Большие Надежды

– Ра… работаю, – сипло пробормотала она и, откашлявшись, добавила: – Этотожемоя работа.

– Мне казалось, я достаточно внятно обозначил ваши обязанности.

– Да, но при этом не соизволили сообщить о них Миллеру! – попробовала было возмутиться Мэй.

– Я не обязан… – начал было Хант, но тут произошло нечто совсем непонятное.

Ещё недавно едва не падавшая в обморок Мэй вдруг выпрямилась и шагнула вперёд, отчего её лоб упёрся прямиком в маску Артура. Он хотел было отшатнуться, но тут перепачканный в земле тонкий палец ткнул его в грудь, и это прикосновение Хант ощутил даже сквозь углепластик доспеха. Визоры маски позволили сфокусировать взгляд на лице Мэй, и Артур увидел, как, чуть прищурившись, та посмотрела ему точно в глаза. Разумеется, она ничего не могла разглядеть, но на мгновенье Ханту впервые стало не по себе.

Было во всём этом что-то такое знакомое, отчего Артур нахмурился, а потом неожиданно для себя отвёл взгляд. Мэй, конечно, не знала об этом, зло скалясь в сторону маски, зато Хант вдруг увидел ссадину на её левой щеке, которая протянулась до самого уха, а потом и едва затянувшие ранки коросты. В памяти всплыла помятая рожа убогого Миллера, и с какой-то тоской Хант вдруг подумал, что лучше бы он свернул ему шею. Распускать руки на подчинённых, пускай и таких, как эта Мэй, было запрещено. Но Артур знал, что мало кто следовал этому правилу.

Тем временем девчонка сильнее вдавила грязный палец в доспех и зло процедила:

– Разумеется, вы ничего и никому не обязаны. Однако напомню, Лаборатория подчиняется только службе Регулирования Единообразия Населения. И главой значится Миллер, а не Артур Хант. Поэтому даже если вы и привыкли, вследствие своей безнаказанности, вести себя столь же взбалмошно, то здесь так не выйдет. Мне всё равно предстоит отчитываться перед Миллером.

– Это вы сейчас жалуетесь? – с чумным весельем вдруг хмыкнул Хант.

– Нет, – выплюнула она и отвернулась, уставившись на проклятое дерево. – Всего лишь объясняю, что я здесь делаю. Вы же это хотели узнать?

– Допустим. – Артур чуть склонил голову набок, разглядывая тощие плечи, что торчали даже под мешковатым лабораторным халатом. С высоты своего роста и благодаря беспощадному освещению, что придавало и без того бледной коже девчонки оттенок свежего трупа, он мог разглядеть каждую кость вплоть до формы лопаток. Это было жалкое зрелище, но вслух Хант произнёс: – А ещё было бы неплохо получить от вас отчёт за неделю.

– Установлено ещё три потенциальных кандидатуры на воспроизводство в рамках исследования. Ожидаются дополнительные проверки, – пришёл сухой ответ. Всё.

Честное слово, не будь Мэй наживкой, Артур давно отправил бы её тощее тело гнить в цехах переработки. Но она была нужна, а потому всё ещё стояла к нему спиной и делала вид, что чертовски занята каким-то зелёным листом. Отчего-то Ханта это позабавило.

– Вы слишком дерзкая.

– Мы с вами это уже проходили. В прошлый раз вы нашли это приемлемым, – огрызнулась она, но Артур видел, как предательски заалело пострадавшее ухо, и усмехнулся.

Право слово, наблюдать за Мэй оказалось куда интереснее, чем он мог предположить. В ней было много эмоций. Целый шквал самых разных, что пронзали Ханта, словно лучи, а потому разобраться в них было сложно. Он чувствовала гнев и досаду… О, определённо, было раздражение на него, сильно болела щека, на которую, похоже, пришёлся тяжёлый удар. Так же то и дело появлялось навязчивое беспокойство из-за его присутствия. Остальное проскальзывало почти незаметно и разобрать этот поток оказалось едва ли невозможно. Там был лёгкий голод, потому что до обеда ещё далеко; усталость; обида на что-то или кого-то; и, конечно же, ставшее обыденным одиночество. К удивлению Артура, места для страха в разуме Мэй уже не нашлось. Она ничего не боялась.

Обойдя едва заметно напрягшееся от звука шагов тело, Хант демонстративно прислонился к одному из реликтовых деревьев, чем заслужил весьма испепеляющий взгляд. Кажется, он посягнул на святое. Прекрасно.

– Хотите, я освобожу вас от… этого? – Он небрежно махнул рукой, показывая на видневшуюся повсюду зелень. Последовала пауза, когда на лице Мэй появилось немного задумчивое выражение, а потом она неожиданно покачала головой. Хант закатил глаза. – Я не знаю языка жестов.

