Страница 9 из 10
Пока мы с сестрой затащили к лифтам перебежками сумки с мамиными баночками и обязательным мешком картошки, то и устали и растрепались. Тяжело и неудобно тащить, зато потом будет вкусно есть!
И, как всегда, именно в этот момент нам посчастливилось встретиться.
Элочка выплыла из приехавшего лифта в сопровождении Женечки.
Элка злая, а Женька – заискивающе смотрящий ей в глаза.
Стоило меня увидеть, как выражение их лиц стало одинаковым. Высокомерно-идиотским.
Какая гармоничная пара!
Двенадцатая глава
Людмила за три дня в моей квартире умудрилась вылизать её до блеска. Она что? Совсем не выходила на улицу?
– Мне очень некомфортно одной в Москве, хорошо, что ты быстро вернулась, – призналась сестра, когда мы, разобрав сумки, сидели с чаем и крыжовенным янтарным вареньем на кухне.
Прозрачные золотисто-зелёные тягучие капли падали вязко обратно в вазочку. Я держала над ней ложечку с крупной ягодой, начиненной четвертинкой грецкого ореха, ждала и слушала Людочку.
Сестра сидела, сгорбившись, обхватив ладонями чашку, и пила чай маленькими глоточками.
– Я размечталась, что смогу и хочу жить одна, а получается, что мне одной невыносимо. Я выхожу в город, где совершенно никому нет до меня дела, и миллионы чужих людей просто проходят мимо, как сквозь пустое место, и мне очень некомфортно. Эта безликая толпа народа меня пугает, – говорила Люсенька.
– Люсь, прошло всего-то три дня…
– Почти пять! Вась, я думала, что с ума тут сойду одна. Я поехала в центр города на следующий день, как ты уехала. Прошлялась там до вечера. Заблудилась, замёрзла, у меня украли кошелёк, и я с трудом добралась до дома. Хорошо, что проездной просто в карман сунула и телефон тоже. От постоянного городского шума у меня всё время болит голова. – жаловалась сестрёнка, – и продукты у вас отвратительные!
– Всё плохо? – улыбнулась я.
– Всё ужасно. Когда мы с тобой вдвоём, то меня город не пугает. А одной – ужасно! – повторила Люся и решительно сказала, – нет, в Москве жить я точно не хочу! Мне не нравится эта прорва народа!
Слушала сестру и соглашалась с ней. Люся совсем в другом ритме живёт. В другой плоскости. Если для меня неторопливая домашняя женская работа – это разовое развлечение, то Людочка существует в этом. Зуб даю, что орехи в гигантский крыжовник запихивала она по своей инициативе, раскопав предварительно рецепт.
Ей бы замуж, а не города покорять…
– Кстати, к тебе в квартиру ломился какой-то мужик! Искал Асю! Я в окно твою машину проводила и тут звонок в дверь. Я ему открыла, думала, что ты вернулась. А он стоит и зыркает зло на меня! Асю ему надо! Ну я и пригрозила, что вызову полицию! Представляешь? Только ты уехала, а у меня уже приключения начались! – Люся взмахнула руками от негодования.
– Прямо в двери? Без домофона? – удивилась я
– В дверь! Прикинь? Испугал меня! – Люська дёрнула плечиком.
Я смотрела на растерянную сестру и видела, какая огромная разница между нами двумя.
– Вась, правду говорит Лялька, моя одногруппница. Я несовременная неудачница со странными привычками и манерами. У меня несовременный, отличный от других вкус и не менее дикие привычки. – бубнила поникшая Люда.
– Собирайся, поедем Москву смотреть! В Рождественский сочельник она прекрасна! – сказала, и, спохватившись, что доела всё выложенное в вазочку варенье, поспешно встала из–за стола.
– А помнишь, как мы гадали с зеркалами в бане на даче под Рождество? – чуть улыбнулась Люда.
– Это когда тебе привиделось что-то в тени Зазеркалья, и ты визгом отца напугала? Помню, конечно! Как заскочил батя в трусах и в куртке, но с ружьём наперевес! – ответила ей, приобнимая за плечи. – Одевайся теплее. Хочу показать тебе плоды настоящих чудачеств.
Мы с сестрой, всё ещё хихикая от воспоминаний, вышли из подъезда и наткнулись на тётушку, вроде старшей по дому, или что-то в этом роде. Общественница-энтузиаст Баб Лена.
