Буревестник

Нельсон был очень гостеприимен. Когда жена задерживалась на работе, а у техника дел много, он сам занимался хозяйством и готовил обед. Особенно отменно у него получались голубцы. Это было его фирменное блюдо, и он им очень гордился.

Кроме домашних дел, у него было много и общественных обязанностей. Нельсон — профорг, и очень строгий: все ведомости у него всегда в полном порядке, а членские взносы он сдавал одним из первых. Правда, нигде не значится, что за иных своих забывчивых подопечных профорг иногда платил сам.

— Знаешь, Фирочка, у Бориса сейчас нет денег, — смущенно говорил он, — я за него заплатил, он потом отдаст. Да и вообще ему, наверное, надо бы предложить до зарплаты, надо парню помочь!

И Нельсон предлагал деньги взаймы и делал это так просто и хорошо, что человек никогда не чувствовал себя смущенным.

Вот за эту доброту, отзывчивость и деликатность и уважали его товарищи и тянулись к нему душой.

А ребятишки, те просто не давали Нельсону прохода. Они ждали его возвращения домой: вдруг он сегодня выйдет со своим велосипедом? Тогда все в порядке: он покатает всех — кого посадит на багажник, кого на раму. Ребята уже заранее устанавливали очередь, чтобы никому не было обидно, и строго следили за ней. И вообще они любили этого веселого и сильного человека, ровного и приветливого, который всегда найдет минутку, чтобы поговорить с ними или пошутить. Здесь, в городке, где вся жизнь была связана с авиацией, все мальчишки мечтали стать летчиками и невольно подражали старшим. Нельсон Степанян среди ребят считался вполне достойным подражания.

Но далеко не всегда бывал Нельсон ласков и мягок. Его видели и суровым и резким, и никогда он не прощал лжи, подлости, нетоварищеского поступка.

Тут уж он не щадил и друга — скажет ему все, что думает. Так же прямо в лицо высказывал он горькие истины и начальству и искренне удивлялся, если кое-кто из друзей намекал, что следовало бы быть дипломатичнее.

Но на него, как правило, долго не сердились. Он был настолько справедлив и настолько требователен сам к себе, что обида казалась просто неуместной.

Поэтому-то так много людей с удовольствием проводили время в его обществе, и не только у него дома. Степанян любил ходить на охоту, в степи и к озерам, стрелять диких гусей, и у него всегда находились попутчики. У Нельсона было одноствольное ружье, у большинства двустволки, но, как правило, он всегда приходил с трофеями, оставляя попутчикам охотничьи рассказы. А весной, когда Дон разливается и вода доходит почти до самых домов. Нельсон, надев высокие сапоги, удил рыбу.

Жизнь была наполнена до краев: любимая работа, любящая жена, товарищи, ученики.

Для курсантов их инструктор Нельсон Степанян был неопровержимым авторитетом. Ведь для каждого из этих парней, да и вообще для каждого, кто мечтает о небе, первый самостоятельный полет запоминается на всю жизнь. Это неповторимое чувство, когда самолет разбегается, отрывается от земли и во всем теле появляется какое-то необъяснимое ощущение легкости. Где-то внизу раскинулись квадраты полей, пестрые кучки домов, темная щетина леса. Голубыми ленточками тянутся речки, завязываясь в светлый узел озера. Послушная машина подчиняется каждому движению руки. Если еще немного взять на себя ручку и увеличить обороты, то самолет поднимется к облакам. Человек чувствует, что у него появились крылья. И испытать все это курсанту помог его инструктор, старший товарищ, который отвечает за каждое его движение и мысленно переживает с ним каждое мгновение полета.

А для Степаняна каждый новый оперившийся птенец — гордость и радость: ведь он вкладывает в своих учеников частицу самого себя.

Конечно, приятно подготовить еще одного пилота, передать ему мастерство, но Нельсон никогда не бывает доволен собой. Он сам должен еще многому учиться, и он поступает на минераловодские курсы высшего пилотажа.

