Страница 2 из 22
— Привет, капитан! Что, зашевелились там? — майор подошел к прильнувшему к стереотрубе командиру роты. — Обычно ночью в последнее время они активности не проявляли.
— Черт знает, извините. Все было тип-топ, тихо, только ракеты пускали для порядка, как водится. Потом стрельба началась. Получается, вроде между собой перегрызлись, друг друга колотят. Пули к нам не залетают. Создается такое впечатление, что до нас им вообще дела нет. Во, смотрите, смотрите! Видите, чуть правее разбитого танка словно клубок какой-то возится, куча мала. Врукопашную, что ли, сцепились? Темень еще проклятая, — когда надо, так ее нет.
Со стороны немецких окопов взметнулся к небу огромный кроваво-красный сполох, и через секунду дрогнула под ногами земля, так что даже со стен траншеи покатились комья глины.
— Здорово. Это у них между первым и третьим эшелонами. Света тебе не хватало — сейчас, наверное, его будет много.
Пусть светят. Важно понять, что же они затеяли. Может, отвлекают внимание специально, чтобы разведку пропустить? — капитан поднял бинокль. — Да-а, темень, хоть глаз выколи, время самое подходящее по ничьей земле шастать.
— Не до разведки им сейчас, обложены со всех сторон, как медведь в берлоге. Одна мысль и осталась — морем смыться, шкуру свою дырявую унести да напакостить, нагадить напоследок побольше, — сказал отрывисто майор.
Внезапно стрельба усилилась. Подряд ухнуло несколько взрывов гранат, еще раз, словно горох по железной крыше, рассыпались очереди, небо прочертили разноцветные трассы, и на фоне разгорающегося в глубине обороны гитлеровцев пожара на ничейную землю выскочило несколько темных фигурок.
— Так и есть, разведка боем, не подвела меня интуиция, — капитан снял трубку телефона. — Восьмерка? Я — третий, приготовиться к контратаке. Как подойдут к первому ориентиру, открыть огонь из минометов. Артиллерии пока молчать!
Опять с немецкой стороны взвился целый букет белых ракет. Ровное поле перед нашей обороной осветилось мертвым голубоватым светом. Прямо на КП надвигалась какая-то темная масса.
Длинные тени от бегущих людей преломлялись на изрытой и перепаханной снарядами и гусеницами танков ничейной земле, создавали впечатление, что на наши позиции катится целая лавина подпрыгивающих на выбоинах черных бревен. Снова с шипением вверх пронеслись ракеты, и в их свете отчетливо обозначились люди.
— Во весь рост жмут, гады, даже не маскируются, пьяные, наверное, — командир роты взял трубку, — сейчас мы их встретим, живо отрезвеют.
— Подожди, не торопись, — майор положил руку на плечо капитана, — интуиция, конечно, вещь нужная, но здесь что-то не то. Если бы это была разведка, не стали бы они освещать нам цель.
— Знаем мы эти штучки, всяко бывало, — капитан опять потянулся к трубке.
— Отставить! Прислушайся… Слышишь, кричат?
Сквозь шум боя с ничейной земли доносились отдельные возгласы: «Не стреляйте, свои… Идем на прорыв… Не стреляйте».
— Слышишь? По-русски кричат.
— А может, это перебежчики? Вчера как раз на этот район, правее Киш-озера, перед амфибийным десантом бросили листовки, — вставил лейтенант, — вот и идут сдаваться.
— Во, во, и все горланят, да с рязанским акцентом. Не похоже это на массовый переход. Нет.
— А если власовцы?
— Вряд ли. Да и не было их на этом участке фронта.
— Скомандуй-ка, капитан. Быть готовым, но не стрелять. Наблюдение усилить. А минометы пусть отрежут эту группу от немцев.
Капитан отдал приказ. Почти тотчас в воздухе засвистели мины, и на окопы фашистов обрушился ураган огня.
— Подключи пушкарей. Пусть ударят по второму эшелону, — майор приник к стереотрубе.
Где-то в тылу, за рощей, ухнули залпы. На мгновенье осветились вершины деревьев. В воздухе прошелестели снаряды, а в глубине немецкой обороны взметнулись всплески разрывов. Капитан что-то крикнул в темноту, и вдоль траншеи понеслись повторяемые командирами слова команды.
