Страница 25 из 58
11 ноября 1818 г. под главенством академика X. Д. Френа выделяется в Кунсткамере собрание восточных медалей, рукописей и книг под названием Восточного кабинета, который сразу же получил второе, ставшее более распространенным наименование — Азиатский музей. В 1824 г. под надзор ботаника К. А. Триниуса передаются из Натуркамеры все ботанические коллекции и книги по ботанике, которые образуют ботанический отдел, 10 ноября 1825 г. учреждается Египетский кабинет, или Египетский музеум, под который специально расписываются египетским орнаментом комнаты в первом этаже восточного крыла Кунсткамеры. Смотрителем Египетского музея стал академик Грефе.
Уже после смерти Озерецковского, с 1831 по 1836 г., решались судьба Кунсткамеры и будущее родившихся в ее недрах научных центров. С запозданием идеи академика Озерецковского воплощались в жизнь. То здание, которое сегодня с Таможенного переулка и со стороны Менделеевской линии обрамляет белоколонный дворец — главный корпус Академии наук, начало строиться в 1826 г. и было закончено в 1831 г.; в нем предполагалось разместить академическую типографию, но первым туда въехал зоологический отдел — Зоологический музей Кунсткамеры, который с того же 1831 г. возглавил академик Ф. Ф. Брандт. В 1835 г. в этот же корпус, получивший название музейного флигеля, переехал ботанический отдел, а также отдел сравнительной анатомии, вошедший в состав Зоологического музея на правах подотдела. В старом здании оставались отделы (музеи) азиатский, египетский, этнографический и кабинет Петра I.
Окончательное разделение Кунсткамеры или, точнее, выделение из ее недр семи самостоятельных академических учреждений произошло в 1836 г., когда в «Уставе и штатах Императорской Санкт-Петербургской Академии Наук» были записаны в качестве самостоятельных учреждений: Минералогический музей, Ботанический музей, Зоологический и Зоотомический музей, Азиатский музей, Нумизматический музей, Египетский музей и Этнографический музей. В штатах музеев предусматривались как научные, так и научно-технические сотрудники. Разместившись в двух соседних зданиях, все семь новых музеев в том же 1836 г. открыли свои экспозиции для посетителей.
Вышедшие из недр Кунсткамеры семь новых академических музеев либо положили начало современным академическим институтам нашей страны, либо вошли важной составной частью в музеи, существующие и поныне. Минералогический музей стал основой современного Минералогического музея АН СССР (Москва). Ботанический музей — важная часть музейных собраний Ботанического института АН СССР. На базе Зоологического музея возник Зоологический институт АН СССР и его музей. После передачи вещевых коллекций Азиатского музея Этнографическому на базе оставшихся рукописных и книжных собраний возник Институт востоковедения АН СССР. Коллекции Нумизматического музея вошли в состав соответствующих коллекций Государственного Эрмитажа и Этнографического музея. Также между Эрмитажем и Этнографическим музеем были поделены коллекции Египетского музея. Кабинет Петра I — основа современной Петровской галереи Государственного Эрмитажа. На базе Этнографического музея возникли Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого АН СССР и Институт этнографии имени Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР.
Музей антропологии и этнографии явился наследником не только первых вещевых этнографических коллекций, но и самого здания Кунсткамеры. Среди его коллекций уникальные собрания, присланные в прежнюю Кунсткамеру из дальних русских колоний в Америке посланцем Академии Ильей Гавриловичем Вознесенским. Его собирательская деятельность не только обогатила музей, но и способствовала распространению этнографических знаний в нашей стране, утверждению этнографии как науки во второй половине XIX в.
Отставной унтер-офицер Гаврила Вознесенский находился на иждивении Академии по инвалидности. В его распоряжение была выделена небольшая полутемная каморка в главном здании Академии, где в 1816 г. 19 июля родился сын, названный по желанию матери Ильей. В семье Вознесенских всегда жили впроголодь. Не хватало денег ни на хлеб, ни на одежду. Мать перешивала на мужа и болезненного сына доброхотные пожертвования платьем господ — смотрителей отделов Кунсткамеры, где в дни свободного допуска публики Гаврила Вознесенский помогал сторожам.
