Страница 18 из 34
Но нельзя почивать на лаврах. Еще одно слово, скорей! Она вспомнила, что на прогулке ей встретилось некое интересное существо. Это слово ни разу не попадалось ей в книгах для чтения. То есть слово еще более трудное. Нужно было его выстроить, исходя из тех, которые она уже видела написанными. Она начертала: “кошичка”.
Какая находка! Глядя на свое произведение, она вспомнила Мистигри[13]. “О”, как ей показалось, заключало в себе золотистый кошачий глаз, а буква “ш” мурлыкала, словно кот. Она завороженно уставилась на буквы и не заметила, что в комнату вошла мама и наблюдает за ней.
– На что ты смотришь? – спросила она наконец.
Тристана вздрогнула. К счастью, написанное слово помогло ей вывернуться по‑кошачьи.
– Это воспитательница написала.
– У твоей воспитательницы странный почерк и хромает орфография.
– Что такое орфография?
– В слове “кошечка” в середине должно быть не “и”, а “е”.
Как реагировать на такую непонятную претензию? Тристана высунула язык.
– Ну да, конечно, – сказала мама. – Ты еще мала.
Она ушла и занялась своими делами.
Тристану бросило в жар. Она хотела исправить “и” на “е”, но потом подумала, что это будет ошибкой. Если маме случайно попадется исправленный листок, это ее выдаст.
Отныне ей придется уйти в подполье. Тристана решила, что ничего дурного в этом нет. Родители тоже не всё ей говорят. Вот и она имеет право. Ради их же блага. Правда им не понравится, так что лучше ее утаить.
Разве не устроили они недавно жуткий шум у себя в спальне? Назавтра она спросила их, что это было. Мама в ответ засмеялась. Девочка поняла, что расспрашивать не надо.
Вот и у нее будут свои секреты.
* * *
Воспитательница заметила, что Тристана умеет читать и писать.
– Мама или папа научили тебя?
– Нет, я сама.
– Они знают?
– Да.
– Я могу предложить им перевести тебя в группу постарше.
– Не надо.
– Почему?
– Мне хочется остаться с вами.
– Тебе не скучно?
– Нет. Мне нравится играть с детьми из группы.
Мадам Вернье задумалась. То, что Тристана называла “играть с детьми”, означало скорее смотреть, как другие дети вместе играют. Ну, в конце концов, ребенок вправе получать от этого удовольствие. Однако она решила бросить пробный шар:
– Не хочешь порисовать вместе с Мари-Лор и Тьерри?
– Зачем?
Понимая, с кем она имеет дело, мадам Вернье дала классический ответ мудрецов:
– Ну так, попробовать.
Девочка сделала глубокий вдох и подошла к рисующим, которые приняли ее, не выразив недовольства. В этом возрасте не быть отвергнутой сообществом уже серьезная победа. У Тристаны началась социальная жизнь. Она обнаружила, что к ней хорошо относятся, и была столь же обрадована, сколь и удивлена. Хотя ничего удивительного: она была милой, сообразительной, внимательной и необидчивой. Когда на нее нападали, она смеялась.
Вскоре она стала сама проявлять инициативу. Вместо того чтобы присоединяться к самым доступным группам, она сосредоточилась на тех, кто держался в стороне. Выработала тактику сближения: сесть на пол неподалеку от выбранного персонажа и заняться каким‑нибудь делом. В какой‑то момент она прерывалась и просила помочь:
– Дмитри, облака какого цвета бывают?
Или:
– Сандра, у меня не получается крыша из лего.
Она довольно быстро полюбила играть с непростыми детьми. Не формулируя этого внятно, Тристана очень долго считала себя проблемной девочкой. И вдруг, благодаря своей неожиданной популярности, обнаружила, что ничего подобного. Если сама она так легко избавилась от скованности, значит, вряд ли других сложных индивидов будет трудно склонить к общению.
С той поры, за исключением своей семьи, она больше нигде и никогда не чувствовала себя отверженной.
Знакомые Норы и Флорана не унимались:
– Глядя на эту парочку, можно подумать, будто они только вчера поженились.
– Рождение ребенка ничего не изменило.
– Вытащили счастливый билет: ребенок шелковый, никаких заморочек. И дома и в саду тише воды ниже травы.
