Случайно узнала, — я закусила губу. Боль помогла сдержать подступающие слезы. — Могилу на кладбище увидела.

Артем отвернулся. Сильно хромая подошел к окну и оперся о подоконник.

— Я знаю, что ты на мотоцикле разбился. Что тебя едва спасли…

— Жалко стало?

— Не представляешь, как, — выплюнула я. — Но не из-за аварии. А от того, кем ты стал.

Я подскочила к нему. Артем выпрямился и вновь впился глазами в мои. В его плескались боль и тоска, что отражалось в моих я не желала представлять и обдумывать.

— Ты выжил. Поправился. Хотя, уверяю, многие после таких травм навсегда инвалидами остаются. И эти люди каждый день, каждую минуту борются за то, чтоб вернуть частичку прежней жизни. А у тебя она целая. Но ты не способен этого оценить! Ты уничтожаешь себя этой дрянью…

Я уже почти кричала. Сдерживать эмоции, чтоб пытаться выбрать подходящую из заранее запланированных фраз становилось все сложнее.

— Прожигаешь жизнь, которой тебе повезло не лишиться. Этого хотел бы Серый? Этого хотел бы твой отец?

— Ты нихера не знаешь!

— Возможно это так. Но скорее всего я знаю достаточно. Даже будущее твое вижу. В лучшем случае ты сможешь прожить такой жизнью еще какое-то время. Игорь сильно сдал, да и в общем ему уже пятьдесят пять. Сколько еще он сможет управлять делами? Несколько лет… А знаешь, что будет потом? Ты развалишь бизнес, бабло закончится. Не за что будет купить дурь, нечем будет заплатить за бесконечные тусовки. И тогда все твои шлюшки и убогие дружки по интересам исчезнут. И ты останешься один. Если, конечно, не умрешь раньше. Намного раньше, Артем.

Осознание того, насколько вероятно такое будущее высасывало силы. Я пыталась вздохнуть, но вместо глубокого вздоха получали рваные всхлипы. Пара слезинок все же скатились по щекам, и я торопливо стерла их.

— Хотя, кому я это говорю… Тебе ведь плевать. Таким как ты на все и на всех плевать.

— Каким «таким»? — прохрипел он.

— Ты и сам прекрасно знаешь. И я теперь тоже. Наконец я полностью осознала — тот, кем ты есть и, скорее всего всегда был лишь жалкое подобие мужчины, которого я любила. Я тебя придумала. Как одну из сказок, в которых пряталась от своей жалкой жизни. Давай, вали. Может, дилера сразу набери, ведь ту дрянь скорее всего уже вывели из твоей крови.

Проорала, как самая настоящая истеричка и бросилась к двери.

— А ты любила? — едва слышный вопрос.

— Того, кем ты есть — никогда, — обернувшись на пороге, выпалила я. И выскочила из палаты громко хлопнув дверью.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌

Глава 9

Пару дней спустя папа в разговоре упомянул, что Артем остался в больнице. Облегчение от этого известия, вкупе с остальными чувствами, ураганом бушевавшими внутри с той ночи мне удалось успешно скрыть от окружающих. Скрыть и выглядеть как раньше. Спокойной. Невозмутимой. Выглядеть. Ключевое слово «выглядеть»…

В добавок ко всему прочему Дерек сделал пару крупных инвестиций, и надежда на то, что вскоре он свалит обратно в Польшу стала практически призрачной. Хотя, дома ситуация конкретно с ним воспринималась уже иначе. Ведь чужим здесь был он, а не я.

В какой момент я полностью осознала последнее, я не могла сказать. Да и не обдумывала особо, наслаждаясь ощущением, что я наконец-то дома.

Даже тоска по нему, когда мы улетели с Дмитрием и Петром в небольшую командировку в Вильнюс была приятной. Подписав очередной успешный договор, который, правда был заслугой Алексея, главного юриста все еще лечащегося от гриппа, мы отправились на афтепати.

Правда в ресторан, а не клуб. Однако и там меня ждала весьма занятная встреча ведь наши состоявшиеся партнеры пригласили «девушек для компании». Одной из них оказалась Марина.

Хоть девушка и узнала меня, она весь вечер изображала, что мы не знакомы. Я и не думала демонстрировать обратное. Не от того, кем она стала, но поскольку мы и правда с ней совсем чужие люди. Были и есть хоть последний школьный год, в который мы якобы дружили, закончился трагедией, по-настоящему сблизившей нас на какое-то время. А ночью, глядя из иллюминатора в темноту долго думала о том, стала ли бы она той, кем стала, сложись тогда все иначе.

18 февраля 2009

— Но это же твой ребенок, Марина. Часть тебя, — холодным зимним вечером мы сидели на скамейке давно опустевшей детской площадки в моем дворе.

Марина позвонила полчаса назад и умоляла поговорить с ней. А зайти ко мне отказалась. Новость, которую она мне сообщила буквально сбивала с ног.

— Часть меня, и что? Что это меняет?

— Вот, выпей, — я протянула девушке стаканчик с уже почти остывшим чаем, и она послушно сделала пару глотков.

— Это меняет все. Он ведь живой. Уже сейчас. Он жить хочет. И он будет любить тебя.

— Ага, один единственный на всем белом свете, — всхлипнула Марина, — Ведь предки из дому выгонят, а Слава сказал выбрать ребенок или он.

Я закрыла лицо руками. Будучи официально с Мариной Слава трахал все что движется, и я, конечно, не была об этом парне высокого мнения. Однако такого поступка все равно от него не ожидала.

— А я его люблю!

— Даже после того, как он поступил?

— Это же я залетела.

— Но с его участием, — я вздохнула. — Ты сама чего хочешь?

— Поскорее школу окончить. И со Славой быть.

— Он же изменяет тебе направо и налево.

— Все изменяют. Думаешь, Бес твой святой?

— Не зови его так. Ты лично что-то знаешь?

— Ничего. Но это не значит, что он весь этот год монахом живет. Или вы уже…

— Нет, — я покачала головой.

Червячок сомнений, который оживили ее слова удалось придушить вновь какой-то необъяснимой уверенностью. Хотя, нет — вполне объяснимой, вселяемой поступками Артема, а не чьими-то словами.

— Марин, речь не о нас с Артемом. Речь о тебе и твоем ребенке прежде всего.

Она покачала головой и вновь заплакала. Я обняла девушку за плечи и отчаянно попыталась не разрыдаться сама. Нужно придумать что-то. Нельзя же вот так… С другой стороны, имею ли я право распоряжаться чужой жизнью.