Страница 8 из 10
– Один! Ура-а-а-а! – взорвался криками город. Или фейерверками.
Я отошёл за угол дома и залюбовался, как весело и искренне, совершенно удивительно для меня, играли в снежки дети и девушка в белой шапочке с помпоном в ярком лыжном костюме.
Судя по тому, как ловко она уворачивалась от летящих в неё снарядов целой толпы счастливых детей, барышня костюм носит не для понта.
Я люблю спортивных людей. Я и сам с удовольствием стараюсь держать себя в форме. Если у человека есть такое совершенное тело, то отчего не использовать его, по возможности. В конце концов – это красиво!
Мне некуда было торопиться, и я с удовольствием наблюдал за барышней. Как она смеётся, как она падает, как она ловко отклоняется. Как она грамотно и ловко бросает снежки. Аккуратно, чтобы не попасть детям в лицо.
Я зазевался и не отреагировал, когда она подошла ближе? Или это я подобрался к ним, чтобы лучше видеть?
Ужасно хотелось увидеть лицо этой девушки.
И тут мне прилетел снежок за шиворот.
Бр-р-р…
– Простите! Давайте я отряхну! – вдруг подскочила ко мне девушка.
Румяная, улыбчивая, с сияющими глазами.
До невозможности захотелось узнать, какого цвета эти глаза…
Барышня тем временем что-то прощебетала про подарок, притащила меня на буксире к подъезду и велела стоять на месте и ждать.
Смешная.
Милая.
И убежала…
Я постоял минутку и, тряхнув головой, подогнал машину к подъезду.
Понимал, что глупо стоять здесь, как дурак, но всё равно тянул время и ждал. Не уезжал. Зачем-то полез править треснутый козырёк над багажником.
Значительно позднее, когда между поцелуями я выпытывал её имя и услышал протяжное «Ася-я-я-а-а», я понял, что не хочу отпускать от себя эту девушку просто так. Хочу узнать её лучше.
Потому что ни с кем я ещё так весело не ел салат из одной огромной миски. Реально – тазик оливье в подарок на Новый год.
Потому что она подхватывала цитаты, которые я вечно сую в свою речь, когда волнуюсь.
А как она заливисто и откровенно смеётся! Не хихикает льстиво, не гогочет грубо, не давится смехом, пытаясь казаться утончённой. Она смеётся легко и весело, потому что ей реально смешно то, что я рассказываю.
У нас похожее чувство юмора!
Утром позвонила Аллочка – жена отца, и устроила истерику, что мне срочно нужно забрать Маньку. Потому что моя собака её укусила! И если я прямо немедленно не приеду, то несчастное животное выкинут на улицу.
Вот тварь!
Манечка не отравились бы!
В огромном доме отца не нашлось, видите ли, места для крошки-собаки на денёк!
Я подоткнул одеяло сладко спящей Асе. Жалко было будить! Написал записку и положил на тумбочку у кровати, придавив книгой.
Полюбовался немного тенями от ресниц на бархатных щеках красавицы и, вздохнув, побежал к машине. За час-полтора успею обернуться туда-обратно!
Одиннадцатая глава
Два дня я ела, спала, обложенная котами, и снова ела. Ещё немножко помогала по ерунде всякой.
К примеру, мама по какой-то древней непонятной причине, скорее всего, отдавая дань привычке, перебирала купленную гречку. Высыпает на стол и ловко разгребает пальцем колючие крупинки в разные стороны.
Или сама прядёт вычесанный с трёх котов пух. Вначале начёсывает, аккуратно, чтобы волосинки лежали желательно в одну сторону, небольшие скрутки из пуха. А затем вытягивает из них нить на веретено, запуская его характерным движением, словно волчок.
Это похоже на волшебство.
Такая женская магия. Зимняя.
Сядешь с ней рядом, и пока руки делают простую и монотонную работу, можно проговорить все свои печали и проблемы. И боль отступает. Наматывается в клубочек, чтобы стать варежками или поясом для папиной спины.
– Не спеши, дочь. Не гонись за призраками. – тихо приговаривала мама, скручивая в одну спрядённую нить с двух веретён, пока я их придерживала, чтобы не путались между собой.
– Мам, мне почти тридцать! – в сердцах воскликнула, не ожидая сама от себя, что прорвётся наружу моё отчаяние.