Она что-то говорила несчастному заарканенному соседу, держа его за рукав, о несанкционированных объявлениях, которые какой-то злостный нарушитель развесил в нашем лифте.
Уже бумажку в лифте нельзя повесить без её разрешения, фыркнула я и ловко прошмыгнула мимо, выдёргивая за собой сестру.
Мы поехали на метро. Тащиться в праздничный центр на машине может только фанат-автомобилист. Любитель помучится с парковкой.
Выскочили на Театральной, сразу оказавшись в плотном потоке зевак, туристов, отдыхающих и праздно шатающихся.
Город сиял. Переливался огнями и мишурой.
Я не хотела переходить на Площадь революции под землёй специально. Мне хотелось провести Людочку среди праздничного и весёлого народа. В захватывающих дух декорациях праздника.
Глупости какие надумала! Бояться толпы. Со мной никакая толпа не страшна!
Мы обошли Театральную по большой дуге и, нырнули вновь в метро к сияющему бронзовому носу служебной овчарки.
Ещё немного и вот мы на Воздвиженке напротив странного дома псевдомавританского стиля. Дитя модерна.
– Смотри. Видишь этот дом с ракушками на стенах? Дом – жемчужина.
Его построил очень странный чудак. Племянник того Саввы Морозова со сложной репутацией и подозрительными знакомствами.
Мама Арсения купила на этом месте участок земли после пожара и подарила сыну, как знак признания. В надежде на то, что сын остепенится. А сыночек, к этому моменту воодушевлённый мавританской Испанией и португальским замком, решил всё иначе. Когда он строил этот дом, над ним потешалась вся Москва. Не было просвещённого человека, который бы не прошёлся язвительно по проекту и не высказал бы своё «фи».
Однако прошло чуть больше века и посмотри, сейчас это здание – украшение города. Перчинка, оттеняющая стиль Москвы.
А где злопыхатели? Что они оставили после себя?
Мы топали уже по Никитскому бульвару. И его чугунные столбы характерных и узнаваемых фонарей с лавровым венком, оттеняли чернотой и монументальностью весёлые огонёчки и замотанные гирляндами деревья.
Гудели машины. Звенел, прорывался праздник из открытых окон, из смеха встречных детей.
Затем я утащила Люсеньку в переулки. И мы петляли по гулким и пустым зимним улочкам, выруливая на Никитские. Здесь сохранилось много особняков старого города, которые отданы под посольства. Поэтому в морозной свежести преддверия Рождества этот кусочек Москвы был тих и безлюден.
На углу Спиридоновки притаилось чудесное здание в стиле модерн. Стилизованное Шехтелем на итальянский манер.
Немного пропетляв, мы вышли в соседний Гранатный переулок. Здесь стоит знаменитый особняк Леман. Сейчас это Центральный дом архитектора. И его можно рассматривать часами. Моя мечта – побывать в нём на экскурсии.
Пройдя дальше на Малую Никитскую, мы пролетели мимо городской усадьбы Долгоруковых-Бобринских, известной как дом Ростовых из кино; мимо строгого особняка посольства Испании, где раньше, как говорят, жил режиссёр Немирович-Данченко.
Ещё немного вперёд среди стылой позёмки, и вновь вокруг нас шумная и деловая Москва. Подземный переход и тепло кофейни напротив метро.
Людочка, разрумянившаяся, немного ошалевшая, но с весёлым блеском в глазах рассказывала мне о своих планах. А я охрипла от разговоров на морозе, и теперь с удовольствием отогревалась с горячим какао в обнимку.
Домой приехали в сумерках. И мне вновь привиделся знакомый тёмно-синий автомобиль, выруливающий от нашего подъезда.
Да что ж тут поделать?
Я потянула сестру за руку и зашла за угол дома. Ближе к школе. Туда, где мы встретились с Андреем.
Здесь было тихо и безлюдно. Свет фонарей очерчивал яркие круги на снегу, не разгоняя темноту, а лишь подчёркивая её.
– Смотри! Где тут первая звезда? – я запрокинула голову и пыталась рассмотреть на небе вестник Рождества.
– Смотри! Какой упорный парень! – указала мне Люська в сторону, где среди снега выделялась надпись: «Ася! Отзовись!» И осыпавшийся номер телефона рядом.