Страница 19 из 34
– С тех пор как ты живешь с нами, мы едим горячее, – хвалила ее Бобетт. – Ты так вкусно готовишь!
Когда Тристана была свободна, она играла со своей крестницей. Она любила Козетту, которая платила ей тем же. Мальчики играли в свои дикие игры, бегали с топотом по квартире и лупили друг друга.
Тристана приносила из сада бумагу и цветные карандаши. Она научила Козетту рисовать. Глядя на девочек, часами сидевших над своими рисунками, мальчики заподозрили, что это занятие может представлять какой‑то интерес, и тоже попробовали.
Тетя Бобетт регулярно звонила сестре:
– У тебя гениальная дочь. С тех пор как она здесь, мальчики почти не дерутся. Козетта никогда не была так счастлива, и кухня в идеальном порядке. Как ты, наверно, по ней скучаешь!
Тристана угадывала уклончивый ответ матери.
– Хочешь с ней поговорить? Ладно. Я передам. Целуем тебя.
Тетя вешала трубку.
– Мама слишком утомлена и не в состоянии сейчас с тобой говорить. Она очень по тебе скучает и крепко тебя целует.
Тристана недоумевала, как разговор по телефону может утомить.
Зато тетя Бобетт разговаривала с племянницей. У них были настоящие беседы.
– Тристана, а мальчики должны учиться?
– Да. И они учатся.
– Посмотри их табель, и ты поменяешь свое мнение.
Тристана посмотрела и нахмурилась. Отметки были чудовищные.
– Я думаю, учеба – это не для мальчиков, – сказала тетя.
Тристана задумалась. Они с Джеки были в одной группе. Он не только сам ничего не делал на занятиях, но еще и всем мешал.
– Хочешь, я научу их читать? – спросила она.
– Научишь? О да!
Бобетт даже не выразила удивления, что Тристана умеет читать. Она не сомневалась, что племянница может все.
И вот в свои четыре с половиной года Тристана научила читать семилетнего Никки, шестилетнего Алена, своего ровесника Джеки и заодно немножко свою крестницу двух с половиной лет, которая присутствовала при их уроках и внимательно слушала.
Каким методом пользовалась Тристана? Трудно определить точно. Она написала крупными буквами на листе бумаги слово “равиоли” и показала им, объяснив, что означает каждая буква, а потом попросила повторить. Потом взяла в руки банку консервов: ее получит тот, кто первым прочтет слово целиком.
Вторым словом было “пиво”, третьим – “телевизор”. Мальчики пребывали в полной оторопи. Их раздражало, что мать так расхваливает Тристану, и они решили не отставать. Девочка догадалась, как это работает, и воспользовалась своей догадкой, чтобы научить их писать.
– Это как рисование, – объяснила она. – Если я нарисовала домик, что вам мешает тоже нарисовать домик?
К концу учебного года старшие братья догнали своих товарищей по группе, а Джеки перестал быть кошмаром детсадовских воспитательниц.
Тетя Бобетт сообщила сестре по телефону о подвигах Тристаны. Нора слушала рассеянно. Повесив трубку, она сказала Флорану:
– Моя сестра всегда была мифоманкой, и это не лечится. Она говорит, что наша дочь научила читать и писать ее детей.
Они посмеялись и продолжали наслаждаться нескончаемым медовым месяцем, который себе устроили. Упиваясь своим счастьем, они не замечали, что забросили дочь. Да и могла ли подобная мысль их коснуться? В любом случае у них было весомое оправдание – живот Норы. Разве они плохие родители, если рожают второго ребенка исключительно ради первого?
– Если у нас будет мальчик, давай назовем его Ролланд, – сказала она.
– Давай. Мне нравится.
– А если девочка, то Элоиза.
– Ты уверена? Звучит красиво, но это что‑то средневековое.
– А тебе какое имя нравится?
– Летиция.
Девятого августа 1978 года родилась Летиция.
– Она красивая и темноволосая, как ты, – улыбнулся Флоран.
Он отправился к Бобетт за дочерью. Девочка ждала его с нетерпением.
– Поедем знакомиться с сестричкой.
Когда Тристана вошла в палату, она вдруг почувствовала, что это ключевой момент ее жизни, священный миг. От благоговения у нее захватило дух.
