Страница 26 из 58
Так в конце 1831 г. Илья получил первое в своей жизни жалованье, а в 1834 г. его назначили на место помощника препаратора. Он тогда еще не знал, какой будет его дальнейшая судьба, однако жизнь уже готовила ему испытания.
При выделении семи академических музеев из Кунсткамеры во главе каждого из них в соответствии с уставом был поставлен академик, который выполнял свои обязанности безвозмездно и должен был, отвечая за научную ценность коллекции и не осуществляя самостоятельных перемен в музее, заботиться о пополнении собрания, для чего подавал обоснованные доклады конференции Академии. В 1836 г. во главе Ботанического музея стоял академик Триниус, во главе Зоологического — академик Брандт. Хранитель Зоологического музея Егор Шрадер был одновременно и хранителем Этнографического музея, который до избрания в 1844 г. директором его академика А. М. Шегрена не имел своего руководителя и заботу о котором проявлял по просьбе Егора Шрадера тот же академик Брандт.
Приняв музеи, академики стали разбирать коллекции Кунсткамеры, чтобы распределить их между новыми собраниями. Оказалось, что обильные поступления от различных неакадемических организаций и частных лиц были в значительной степени беспорядочными. По отдельным районам мира имелось много как вещевых, так и зооботанических собраний, причем попадалось несколько экземпляров одних и тех же экспонатов, по другим — либо вообще отсутствовали какие-либо предметы, гербарии, чучела, либо коллекции были неполными.
Как ни удивительно, но такое же положение было и с коллекциями по Америке, поступившими от кругосветных путешествий и Российско-Американской компании.
— Так не должно более продолжаться, — убеждал Федор Федорович Брандт своего друга и соседа по музейному флигелю академика Карла Антоновича Триниуса. — Из Америк, равно как и с наших камчатских и чукотских земель, коллекции следует собирать планово, с умом и наиболее полно. Дары мореплавателей и разных лиц хороши, но пора и Академии подумать о собственном экспедиционном вояже.
Карл Антонович, излишне осторожный в высказываниях, не решался сразу поддержать эту несомненно заманчивую идею и старался найти какие-нибудь возражения.
— Федор Федорович, подобное предприятие и дорого и сложно. Двор после стольких уступок Академии не даст денег, а господин президент не пожелает просить о них.
— Э, Карл Антонович, так говорить негоже. Вы ответствуйте, поелику я прав, будете способствовать моему прожекту или нет? О деньгах заботу может уменьшить Российско-Американская компания; их превосходительства господа Врангель и Куприянов довольно благосклонны к деятелям науки российской.
Довод о возможности денежной помощи от компании поколебал возникшие было новые возражения, и Триниус обещал поддержать Брандта перед конференцией Академии.
Российско-Американская компания, созданная в 1799 г. на базе частных предприятий купцов Голикова-Шелехова и Мыльникова для колонизации Аляски и развития торговли и промыслов на Дальнем Востоке, просуществовала до 1868 г. Ее ликвидировали через год после продажи Аляски США. Она сыграла существенную роль в развитии географии, этнографии и биологических наук. Декабрист Д. И. Завалишин, проведший многие годы в Восточной Сибири и Америке, в 1865 г. писал: «Она (компания) посылает ученые экспедиции, делает описи и на американском, и на азиатском берегах; ее суда совершают открытия на океане; она издает карты, учреждает магнитную обсерваторию, производит геологические исследования, содействует исследованиям и составлениям коллекций по естественной истории и пр.».
У руководства Российско-Американской компании стояли выдающиеся общественно-политические деятели, мореплаватели и ученые. Правителем канцелярии компании в Петербурге был до дня выступления на Сенатской площади декабрист К. Ф. Рылеев. Правителем компании был писатель и путешественник К. Т. Хлебников.
Ф. Ф. Брандт в беседе с К. А. Триниусом не зря упомянул имена Ф. П. Врангеля — выдающегося русского исследователя Арктики, адмирала, главного правителя русских владений в Америке в 1829–1835 гг. и И. А. Куприянова — мореплавателя, вице-адмирала, бывшего в 1834–1840 гг. одним из главных правителей компании. От их поддержки, а на нее Федор Федорович мог рассчитывать, зависело успешное осуществление задуманного.
