Страница 105 из 113
— Получилось?
— Еще как! Ведь учился когда-то в Московском императорском инженерном училище. Не зря, видно. Много всяких событий было. Тут кончилось, послали на Северный Кавказ. Воду в Тереке хотели поднять, дамбу строить, чтобы хлеб подвозить, дорогу налаживать. Не удалось. Беляки помешали. Снова в бой на защиту Советской власти. Потом приказ — ехать в Башкирию, организовывать «Башкирпомощь». Белые совсем их разорили. Голод, нищета, болезни. Потом опять послали на Украину, работал там в ЦК. Теперь прибыл в Москву на съезд… Вот в двух словах и все.
В комнату вошла Мария Николаевна и скомандовала:
— Все рассказы потом. Садитесь за стол. Угощаю вас настоящей гречневой кашей с маслом. Праздник сегодня — встреча старых друзей.
Она принесла большую кастрюлю:
— Ешьте от души.
Бруно Федорович подошел к буфету, достал пузырек с прозрачной жидкостью.
— Медицинский, — подмигнул он. — Целый год хранил его для торжественного случая. Пришло время. Это нам с тобой, Федор Андреевич. Моряк не пьет.
Он налил две рюмки, чокнулся с Артемом, улыбнулся Алексею:
— Со встречей! Закусывайте.
Гречневая каша, рюмка разведенного спирта — это был настоящий пир. Артем расспрашивал Алексея об Австралии, вспоминал общих знакомых. Его интересовали мельчайшие подробности, а Алексею хотелось узнавать еще и еще об Артеме. Они перебивали друг друга. Кирзнер, улыбаясь, слушал. Когда «австралийцы» вдоволь наговорились, он сказал:
— Хватит, товарищи, а то вы до утра проговорите. Как собираешься жить дальше, Алеша?
— В море хочу. На пароход.
— Да какие же сейчас могут быть пароходы? Не ходят еще наши пароходы. Придется подождать. Я тебе вот что предложу, Алеша. Иди ко мне в Чека. Будешь работать в иностранном отделе. Язык ты знаешь в совершенстве. Вообще ты для нас был бы золотой человек. Если сумел так обвести вокруг пальца англичан в Одессе, сумеешь сделать это и где-нибудь в другом месте.
— Нет, Бруно, — вмешался Артем, — по-моему, ему надо идти в Коминтерн. Там он больше пользы принесет. А ты что скажешь, Алексей?
Алексей Иванович пожал плечами:
— Мне трудно решать. Я все время мечтал о судне, других планов у меня не было, но если пароходы еще не ходят, то и говорить нечего. Где-то надо работать.
— Насчет пользы ты не то говоришь, Федор Андреевич, — сказал Кирзнер. — Не мне тебе рассказывать, как нужны нам сейчас большевики, владеющие языками. Где их взять? Тот, кто знает языки, в своем большинстве наши противники. Всякие дворянчики, аристократы, одним словом, бывшие… Им нашей работы не доверишь.
— А в чем будет заключаться моя работа в Чека? — спросил Алексей Иванович. — Я ведь слабо разбираюсь в вашем деле.
— Не думаешь ли ты, что я всю жизнь работал в Чека? А надо — значит, надо. И пошел без звука. У нас все такие. В основном рабочие. А работа? Защита завоеваний революции. Дело благородное, хотя и не безопасное. Уж очень много всякого дерьма посягает на них.
Кирзнер выжидающе глядел на Алексея.
— Только если временно, Бруно Федорович, — твердо сказал Алексей Иванович. — Я моряк и хочу плавать. Знаю, что вы мне сейчас скажете. Ты, мол, прежде всего солдат партии, куда прикажут, туда и пойдешь. Готов, если это приказ. А если есть право выбора, то выбираю море.
— Да никто у тебя твоего моря не отнимет, пойми ты. Нет у нас еще коммерческого мореплавания. Но будет. Будет обязательно. Не беспокойся.
— Вообще-то верно. Переждать надо, — в раздумье произнес Артем. — Требуется большая осторожность. Наши суда все национализированные. А многие их бывшие хозяева сидят за границей и ждут, когда какой-нибудь пароход придет туда. Тут его, голубчика, и схватят. Возвращаем, мол, законным владельцам, или уплатите за понесенные убытки по национализации. Кроме того, фарватеры еще не тралены. Везде полно мин. Понял?
— Как не понять. Все понял.