У мамы на руках лежал крохотный младенец.
– Здравствуй, Тристана! Это Летиция.
– Летиция, – повторила девочка. Ей никогда не доводилось слышать ничего прекраснее.
– Хочешь подержать?
– А можно?
– Да. Это твоя сестра. Я родила ее для тебя.
С колотящимся сердцем Тристана приняла три кило веса, самые драгоценные во всей вселенной.
Две души встретились и эхом отозвались друг в друге. Две планеты сошлись так точно, что возникла слышимая лишь двум маленьким существам музыка, которой не суждено было затихнуть никогда. Некий полузвук-полусвет отражался от одной к другой шестьдесят раз в минуту, и это не имело конца.
Тристана прижала младенца к груди и вгляделась в прелестное личико. Новорожденная приоткрыла глаза и улыбнулась.
– Она еще не видит тебя, ее улыбка ничего не означает, – сказал Флоран.
Но Тристана слышала лишь звучавшую в ней симфонию. Она знала, что Летиция чувствует то же самое. Два сердца посылали друг другу непрерывный сигнал под названием “любовь”.
Тристана любила родителей, тетю и кузенов. Но то, что открывалось ей сейчас, было иной природы. Нет ничего удивительнее, чем мгновенно распознать то, что встречаешь впервые. Это проявлялось в скользящем сиянии, которое она явственно различала, если прищуриться.
Любовь сестер не была вариацией любви между Флораном и Норой. Последняя принадлежала к известной категории под названием “влюбленность”, и силу этой любви не следует недооценивать. Любовь, возникшая между Тристаной и Летицией, была абсолютной, вне каких‑либо категорий – феномен тем более грандиозный, что он не значился ни в каких каталогах. Безграничная любовь в сочетании с безграничной свободой – она не укладывалась ни в какие классификации со свойственными им искажениями.
Итак, благодаря встрече с четырехлетней Тристаной Летиция вступила в жизнь умиротворенной. Она не знала, что сердце может изнемогать от голода. А Тристана не в силах была это забыть. Одновременно с любовью возникло и различие между ними: Летицию никогда не настигнет тревога, что ее не будут любить, а Тристана никогда не сможет от нее избавиться.
* * *
Установился новый уклад жизни. Нора считала, что исполнила свой долг и по производству потомства – двое детей, она не сидела сложа руки, – и по отношению к Тристане. Теперь не нужно уделять ей столько внимания. Ни ей, ни Летиции. Да и зачем напрягаться? Старшая не спускала с младшей глаз. Шли летние каникулы. Тристана кормила сестру из бутылочки, укачивала, успокаивала, меняла ей подгузники.
Флоран позвонил воспитательнице старшей группы:
– Можно ли Тристане пропустить полгода?
– Мадам Вернье рассказывала мне про вашу дочь. По ее словам, Тристана уже сейчас выше уровня подготовительного класса школы.
Родители не стали допытываться, что это значит, и успокоились.
– Тристана, ты не пойдешь в сад до весны. Будешь ухаживать за сестричкой.
Услышав эту великолепную новость, девочка заплясала от радости.
Нора вышла на работу уже в сентябре. Утром папа с мамой садились в машину и уезжали, оставляя дочерей дома. Мысль, что присутствие взрослых может понадобиться, ни разу не промелькнула у них в голове. Тристана такая умница, такая ответственная. Никогда никаких глупостей, никакого ребячества.
– Если что, звони мне, – каждый день говорила мама, прощаясь.
Старшая дочь не звонила никогда. Если она не знала, как поступить, то звонила тете Бобетт. Она догадывалась, что тетя ей не поможет, но, по крайней мере, обращалась к человеку, которому не была безразлична.
Тетю не возмутило решение сестры и ее мужа.
– Правильно, нечего тебе делать в саду.
– Летицию надо класть на спинку или на животик?
– Понятия не имею. Кладешь ребенка в кровать, он сам повернется так или сяк. По опыту знаю.
Благодаря этому оригинальному совету Летиция избежала странного предписания тогдашних педиатров, требовавших класть младенцев на живот – эту скверную привычку многие дети сохраняли потом на всю жизнь.