— Прикажи саперам открыть проход в заграждении.
Через бруствер тотчас скользнуло несколько солдат выполнить приказ.
Уже было отчетливо видно, как метрах в пятидесяти от КП, по равнине, отстреливаясь, пригибаясь и укрываясь в воронках, бежали несколько черных фигурок.
— Дьявольщина, да они же в немцев палят! — капитан посмотрел на майора. — Ну точно, в своих лупят!
— То-то и оно. А ты говоришь — разведка, здесь совсем другое.
— А что именно?
— Сам не знаю. Думаю, все же поймем скоро.
Саперы открыли рогатки в заграждении, и через брустверы в окопы стали прыгать люди.
— Матросы, мать честная, — протянул кто-то удивленно, — откуда же они, господи?
Трое моряков, заляпанных с головы до ног грязью, осторожно с рук на руки передали в окоп сделанные из жердей носилки с лежащим на них человеком.
— Эй, славяне! — крикнул один. — А ну срочно доктора сюда, да живее шевелись — это наш командир.
В блиндаже по другую сторону стола против майора сидел человек в форме морского офицера. Усталое, почерневшее, небритое, слегка усыпанное веснушками лицо. Из-под сдвинутой на затылок фуражки выбились светлые, с рыжеватым оттенком, длинные волосы. Правую, нервно подергивающуюся щеку пересекла глубокая, кровоточащая царапина. Дрожащими пальцами он пытался прикурить от коптилки предложенную комбатом папиросу. Когда ему это удалось, моряк глубоко затянулся, но тут же, поперхнувшись и закашлявшись, выпустил изо рта дым и, подняв на майора синие с покрасневшими белками глаза, немного хрипловатым голосом произнес:
— Я заместитель командира по политической части подводной лодки «Щ-17» старший лейтенант Долматов Николай Николаевич. Со мной моя команда, — он горько усмехнулся, — вернее все, что от нее осталось. Нас было шестьдесят, сколько вернулось, сейчас доложат. Командир, капитан-лейтенант Леонид Сергеевич Ольштынский, тяжело ранен.
— А как вы попали сюда? — майор поставил локти на стол и пристально посмотрел на офицера. — Ведь мы находимся от береговой черты в тридцати километрах? — он кивнул на лежащую на столе карту. — Да, даже в тридцати двух…
ГЛАВА 2
НЕОБЫЧНОЕ ЗАДАНИЕ
Плавбаза бригады подводных лодок была ошвартована у так называемого «водяного» пирса, куда обычно подходили корабли брать воду. В маленькой каюте по правому борту, рядом с кубриком, отведенным для личного состава «Щ-17», сидели командир и замполит. Было как раз то время в строгом распорядке, когда перед ужином оставалось несколько ничем не заполненных минут. Из открытого настежь иллюминатора доносился шум порта: тарахтели по стыкам рельсовых путей развозящие боезапас вагонетки, поскрипывали блоки да слышались голоса людей, принимающих грузы.
Начало смеркаться, но света еще не зажигали, чтобы не закрывать иллюминатор маскировочной броняшкой. Несмотря на мелкий дождик, зарядивший с полудня, было тепло и даже слегка парило.
Долматов поднялся с кресла и, подойдя к деревянной койке-рундуку, прилег, закинув руки за голову. Он лежал, уставившись в подволок, думая о чем-то своем. Затем повернулся к сидящему за столиком Ольштынскому и тихо засмеялся.
— Ты что? — командир поднял от бумаг голову.
— Эпизод один вспомнил. Было мне три года. Жили в Саратове, отец там работал начальником уголовного розыска. И он и мать, она была медсестрой, приходили — мы спали и уходили — мы спали. Мы — это я с братом, он на три года старше. А воспитывала нас бабушка Мария Ивановна. И вот как-то собрались ребята на Волгу, а соседка услышала, как мы договариваемся, и побежала, злодейка, доносить: «Марь Иванна, ваш Коля на Волгу ушел». А бабка ей в ответ: «Ничего, жрать захочет — придет». А рассказал я это знаешь зачем? Вот ведь сколько лет прошло, а помню все до мельчайших деталей. Даже запах бочки, в которой сидел, когда соседка на меня «капала». То есть то, что с нами происходит в детстве, мы запоминаем на всю жизнь. Причем учти: и хорошее и плохое.