Прощай, Батайск! Степаняны переезжают в Минеральные Воды. Теперь здесь будет их дом, здесь надо налаживать жизнь всерьез. Сняли полдома у приветливой хозяйки. Хорошо, что хозяйка пожилая и обходительная — она сможет помочь молодой женщине. А помощь ей теперь очень нужна — ведь у Степанянов родился сын. Нельсон счастлив — сбылась его мечта — теперь в доме есть еще один мужчина. И он всячески старался помочь жене: купал малыша, вставал к нему ночами, возился с ним. По нескольку раз и день забегал домой, чтобы посмотреть на мальчика. Теперь, кажется, у него есть все, о чем он мечтал. И Нельсон со страстью отдается работе. Он летает днем и ночью, в любую погоду. На занятиях показывает образцы высшего пилотажа.

— Летаю нормально. Говорят, неплохо! — обычно отвечал он на вопросы о своих полетах.

Действительно, летает он «нормально»… Был однажды такой случай. Нельсон начинает показ пилотажа. Левый мелкий вираж, правый мелкий вираж, левый глубокий вираж, правый глубокий вираж, мертвая петля, боевой разворот. Переворот, петли, штопор, пике. Наконец машина пошла на посадку. Пора выпускать шасси. Но что это? В механизме правого шасси что-то испортилось. Сначала Степанян попытался исправить механизм. Ведь пока самолет в воздухе, пока в баках есть бензин — еще есть надежда. И Нельсон начал борьбу.

Он не испугался, нет. Просто все в нем сосредоточилось на этом проклятом шасси, которое никак не желало встать на свое место.

Он начал проделывать фигуры высшего пилотажа, надеясь, что встряска поможет заевшему механизму сработать, но на приборной доске по-прежнему упрямо мигал красный огонек — «нога» не выходила.

Разумеется, Степанян знал, чем может грозить посадка с неисправным шасси, он был слишком хорошим пилотом, чтобы не представлять себе этого.

Разумеется, он знал, что такое аварии. Он уже видел их. Что ни говори, а небо — это не мягкая лужайка. Он знал, что с ним может случиться через несколько минут, когда все-таки придется идти на посадку, потому что уже кончается бензин. Разумеется, знал он, что и таких случаях полагается прыгать с парашютом. Но знал и то, что неуправляемая машина может рухнуть вниз, на людей, не подозревающих об опасности.

И он решил сажать машину. Решил без колебаний, без ощущения своего геройства. Решил просто потому, что такое решение было для него естественным, вытекало из его характера, из десятков характеров всех тех, кто так или иначе помогал ему превратиться из мальчишки в летчика.

Он весь одеревенел от напряжения. Он так физически отчетливо ощущал неисправность шасси, словно не самолет, а он сам потерял ногу. Ну, пора. Уже окраина города. Скоро аэродром. Нельсон видит внизу суетящиеся фигурки. Это его товарищи, летчики. Они-то все понимают и волнуются за него. Со страхом и надеждой наблюдают за неравным поединком человека и машины…

…И все же человек победил. Степанян выключил мотор, перевел самолет на планирование и виртуозно посадил его… на одну выпущенную ногу и консоль крыла.

Со всех сторон к нему бежали люди. А он смущенно улыбнулся и, как всегда, на вопрос о полете ответил:

— Ничего, летал нормально…

Фира хорошо помнит тот день. Тогда она долго ждала мужа. Несколько раз подходила к двери, выходила на улицу. Видно, сердце чуяло, что у Нельсона что-то случилось. Только плач маленького Вилика на минуту заставлял забывать о тревоге. Фира Михайловна спешит к сыну. Он темноглазый и кудрявый, каким был и его отец. Фира невольно улыбается: когда она впервые познакомилась с родителями мужа, они показали ей семейный альбом. Среди фотографий она обратила внимание на хорошенькую девочку.

— Какое прелестное личико! Кто эта девочка? — восхитилась Фира.

Все засмеялись.

— Эта девочка — твой муж Нельсон. Его в детстве все за девочку принимали. — объяснил отец.

Трудно было поверить, что энергичный лысоватым мужчина с волевым подбородком к кудрявая девочка на деревянном коне — один человек.

Фира Михайловна прислушалась. На улице слышны были голоса и чей-то звонкий смех — Нельсон идет. Она никогда не ошибалась, и не только она. Кто хоть раз слышал, как смеется Нельсон Степанян, никогда его смех не путал ни с чьим.