Страница 19 из 20
…К сорокалетию комсомола, отмечавшемуся в 1958 году, Орловское книжное издательство выпустило книгу, посвященную истории орловской комсомольской организации. Называется она «Орлиное племя» и составлена из статей, воспоминаний и документов, хранящихся в партийном архиве при Орловском обкоме КПСС.
В статьях, напечатанных в книге, приводятся имена первых комсомольских активистов, значится среди них и фамилия Андреев, одна лишь фамилия, имя его не сохранилось даже в памяти тех, кто еще помнит о нем.
Имя автора этих строк называлось в статьях сборника одним из первых, а сказать по правде — одним из первых, и даже не одним из первых, а ПЕРВЫМ должен быть назван Андреев… Сережа Андреев, если память меня не подвела. Один из самых выдающихся и благородных юношей, если не самый выдающийся и благородный в плеяде первых комсомольских работников Орловщины.
О нем-то спустя полвека я и хочу рассказать. И пусть этот очерк прозвучит реквиемом в честь Сережи Андреева, комсомольского работника начала двадцатых годов, отдавшего свою жизнь за все то, что приобрели мы за пятьдесят лет существования Советской власти.
Пусть читатели не ждут от меня подробного рассказа, у меня нет под рукой ни анкеты Андреева, ни каких-либо других материалов, которые помогут мне воссоздать его биографию — да и вряд ли они сохранились, — а человеческая память ненадежный архивариус, но так как я не хочу ничего выдумывать, так как я хочу держаться лишь одной правды, я ограничусь лишь теми немногими фактами, которые сохранились в моей памяти.
РЕКВИЕМ СЕРЕЖЕ АНДРЕЕВУ
В июне 1920 года, только что принятый в партию, я принимал участие в Малоархангельской уездной партийной конференции как один из делегатов партийной организации Успенской волости, где я работал секретарем волкома РКСМ.
Сразу по окончании конференции руководителя успенских большевиков В. К. Шнырева 1 и меня вызвал к себе секретарь укома партии В. В. Ченцов 2.
Речь шла о том, чтобы забрать меня из Успенского на работу в Малоархангельск.
— Хотим ввести твоего парня в оргбюро уездной комсомольской организации, — сказал Ченцов, посматривая то на Шнырева, то на меня. — Как, подойдет?
Шнырев возражал:
— Мы его вырастили, пусть и дальше у нас растет…
Но судьба моя, видимо, была решена еще до нашего появления в кабинете секретаря укома. Ченцов внезапно обернулся к высокому голубоглазому юноше, рассматривавшему на стене карту Малоархангельского уезда.
— А твое мнение? — спросил его Ченцов.
Только тут я обратил внимание на незнакомого юношу, на конференции я его как-то не приметил, но зато он, видимо, все уже знал обо мне.
— Заберем, — коротко сказал он.
И тут я понял, что судьбу мою решил не Ченцов, а именно этот молчаливый юноша, протягивающий мне в этот момент свою руку.
— Андреев, — назвался он. — Предоргбюро…
И повлек меня наверх, на антресоли купеческого особняка, где помещалось уездное оргбюро РКСМ.
Работая в оргбюро, я все ближе знакомился с Андреевым.
Крестьяне Орловской губернии часто уходили на заработки в Донбасс, и семья Андреевых еще в начале века перебралась из-под Малоархангельска не то в Юзовку, не то в Горловку; отец Андреева работал на одном из металлургических заводов, там Сергей и родился и учился, а после революции вернулся вместе с родителями в деревню.
В деревне он и вступил, вернее, не вступил, а сам организовал одну из первых комсомольских ячеек в Орловской губернии и вскоре стал признанным вожаком уездной комсомольской организации.
Время было суровое, и именно под руководством Андреева молодежь по всему уезду поднималась на борьбу за хлеб и за культуру.
Часто выезжал Андреев в деревню и по партийным делам, выполняя ответственные поручения укомпарта.
Товарищем он всегда был превосходным, я не говорю уж о том, что его паек сразу по получении становился нашим общим достоянием, но вообще не было такой беды, которую бы он не принял близко к своему сердцу…
В августе мы с Андреевым собрались в Орел на пленум губкомола.