– Ей уже четыре, могли бы заделать ей братика или сестричку.
– Вот именно. Но дважды в лотерею не выигрывают.
Им стали рассказывать, как тяжело приходится единственным детям. Доказано, что отсутствие братьев и сестер способствует развитию депрессии. К тому же лучше не откладывать: фертильность Норы скоро начнет снижаться.
Эти разговоры встревожили родителей. Нора не горела желанием опять ходить беременной и сидеть потом в декрете. Да и хочет ли Тристана братика или сестричку?
Нора решила поинтересоваться у дочери.
Девочка распахнула огромные глаза и сказала:
– О да!
Ей очень нравилось быть крестной Козетты, а мысль стать кое‑кем поважнее – сестрой – тем более привела ее в неописуемый восторг.
Тут вмешался Флоран:
– Если мы заведем еще одного ребенка, ты будешь нам помогать? Будешь давать ему ночью бутылочку?
– Да!
– Будешь менять подгузники?
– Да!
Чувствуя, что мама с папой все‑таки сомневаются в ее готовности, Тристана заявила:
– Я хочу, чтобы он спал в моей комнате.
На сей раз она их убедила, и родители принялись за дело.
Рождество, как и каждый год, праздновали у бабушки. Перед десертом Флоран встал, попросил тишины, поднял бокал и обратился к дочери:
– Тристана, в этом году Дед Мороз запоздает. Ты получишь свой подарок в конце лета: это будет маленький братик или сестричка.
Девочка завизжала от счастья. Бабушка захлопала в ладоши.
– С ума сошли! – возмутилась тетя Бобетт. – Заводить еще одного ребенка, имея такое чудо, как Тристана, большой риск.
– Чья бы корова мычала, – отозвалась Нора.
– Ничего общего! Мои паршивцы ни в какое сравнение не идут с вашей дочерью.
Дети слушали этот разговор, ничего не понимая.
Бабушка сменила тему:
– Хватит, давайте лучше выпьем за такую прекрасную новость!
В машине на обратном пути Тристана задумалась:
– Почему тетя Бобетт не рада новому малышу?
– Боится, что ты будешь меньше заниматься своей крестницей.
Ах, так вот в чем дело!
– Вы можете отправить меня жить к ней до рождения ребенка. Я займусь Козеттой.
Родители переглянулись. Тристана почувствовала, что идея показалась им заманчивой.
– Миленькая, ты уверена? У тети Боббетт все не так‑то просто.
– Она живет рядом с моим садом. Если что, я позвоню воспитательнице.
Этот довод при всей своей странности, похоже, подействовал. Приехав домой, они позвонили Бобетт. Та издала крик ликования, узнав, что у нее поживет племянница. Тристана догадалась, что тетя сказала нечто вроде: “Вы ведь не будете слишком скучать по ней?” – потому что папа ответил:
– Знаешь, Нора очень утомлена беременностью. Ей будет полегче, если не придется ухаживать за малышкой.
Вышеупомянутая малышка поймала себя на мысли, что мама и так не особенно за ней ухаживает и ее отсутствие не принесет ей отдыха. “Им без меня лучше”, – с грустью заключила она. Но у нее хватило мудрости сказать себе, что зато тетя Бобетт будет рада ее обществу.
Когда родители везли ее к тетке, они смотрели на нее так, словно провожали на войну. У Норы, видимо, совесть была не совсем чиста, потому что она сказала:
– Если будет очень тяжело, позвони. Мы тебя заберем.
Однако Тристана с большим удовольствием прожила эти восемь месяцев у тетки. Работы, конечно, хватало, зато Бобетт была великолепна. Она научила племянницу пользоваться консервным ножом. Потом объявила:
– Ну вот ты у нас и повариха теперь.
Она давала ей по утрам кошелек и просила на обратном пути из сада купить еды на ужин. Тристана сочла эту миссию потрясающей и очень серьезно подошла к своим новым обязанностям. Она покупала в супермаркете консервированные равиоли, горошек и другие загадочные блюда. В кухне у тети Бобетт она открывала банки и разогревала содержимое. Потом подавала на стол и приглашала всех. Ее кузены в полном изумлении садились ужинать.