Предложение, с которым выступил 31 мая 1839 г. на заседании конференции Федор Федорович от имени академиков Триниуса, Бонгарда и своего, вызвало разноречивые суждения. Три академика предлагали командировать в русские владения Северо-Западной Америки сотрудника Зоологического или Ботанического музея для специального сбора зоологических и ботанических коллекций.
— Его превосходительство господин академик Бонгард и я, — сказал Брандт, — готовы составить надлежащую программу, каковая позволит иметь в наших музеях в достойном виде флору и фауну самых дальних земель империи.
Возражения были те же, какие приводил Карл Антонович. Видя опасность проекту, в который он уже уверовал, Триниус поднялся с кресла и, опершись на красный бархат круглого стола, что стоял в конференц-зале на третьем этаже башни Кунсткамеры, неожиданно громко произнес:
— Господа, наш прожект более чем продуман. Он не потребует больших затрат, если мы сможем подобрать человека, способного выполнить двойную задачу, и договоримся с Российско-Американской компанией о ее помощи нашему плану. Мы просим дать ход предприятию и представить доклад наш господину президенту.
Карла Антоновича редко слышали эти сводчатые стены зала, и собравшиеся, удивленные его выступлением, решили вновь обсудить предложение академиков вместе с рассмотрением возможной кандидатуры командируемого.
Следующее заседание конференции было назначено на 2 августа. Два месяца Брандт и Триниус готовились к последней «битве» с нерешительными и сомневающимися коллегами по Академии. В эти два месяца, пока Брандт и Бонгард составляли инструкции для собирания зоологических и ботанических коллекций, Триниус многократно появлялся в петербургской канцелярии Российско-Американской компании. В начале июля Карл Антонович вместе с Федором Федоровичем были приняты адмиралом Ф. П. Врангелем.
В середине июля 1839 г. Илья Гаврилович Вознесенский собирался переехать из академической каморки в небольшую квартиру, подысканную на 4-й линии, вблизи дома казенных академических квартир. Он рассчитывал встретить там свой день рождения, свои двадцать три года.
Нажитого у Ильи было мало, вещей почти никаких; были книги да несколько чучел орлов, так что переезд должен был быть несложным. Но несложный переезд пришлось отложить на целое десятилетие, 17 июля Брандт прислал за Вознесенским.
В кабинете академика находились Триниус, Бонгард и директор императорского Ботанического сада Ф. Б. Фишер. Илья Гаврилович был смущен.
Федор Федорович Брандт понимал состояние молодого человека и, ласково похлопав его по плечу, спросил:
— Не наскучили ли вам унылые занятия консервацией и прибором чучел и препаратов? Нет ли у вас желания вновь совершить какой-нибудь дальний вояж?
Илья не успел ответить, как Бонгард в свою очередь спросил о его самочувствии, о здоровье.
Не привыкший к ухищрениям, Вознесенский прямодушно ответил:
— Ваши превосходительства, мои занятия доставляют мне истинную радость и цель жизни. Я не мыслю своего существования без них, без академического музеума. Я всю жизнь прожил среди этих чучел и препаратов. Я многому научился у господ консерваторов. Мне было бы любопытно посмотреть другие земли, но только ради сбора новых неизвестных произведений естественной природы. Я теперь совсем здоров. Прежняя хворь давно отпустила меня. Простите за назойливость, но какова цель ваших вопросов или сомнений?
Карл Антонович, как самый старший по возрасту, взял на себя заботу рассказать о проекте академиков. Вознесенский долго не мог уснуть в ту ночь. То что выбор пал на него, то что ему академики доверяют собрать согласно подготовленным инструкциям-программам зоологические и ботанические коллекции, было воистину подарком судьбы. Илья не сомневался, что справится с заданием, — вот только бы согласилась с его кандидатурой конференция Академии. Ни о каком переезде на новую квартиру помощник препаратора уже и не думал, он ждал 2 августа.