По дороге, в поезде, Андреев поделился со мной мечтой побывать осенью на III съезде РКСМ; с непоколебимой уверенностью он предсказывал, что перед участниками съезда обязательно выступит Ленин…
На пленуме Андреев говорил кратко, но содержательно.
Оказывается, его знали во всей губернии, он был среди нас самым деловитым и требовательным и по отношению к другим и по отношению к самому себе. Докладывал он о положении в уезде без лишних слов, без хвастовства, как-то очень и очень по-деловому: то-то сделано, то-то надо сделать, нужна такая-то помощь…
Наутро нас ждала неожиданность. Секретаря губкомола Колю Кондрашова 3 срочно вызвали в губкомпарт, а через час он уже выступал перед нами:
— Внеочередное сообщение: получена телеграмма — Крымскому фронту требуется пополнение коммунистами, в том числе коммунистами-комсомольцами. Нам надо выделить десять человек. Решено не объявлять мобилизации, предложить записываться добровольно. Поэтому я обращаюсь к вам…
— А когда ехать? — спросил кто-то.
— Сегодня, — сказал Кондрашов. — Вечером пойдет специальный вагон с орловскими коммунистами.
На минуту воцарилось молчание, все почувствовали приближение грозы.
Первым нарушил молчание Андреев:
— Запишите меня…
Я ринулся вслед за ним, но тем, кому было меньше шестнадцати лет, дорога на фронт была заказана, об этом категорично говорилось в специальном постановлении ЦК РКСМ.
В тот же вечер Андреев уехал на фронт…
Мое знакомство с ним длилось менее трех месяцев, но вряд ли кто в те годы оказал на меня большее влияние, чем этот талантливый человек.
В сентябре 1920 года орловские комсомольцы выбирали делегатов на свой III съезд, и получилось так, что в Москву пришлось поехать автору этих строк.
Почему-то я очень надеялся встретиться на съезде с Андреевым. Я искал его по всем дортуарам бывшей Духовной семинарии, ставшей ныне 3-м Домом Советов, в нем были размещены делегаты съезда.
Увы! Андреева среди них не было…
В тот, же самый день, 2 октября 1920 года, когда Ленин произнес на III съезде РКСМ свою знаменитую речь о «Задачах союзов молодежи», он выступал и на съезде рабочих и служащих кожевенного производства. В этом своем выступлении, говоря о Пилсудском на севере и Врангеле на востоке, Ленин сообщил, что Врангель «взял Мариуполь, подходит к Таганрогу, угрожает Донецкому бассейну», и сказал, что необходимо «сделать так, чтобы предстоящее наступление на Врангеля, для которого мы готовим все силы, было бы произведено возможно более успешно и быстро»…
Эту речь я прочел еще в Москве, ее текст «Правда» опубликовала 8 и 9 октября, но я еще не знал, что именно в бою за Мариуполь, сдерживая натиск врангелевцев, погиб Сережа Андреев.
Лишь годом позже мне пришлось встретиться с двумя участниками боев за Мариуполь, причем один из них, как оказалось, находился в составе того самого взвода, которым непосредственно командовал Андреев, и, уже основываясь на их рассказах, можно сказать, рассказах очевидцев, я смог представить себе последний день жизни Сережи Андреева.
* * *
Накануне того дня, когда наши части оставили Мариуполь, взвод Андреева расположился на ночлег во дворе одного из домов на городской набережной. Потому что даже на фронте, даже в самом отчаянном положении иногда приходится спать. Противник наступает на Мариуполь, участь Мариуполя предрешена. Но каждый час сопротивления выматывает противника.
Перед тем Андреева вызвал командир полка.
— Вот что, Андреев, — сказал он в это последнее их свидание. — Враг теснит, Мариуполь будет завтра оставлен. Наш полк находится в арьергарде. Тактика уличного боя мало изучена, поэтому придется полагаться на собственную инициативу. Вам я поручаю порт. Нельзя допустить захвата нефти. В темноте вы только потеряете время на ориентировку. Дайте бойцам отдохнуть, выступайте перед рассветом. Проникните в порт, а там — глядя по обстоятельствам. С моря вас будут поддерживать канонерки…