Страница 13 из 58
К вечеру, когда подъехали кибитки, в долину, где был разбит лагерь, вернулись воины, умчавшиеся вперед. Кибитки остановились на поляне, окруженной с трех сторон мрачным густым лесом. Зазвучал плач женщин и тут же затих…
На опушку из лесу выезжали серой массой чужие воины. Они уже подняли свои луки, и в этот миг ввысь взметнулся сильный голос Азы. Она шла, распустив волосы, к лесу и пела песню на незнакомом ей языке, песню своей матери. Чужие воины опустили луки, убрали мечи в ножны. Воины кагана замерли, готовые к битве. А девушка шла к лесу и пела о покинутой родине…
Из рядов врагов выехал седовласый всадник. Он соскочил с коня, снял лук и колчан, отстегнул пояс с мечом и положил оружие на траву. Высоко подняв правую руку, седой воин пошел навстречу Азе.
Так и шли, приближаясь друг к другу, воин и девушка. А когда расстояние между ними сократилось до двух шагов, над лесом зазвучала песня на два голоса. Отзвучала последняя нота, и старый воин склонился перед Азой в поклоне. Он или узнал, или признал в ней дочь курыканской принцессы.
Песня из глубины лет вызвала воспоминания и остановила кровопролитие. Вожди курыканов дали приют тюркам. Здесь, на поле битвы, стали побратимами люди, чьи воины еще в полдень были врагами.
Курыканские воины высоко подняли колоду с телом Секала — своего сородича, военачальника тюрок — и медленно понесли к могильной яме. Орда закончила долгий путь войны. Она похоронила своих воинов по своим обычаям. Но над могилой Секала, как над могилами курыканских бойцов, Аза сложила коническую юрту из тонких каменных плит…
С той поры как человечество освоило всю ойкумену — территорию, населенную людьми, его ветви вступили в длительные исторические контакты между собой, что позволяет каждому из нас считать себя потомком первопроходцев.
На долгих и длинных дорогах истории встречи племен и народов нередко приводили к рождению нового единства — нового этноса, как это произошло у сородичей Секала. Но бывало и так, что в столкновениях этносов погибал какой-то один из них или даже оба, обескровленные во взаимных битвах и неспособные противостоять нашествию иных народов или стихиям природы. И все же стремление расширить просторы обитания, даже если встречались природные или социальные препятствия, было неистребимым, и наши предки, появившись в разных районах Земли, положили начало истории человечества — его географической главы и тем самым неизбежно открыли его другую, этнографическую главу. Люди стали накапливать знания о самих себе и себе подобных. Так начинался сбор первичных этнографических знаний, начиналась этнография.
ГЛАВА 2. КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ
Старинная легенда, попавшая вместе с другими в Библию, гласит, что всевышний очень разгневался на людей, которые дерзнули построить башню до неба. Вавилонская башня от божьего гнева разрушилась, а люди были разбросаны по всему свету. Дабы дерзкие не смогли вновь соединить свои усилия и попытаться повторить неугодное, всевышний воздвиг меж ними языковой барьер.
Создатели легенды о Вавилонской башне жили в реальном разноязычном мире и стремились как-то объяснить такой факт.
Различия в языке, в цвете кожи, в образе жизни люди подмечали с древности и пытались найти этому объяснение — или сверхъестественное, или близкое к истине, реальное. История сохранила редкие свидетельства древних авторов, поражающие не только глубиной суждения об иных землях и населяющих их племенах, но и удивительной прозорливостью в толковании пройденных человечеством исторических этапов.
В высказываниях древних с истиной соседствовала, конечно, выдумка, фантазия, а то и откровенное осуждение «нынешнего века» и противопоставление его «веку минувшему», изображаемому как век счастья и свободы, как золотой век.
О золотом веке, якобы существовавшем прежде, когда люди имели вдоволь пищи и досуга, говорит в поэме «Труды и дни» древнегреческий поэт и философ Гесиод (VIII–VII вв. до н. э.). С ним спорит, ему возражает древнеримский поэт и философ Тит Лукреций Кар (I в. до н. э.), предвосхитивший в своей замечательной поэме «О природе вещей» многие современные взгляды на историю человеческого общества, на постепенную смену эпох, принятую в археологии.
О прошлом человечества спорили, как на ристалище, через века поэт Древней Греции и поэт Древнего Рима.
Обиженный судьями, несправедливо разрешившими его земельную тяжбу с братом, Гесиод написал поэму «Труды и дни», где мудрое прошлое нарек золотым веком, а современный ему мир — наихудшим из поколений — железным поколением.
О прошлом Гесиод писал так:
А вот что он поведал о днях своей современности:
Приведенные строфы не столько воспевают золотой век (так характеризует литературная традиция поэму Гесиода), сколько осуждают современный для поэта мир. И все же золотого века в прошлом не было — так утверждал, так рассуждал и писал римский поэт Тит Лукреций Кар спустя семь столетий.
Вот что было в прошлом у человека и человечества:
Тит Лукреций Кар блистательными строфами изложил жизнь первобытного человека, насыщенную постоянной борьбой за существование, жизнь, в начале которой человек не знал огня, питался сырым мясом, применял каменные орудия, но затем научился добывать огонь, выплавлять бронзу и в конце концов железо, разумно посадил полезные растения на специальных участках земли — будущих полях и приручил добродушных животных, ставших его верными спутниками. Не праздности предавался человек той тяжелой эпохи, и постоянным трудом добывал средства для существования.