Темный час

Все было сделано.

Я сделал это.

Крошечные точки света взорвались за моими веками, когда я зажмурил глаза и держал их закрытыми. Я еще не был готов столкнуться с последствиями своей реальности.

В моей жизни было два человека, на которых я знал, что могу рассчитывать, несмотря ни на что: Каспиан Донахью и Лео, мать его, Костелло. И я только что подвел одного из них.

Я жалел, что не я сидел в этом кресле. Все внутри меня рассыпалось, словно лед в венах раскололся, и теперь осколки разлетались и рвали меня в клочья.

Затем пришла ярость, отбросив боль в сторону и взяв верх. Это произошло почти мгновенно, пронзив меня насквозь, до тех пор, пока моя голова не стала раскалываться.

Как только я выберусь из этой дыры, я заберу у них все.

Все, блядь, все.

— Молодец, — прошелестел глубокий синтетический голос рядом с моим ухом.

Мои глаза распахнулись, услышав в его тоне веселье. Первое, что произошло, это воздух покинул мои легкие. Следующим был смех Лео, заполнивший пространство, когда мужчина в красной одежде снял повязку с глаз, открыв совершенно нетронутое лицо.

Ни в одной из банок не было кислоты. Это все был тест. Больной, извращенный, гребаный тест. Эти засранцы тем и славились, что забирались к вам в голову.

Это была одна большая гребаная игра разума, и они боролись за контроль.

Я схватил стоящего рядом мужчину за переднюю часть его мантии и притянул его тело к себе: — Я сделал это не для тебя.

— Осторожнее со словами. Ты еще не закончил, — сказал он, когда открылась еще одна дверь, напомнив мне об одной из тех игр в квестах.

Я бросил мужчину, а затем направилась прямо к Лео, который теперь был полностью развязан.

— Ты в порядке? — Я опустился перед ним на корточки.

Он усмехнулся.

— Лучше не бывает, — взяв мое лицо в свои руки, он посмотрел мне в глаза и тихо сказал. — Теперь ты в этом деле. По самые яйца. Теперь ты сделаешь все возможное, чтобы выбраться живым. — Он прислонился своим лбом к моему, понизив голос еще больше. — Чего бы это не стоило. — Мы оба поднялись на ноги, и Лео похлопал меня по плечу, наклонившись к моему уху. — Мы достанем этих ублюдков на другой стороне. — И затем он последовал за парнем в красной мантии из комнаты.

Чего бы это ни стоило.

Что-то подсказывало мне, что испытание с Лео было самым легким из всех, которые мне предстояло пройти, хотя в глубине души я знал, что если бы я его не прошел, он был бы сейчас мертв. Братство ни за что не позволило бы мне бросить им вызов и выйти сухим из воды. Они бы убили Лео из чистой злобы. Вот почему я в конце концов нажал на курок. Это не имело ничего общего с выбором верности им. Это был единственный способ спасти его жизнь. Речь больше не шла о победе.

Речь шла о выживании.

Черт.

Эннистон все еще была где-то здесь. Они понятия не имели, кто она. Даже если бы они знали, это, вероятно, все равно не спасло бы ее. Ее единственной надеждой был я. Как это, блять, поэтично.

— Ты готов к переходу? — Спросил парень в черной мантии, что бы это, блядь, ни значило.

— Лично я считаю себя безупречным, но ты принимаешь решения, так что… — Я жестом попросил его пройти через открытую дверь.

Удивительно, но двое других мужчин не последовали за нами, оставив меня и среднего парня одних.

Следующая комната, похожая на гробницу, была такой же, как и предыдущая. Красные факелы, каменные стены и бетонный пол. Мое внимание привлекли две свисающие с потолка цепи с наручниками на концах. Я взглянул на пол. Там не было кандалов. Интересно. Я не заметил в предыдущей комнате, но в этой в каждом углу были установлены камеры.

Кто-то еще наблюдал.

Гребенные садисты.

— Раздевайся, — сказал человек в черном мантии и белой маске.

— Единственный способ снять с меня одежду — это если в эту дверь войдет стройная брюнетка, жаждущая моего члена.

Я ненавидел, что мой разум автоматически вставлял Эннистон в эту маленькую фантазию.