– Василиса, я пока ещё помню, когда тебя родила! Не выдумывай! Тоже мне, возраст – двадцать пять лет! Совсем девчонка! – усмехнулась мамочка.
– Скажешь тоже… – я смутилась от своего порыва и отвернулась бы, но нужно держать внимательно эти вёрткие штуки.
– Самое время жить. В двадцать пять ещё горит задор и авантюризм в крови, но уже пробиваются зачатки разума и осторожности! Оглянись вокруг! – тепло взглянула на меня, будто погладила мама.
– Ма, я чувствую себя на тридцать пять… И мне хочется закуклится. – тяжело призналась, опуская глаза.
– Ну и дура! А я чувствую себя на тридцать пять, и мне хочется летать! – усмехнулась мама, и завершив свой клубочек ловко закрепила конец нити.
Она встала и аккуратно собрала образовавшийся вокруг нас мусор. А затем, приподняв руки, сделала несколько танцевальных движений из латины, подпевая тоненьким голосом.
– Ты нянчилась со своим мальчиком Женечкой, вот и придавило тебя материнским инстинктом, – вышел на звуки маминого пения папа и, подхватив мамочку, завершил движение и чмокнул её в щеку, удерживая в объятиях.
– И что мне делать? – я так и сидела на стуле с веретёнами в руках.
– Наслаждаться каждым днём своих юных двадцати с хвостиком лет! И делать глупости! – улыбнулась мне мама.
– Не дёргайся, судьба и на печке найдёт, или делай, что должно, а там будь, что будет – вторил ей папа.
– Ох, мам-пап! По глупостям я крупный специалист, не сомневайтесь! – закатила я глаза, вспоминая свой новогодний загул и невольно краснея.
– Это же прекрасно! – подмигнула мне мама из-под папиной руки и немного поелозила затылком о его плечо.
А на третий день мне неудержимо захотелось домой. В Москву! Раз уж так случилось, что у меня образовалось свободное время, то в самый раз найти себе подработку!
Ипотека сама себя не выплатит. Нужно дёргать лапами, работать!
Мама посмотрела на мои метания по дому, в попытке сделать всё запланированное за один день, и к вечеру, за ужином, предложила собираться домой.
– Поезжай, милая. Но на майские ждём. Приезжай помогать с огородом.
Рано с утра, нагрузившись домашними заготовками, я ехала среди заснеженных полей в Москву.
С абсолютно другим настроением. Спокойная. Обласканная родительским теплом. Умиротворённая.
Низкие тучи висели над миром. Тёмные. Беременные снегом. Ветер кружил позёмкой по дороге. Свистел, пугая вьюгой. Вдали темнел суровый зимний лес.
Зима выпивает силы. Холодом, снегом, просторами, пургой и метелью. Страшное время выживания, суровая пляска холода по древним русским землям.
Но зима – это и время домашнего уюта и тепла. Семейных посиделок и долгих вечерних разговоров за чаем. Время, когда человек особенно нуждается в другом человеке рядом с собой. Время делиться душевным теплом.
Да, мама права. Я слишком суетилась в поиске своей половинки. И за этой суетой в суррогате будней забыла, как оно ощущается, это настоящее тепло.
В конце концов, и одной жить неплохо. Есть время на новую работу, или можно, например, поучиться.
Сертификацию пора пройти. Сдать экзамены на главного бухгалтера.
А то работаю под честное слово… А так и зарплата будет выше. Да и можно поискать место получше.
Я работала в конторе, которая занималась строительством и ремонтом производственных помещений. Устроилась бухгалтером и проработала два года, когда наша главный бухгалтер от нас уволилась. Директор попросил её заменить. Временно. И я заменяю. Уже больше полугода.
Ещё по удалёнке веду три мелких предприятия. Но это, так… На прокорм.
– Людочка? Ты дома? Я подъеду в течении часа. Помоги мне разгрузить мой грузовичок. – попросила я сестру, дозвонившись со второго раза.
–Ой! Ты уже едешь? – удивилась она и продолжила, зевая, – хорошо, как подъедешь, звякни!
Я усмехнулась. Время почти девять, а наша Людмила ещё в постели.
Москва встретила пробками и вечной суетой. Всё как всегда в вечном городе.