– Нет, – пришёл ответ. – Мне нравится здесь.

– Но это работа не вашего уровня. Вы медицинский генетик, а не ботаник.

– И что с того? Я могу быть кем угодно, но моё происхождение явно против любого карьерного роста. А поскольку других мест в Лаборатории нет, меня определили сюда. Думаю, это лучше, чем отправиться в отдел переработки и стать биотопливом. Так от меня больше пользы.

Мэй рассуждала по-деловому, почти равнодушно, как и положено говорить о неизбежности, которая в конце жизни ждала каждого жителя Города. Но что-то беспокоило Ханта. Это вилось неясным туманом и кололо в предвкушении кончики пальцев, однако следующая фраза спугнула едва оформившееся чувство.

– Вы просто предупреждайте в следующий раз, чтобы не пришлось искать по всей Башне. Я вас дождусь.

От той простоты, с которой эта Мэй ставила ему условия, Хант было взбесился, но потом неожиданно фыркнул и покачал головой. Он отчаянно не понимал, что творилось в её голове.

– Непременно учту, – саркастично ответил Артур и склонился в шутливом поклоне.

Его маска вновь оказалась около лица Мэй, и это произвело интересный эффект. Видимо, вспомнив, кто стоит рядом, она невольно шарахнулась в сторону. Послышался хруст, Флоранс вздрогнула, и в этот момент какая-то ветка хлестнула её по щеке. Хант выпрямился и заложил руки за спину, с любопытством разглядывая застывшую в неудобной позе девчонку. Как назло, удар пришёлся по ссадинам, показались несколько капель крови, а в следующий миг Мэй закрыла лицо грязными ладонями.

– Вот видите, даже глупая древесина разочарована вашей дерзостью.

Мэй ничего не ответила. Судя по тому, как медленно поднимались и опускались её плечи, она пыталась взять себя в руки. Наконец, когда Хант уже был готов потерять терпение, Мэй пошевелилась. Она выпрямилась, но в глаза теперь не смотрела.

– Прошу прощения. Этого не повторится, – скучным тоном проговорила она, и Артур в удивлении приподнял брови. Однако…

– Не сомневаюсь, – тем не менее ответил он и, оглядевшись по сторонам, неожиданно сам для себя спросил: – Что произошло в Лаборатории?

Вопрос вызвал неожиданную реакцию: Мэй отвернулась и вдруг направилась куда-то вглубь теплицы. От удивления Хант опомнился, лишь когда она уже почти скрылась за густой зеленью раскинувших свои ветви деревьев. Что за… Чувствуя, как опять поднимается раздражение, Артур всё же двинулся следом. Вопрос, почему он продолжает бегать за этой юродивой настойчиво повис в воздухе. Потому что, если быть честным, эта наживка была не настолько ценна.

И всё же Артур направился следом, чтобы обнаружить Мэй около заваленного аппаратурой и пластиковыми документами стола. Она нервно переставляла какую-то стеклянную посуду и упрямо не обращала на Ханта внимание, стоило ему замереть у неё за спиной. Чуть склонив голову набок, он долго разглядывал затылок с коротким ёжиком едва проклюнувшихся волос, а потом вдруг со смешком подумал, что эта Мэй даже без слов умудрялась выразить своё недовольство удивительно дерзко. Ну, и что ей на этот раз не понравилось?

Впрочем, ответ Артур прекрасно знал сам. И чувство презрения к Миллеру, которое зародилось минут двадцать назад, стало ещё нестерпимее. Будет чудом, если в следующий раз он не отправит главу Лаборатории полировать пол в самой убогой камере Канцеляриата. Честное слово, Миллер заслужил это и, может быть, ещё что-нибудь сверху за свою феноменальную глупость. Да, жизнь Города весьма аскетична. Здесь чёткая иерархия подразумевала ясную систему приказов и подчинения, которую нельзя было оспорить, и каждому отведена роль согласно эволюции его родительских генов. На основе созданных Мессерер карт можно было сразу сказать, каким будет человек в будущем. Кто-то годился только в уборщики улиц, кто-то в обслуживающий персонал, и только с живорождёнными никогда нельзя доподлинно предсказать, что из них выйдет. Да, их геном так же разбирали на составляющие и можно было делать прогнозы, но… Но их врождённая свобода воли подчас оказывалась непросчитываемой. И Мэй была из таких, чем доводила образчик отменной селекции Кеннета Миллера до зубового скрежета. Она была лучше его, умнее, сообразительнее, даже, пожалуй, исполнительнее, если верить тому, что Артур узнал про неё. И это, разумеется, раздражало всех, кто оказывался достаточно глуп. Ну а Миллер был непроходимым тупицей, из-за чего страдал излишней агрессией и несдержанностью в общении со службой Отдыха, а теперь, похоже, ещё и с подчинёнными.