Какие-то гроши появлялись в семье, когда мать Ильи хлопотала по хозяйству в доме самого господина президента графа С. Уварова. Так продолжалось недолго. От постоянного недоедания, надорвав здоровье, жена Гаврилы тихо скончалась поздней осенью 1821 г. Не зная, как жить дальше, отставной унтер-офицер пошел с сыном к надсмотрителю Озерецковскому, рассчитывая на его милость и помощь.
Щуплый, бледный, лобастый пятилетний (!) Илья чем-то приглянулся надсмотрителю, и тот определил его наборным учеником в академическую типографию.
— Пусть там пообвыкнет к азбуке. Быть может, грамоте научится, — заметил Николай Яковлевич Озерецковский отцу, растерявшемуся от столь неожиданного решения судьбы сына.
Шесть лет Илья проработал в наборных учениках и проявил редкие способности в овладении грамотой не только русской, но и немецкой (многие издания Академии печатались на немецком языке). Свободное время, которого было очень мало, Илья проводил в зоологическом отделе Кунсткамеры, помогая служителю разбирать коллекции, чистить чучела. У него никогда не было никаких игрушек, но детские годы были детскими годами, и он приходил в зоологический отдел, как приходят в страну сказочного царства, населенную невиданными заморскими птицами и хищниками. Впечатлительный ум схватывал все многообразие природного мира, и Илья мог безошибочно различать его виды и классы.
Может быть, Озерецковский успел до своей кончины сказать графу Уварову об исключительных способностях наборного ученика? Во всяком случае с разрешения президента Академии в 1827 г. Илья Вознесенский был переведен учеником, в Зоологический музей к тогдашнему консерватору Кунсткамеры Эдуарду Петровичу Менетрие.
Ни копейки жалованья Илья не получал, но был на довольствии и радовался открывшейся возможности все время пребывать в мире своей сказки. Усердие мальчугана нравилось Менетрие, и он в конце 1829 г. взял его с собой в закавказскую экспедицию.
Почти год Илья взбирался на скалы, влезал в расщелины, собирая травы и различных насекомых. Сам засушивал или консервировал их. Коллекция, собранная в Закавказье, была очень интересна, и академик А. А. Штраух, ознакомившись с ней, отметил умелую предварительную классификацию насекомых, сделанную четырнадцатилетним Ильей.
Пребывание на Кавказе пошло на пользу. Юноша окреп и вырос. Но вскоре случилось несчастье. Отец умер, не оставив никаких сбережений. В мрачной и холодной каморке нельзя было найти и масла для светильника.
У Ильи ничего и никого не было, кроме Академии и ее служителей. Только на их помощь мог рассчитывать сирота.
— Ваше превосходительство! — Эдуард Петрович вторично попытался задержать академика А. Купфера, стремительно шагавшего по коридору музейного флигеля, но все было напрасно. Академик резко махнул рукой и скрылся в кабинете.
Менетрие придержал дверь и без разрешения вошел следом. Купфер резко обернулся.
— В чем дело, господин консерватор? Я занят.
— Ваше превосходительство, — в третий раз начал Эдуард Петрович, — простите мою докуку, но я прошу вашего содействия назначению жалованья Илье Вознесенскому, изрядно поработавшему в экспедиции и оставшемуся сиротой безо всяких средств.
Купфер кивнул и, взяв со стола лист бумаги, протянул его Менетрие.
— Читайте!
Это было за подписью академика А. Купфера представление в Комитет правления Академии наук: «В уважение того, что означенный Илья, Гаврилов сын, Вознесенский служил с усердием и исправностью в течение всего времени и что он старался, сколько от него лично зависит, содействовать успеху нашего предприятия, то я, согласившись предварительно с г. Менетрие, прошу Комитет правления императорской Академии наук наградить означенного Илью Вознесенского назначением ему жалованья, соответственного занимаемой им должности».