— Я тебе обещаю, Алеша, — торжественно сказал Кирзнер, — только пароходы пойдут — я тебя сразу же отпущу. А пока иди работать к нам. Я не преувеличиваю ту пользу, которую ты принесешь. Пусть Федор Андреевич подтвердит, хотя он и возражал сначала. Скажи честно, Федор.
— Ну, если честно, — Артем засмеялся, — то ты, конечно, прав. Алексей нужнее всего в Чека. Самый трудный и важный участок работы.
— Вот видишь? — торжествующе поглядел Кирзнер на Алексея. — Можно считать наш разговор оконченным? Или будут какие-нибудь вопросы?
— Вопросов нет. Когда приступать к работе?
— Даю тебе неделю на отдых и устройство, а потом явишься ко мне.
— Есть, капитан! — по-морски ответил Алексей. — Только на этот раз без обмана. Пойдут пароходы — вы меня сразу отпускаете.
— Слово коммуниста.
— Хорошо. Теперь вы будете рассказывать, как жили, что делали, а то все мне приходится. С кем ни встречусь, давай рассказывай. Так дело не пойдет.
Вошла Мария Николаевна, подала морковный чай:
— Пейте, скучаю я по хорошему чаю. Вот, Алеша, попадешь за границу, привезешь мне настоящего китайского. Не забудешь?
— Да уж с вашим мужем попадешь! Долго нам придется морковный чай пить. Не пускает в море, Мария Николаевна, — засмеялся Алексей Иванович. — А как пустит — не забуду. С первого же рейса привезу.
Но до первого рейса было далеко, а потому все с удовольствием пили горячий морковный чай. Он казался Алексею самым вкусным напитком в мире. Давно он не испытывал такого удивительного чувства. Его окружали близкие друзья. Люди, которых он любил. Учителя. Именно их ему не хватало все долгие годы скитаний. Разошлись далеко за полночь. Сговорились собраться еще раз с женами.
Спустя неделю Алексей Иванович начал работать у Кирзнера в иностранном отделе. Работа была интересной. Через его руки проходили многие документы, открывающие темные замыслы врагов Советской России. Сейчас он убедился сам, что до спокойной жизни стране еще далеко.
Из общежития Чибисовы переехали в двухэтажный домик на Даевом переулке. Поселились в однокомнатной квартирке с кухней. Хотя в Москве больших пустующих квартир было предостаточно, выбрали они эту. Меньше — теплее.
Не хватало дров. В квартире частенько бывало холодно. И еды не хватало. Айна и Алексей похудели, но переносили лишения стоически. Ведь главное — они были вместе, среди друзей, дочка росла здоровенькой. Позади остались полицейские, тюрьмы, суды. Алексей терпеливо ждал, когда сможет уйти в море, но с Кирзнером об этом разговоров не затевал. Верил, что Бруно Федорович сдержит свое слово и, как только появится возможность, отпустит. Но пока оставшиеся суда требовали большого ремонта, запущенные и разрушенные порты не могли работать как следует, не хватало специалистов. Многие еще не вернулись из армии и военно-морского флота, некоторые, спасаясь от голода, разъехались по деревням.
Иногда Кирзнер заходил в комнату, где работал Алексей Иванович, обнимал его за плечи, говорил:
— Скучаешь, Алеша? Потерпи немного. Скоро будут и новые пароходы, и новые плавания. Приходите сегодня чай пить с Айной. Пока морковный.
Алексей Иванович привык к своей службе, к квартире на Даевом переулке и в общем-то отдыхал от всего, что пришлось пережить за последние месяцы. Ему даже казалось, что Кирзнер сознательно взял его к себе, чтобы дать работу поспокойнее. Зато товарищи его по оперативной работе не знали покоя ни днем ни ночью. Не знал покоя и Бруно Федорович. Редкий вечер его не вызывали по телефону из дома.
19
В Таврическом дворце шел Второй конгресс Коммунистического Интернационала. Зал был переполнен. Алексей Иванович сидел в пятом ряду и все еще никак не мог поверить, что он участник этого исторического события. А получилось все так неожиданно!..
Однажды раздался телефонный звонок. Алексей Иванович поднял трубку.
— I want to speak to mister Long[31], — послышался знакомый голос, но Алексей никак не мог сообразить, кто в Москве может называть его «мистер Лонг», но тут на другом конце провода засмеялись, и по этому раскатистому смеху он безошибочно узнал Артема.