— Пришло время для перехода. Разденься или будешь раздет. Выбирай. — Его тон был невеселым. — Если только ты не предпочтешь уйти.

Уходить было нельзя, пока я не узнаю, где Эннистон, и не увезу ее отсюда. То есть, теперь, когда Лео был в безопасности, я мог бы оставить ее. Ее упрямая задница сама втянула себя в этот бардак. Но сейчас она была нашим единственным рычагом давления на короля, не то чтобы это помогало. Он все еще возился с сайтом и сваливал вину на неизвестного партнера. Малкольм Хантингтон был в тюрьме, и мы ломали голову над тем, кем мог быть этот таинственный «партнер». Но тот факт, что король хотел, чтобы я привел его дочь на торжество в качестве доказательства ее безопасности, говорил о том, что мы близки к тому, чтобы сломить его. Это означало, что если чувство вины за то, что я оставил ее здесь, не убьет меня, то Грей Ван Дорен, вероятно, убьет. Я знал, на что способен этот чувак. У этих парней не было ничего на него.

Я вздохнул и начал раздеваться: — Что именно это за переход? — Спросил я, стягивая через голову толстовку и бросая ее на пол. — Я снял теннисные туфли, затем спустил джоггеры на бедра. — Я просто хочу сказать… Если я не уйду отсюда с моим членом, должным образом прикрепленным к моему телу, то и ты тоже.

— Руки вверх, — сказал мужчина, когда в комнату вошел еще один человек в красной мантии.

Я начинал верить, что парни в красных мантиях были сучками. Они делали всю грязную работу, пока парни в черных мантиях выкрикивали приказы через свои звуковые колонки Дарта Вейдера.

Я поднял руки и позволил дьявольской сучке застегнуть наручники на моих запястьях. К счастью, они позволили мне не снимать нижнее белье. В обычных случаях я гордился своим членом, но я не хотел, чтобы эти засранцы приближались к нему. Как только мои запястья были зафиксированы, оба мужчины повернулись и вышли за дверь, оставив меня стоять в одних носках и трусах с вытянутыми над головой руками.

Секунды тикали. Тик-так. Тик-так.

Потом минуты.

Пока мои плечи не начали болеть.

Неужели они собирались просто сидеть и смотреть на меня в эти чертовы камеры весь день? Чего они ждали? Я не был сверхчеловеком. Я не смог бы изменить форму.

Наконец, дверь открылась, и вошел мужчина, одетый во все черное: черные брюки и черную рубашку на пуговицах. Его личность была скрыта одной из тех белых масок с тонкими нарисованными усами и бровями. В руке он нес что-то черное.

Мешок.

Этот ублюдок надел мне на голову черный матерчатый мешок, а затем завязал его у основания горла. В комнате и так почти не было света, кроме тусклого красного свечения, но теперь я ничего не видел, только кромешную тьму.

— Бляяяять, — закричал я, когда ледяная вода хлестнула меня по голой коже.

Еще больше воды лилось с потолка на мою голову, как ледяной дождь.

Боль, подобной которой я никогда раньше не испытывал, пронзила меня до самых костей. Как бы я ни крутил своим телом, спасения не было. Каждый сантиметр моей плоти горел, несмотря на ледяную температуру воды. Забавно, что тело способно одновременно чувствовать, что оно замерзает и сгорает дотла.

Я закрыл рот и дышал через нос, впитывая весь воздух из мешка.

Глаза закрылись, и я заставил свой разум перенести меня в другое место, в любое другое место.

Каспиан, Линкольн и я стояли перед костром на берегу озера Крествью и слушали речь Киптона Донахью. Неподалеку от нас на коленях стояли три человека с мешками на головах и связанными за спиной руками.

— Каждый из этих людей представляет собой бремя, которое сегодня лежит на нашем мире.

Воспоминание о костре помогло мне согреться.

— Она представляет голод, — сказал Киптон, стаскивая мешок с головы женщины.

Мой отец открыл черный сундук, в котором лежали нож, пистолет и топор: — Выбирай оружие.

Я выбрал пистолет, потому что он показался мне самым быстрым и менее болезненным способом умереть.