Разведчики

Некоторое время уцелевшие в цепи солдаты лежали неподвижно, а потом по команде своих офицеров одни стали перебегать, а другие в эго время стреляли в нашу и Ярцева стороны.

Но мы-то располагались чуть повыше наступающих немцев, и поэтому нам хорошо было видно перебегающих фашистских солдат. Мы вели по ним прицельный и точный огонь. И немцы, отстреливаясь, стали отходить назад, оставляя убитых и даже раненых.

До нас доносились их крики. Надо сказать, что поведение раненых на поле боя тоже было отличительной чертой немцев.

Наши солдаты-пехотинцы, раненые, обычно стонали, а криком кричать — очень редко. А вот немцы всегда кричали. Не обращая внимания на крики своих раненых, гитлеровцы продолжали отходить к автомашинам, а дойдя до них, стали окапываться.

Уже было 9 часов 20 минут. Канонада гремела вовсю и по сторонам и впереди нас, но никакие наши части к мосту пока не подходили.

Скоро мы услышали рокот моторов, и на дороге показалась целая колонна немецких грузовиков. Они остановились на расстоянии километра, а их медленно обошли два «фердинанда» 5. Они пошли в нашу сторону по шоссе не спеша, вроде осматривая и обнюхивая дорогу длинными стволами своих пушек. Некоторое время постояли, а потом опять медленно, будто в раздумье, тронулись по шоссе к мосту. Мы увидели, как поднимались залегшие было солдаты и, пригибаясь, пошли следом за «фердинандами».

Я снова дал сигнал Ярцеву, и сразу же затрещал его МГ, отсекая и укладывая на землю идущую за самоходками вражескую пехоту.

«Фердинанды» выстрелили по разу. Их снаряды разорвались в десятке метров от подбитой Ярцевым автомашины, обдав нас песком и камнями. Потом один «фердинанд» круто повернулся на пятке и пошел на Ярцева, а другой, продолжая стрелять, медленно полз на нас.

Вражеская пехота залегла. Ярцев перестал стрелять, и мы увидели, как его группа с пулеметом молниеносно перебежала на другую запасную позицию.

В это время ко мне подошел радист и, передавая наушники и микрофон, сказал, что ему удалось связаться с КП Ванина. Я доложил Ванину обстановку, и он мне сказал так: «Держись, капитан. Наши чуть запаздывают, но я тебе сейчас вышлю поддержку с воздуха».

А «фердинанды» приближались к мосту. Надо было что-то предпринимать. Я приказал Сухову и Лаптеву с противотанковыми гранатами выползти незаметно вперед по заросшему лозой и наполовину залитому водой кювету и, как только будет возможно, бросить в самоходку гранаты.

«Фердинанды» продвигались почему-то очень медленно, не шли, а ползли. И даже на такой малой, скорости не стреляли. Остановка — выстрел — и снова черный ящик с белым крестом ползет на нас и на Ярцева.

Та самоходка, которая шла на нас, еще не поравнялась с нашими гранатометчиками, а у нас уже убит Митя Шестернин и четверо ранены. Вражеская самоходка подползала все ближе и ближе. Мы видим, как поднимается с земли уложенная ярцевским пулеметом немецкая пехота и, прячась за «фердинандом», бежит в нашу сторону. Мы стреляем, но без толку, их закрывает самоходка. Как только начинает бить сбоку пулемет Ярцева, пехота снова ложится.

Но вот бахнула пушка «фердинанда», и пулемет Ярцева захлебнулся.

«Неужели попал?» — мелькнула у меня мысль, а тот «фердинанд» круто развернулся и уже пополз в нашу сторону. А в это время из-за леса появилась пятерка наших штурмовиков Илов… Я сразу выпустил одну за другой две красные ракеты, показывая самолетам, где мы. Они низко прошли над мостом и, весело поблескивая крыльями, развернулись — и в сторону «фердинандов» полетели огневые молнии эрэсовских снарядов. И сразу оба «фердинанда» потонули в фонтанах оранжево-красных разрывов.

Еще заход. И вот уже чадно горят обе вражеские самоходки. Запахло паленой — резиной, краской, бензином и еще чем-то противно сладким…

Будто резвясь, штурмовики пролетели над залегшей вражеской пехотой, поливая ее свинцовым дождем. Немецкие солдаты кинулись назад к своим автомашинам. Илы сделали еще один заход. Одна автомашина вспыхнула, другие, не разбирая дороги, помчались в сторону перелеска.

В грохоте боя мы не сразу услышали, как у нас с тыла заурчал танковый мотор. Это приближалась наша передовая тридцатьчетверка, облепленная солдатами танкового десанта.

Часы показывали 10.45. Два часа сорок пять минут удерживали мы мост. У нас четверо убиты и семеро раненых. Трое из них тяжело.

Я побежал к огневой позиции Ярцева. Здесь осколком снаряда «фердинанда» был убит Ваня Шульгин из Мытищ. Грачев был ранен. Он отполз в сторону и оттащил туда же Ярцева. Костя лежал, разметав руки, без сознания. Санинструктор Рощук долго перевязывал его, наконец обратился ко мне:

— Ярцева надо срочно отправить в медсанбат.

Наши войска подходили с обеих сторон, замыкая задуманное Ваниным окружение и закрывая то самое окошко, через которое могли уйти немецкие войска. Теперь, если не сдадутся, их будут добивать.

Я попросил у знакомого комбата третьего полка транспорт отвезти раненых. Мы уложили в автомашину всех наших раненых. С ними уехал Рощук.

Вернувшись, он доложил мне, что легкораненые остались в медсанбате, а тяжелых и Ярцева он сдал в санитарный поезд.

Примерно дней через двадцать мы получили просьбу выслать в госпиталь, расположенный в Ярославле, документы и награды наших разведчиков. На Ярцева подобного запроса мы не дождались. И сам Костя нам не написал. Обидно и горько было сознавать, что наш Костя Ярцев, видимо, на этот раз не выжил. Отличный разведчик и замечательный товарищ.

Перед самым окончанием войны я распорядился сдать документы и награды Кости Ярцева в соответствующий отдел штадива. И вот, когда Николай Иванович развернул клеенчатый пакет, чтобы составить опись его, то нашел в пакете, кроме документов, неотправленное письмо Ярцева, адресованное матери. В нем он писал:

«Софье Александровне Ярцевой. Дорогая мамочка! Как ни старался я, но после начала Отечественной войны не нашел ни тебя, ни папу.

Адресую тебе, потому что знаю, в отличие от тебя, папа обязательно должен воевать, а потому подвергаться большому риску со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Словом, я рассчитываю, что это письмо попадет к тебе. Правда, его могут отослать только в случае моей гибели.

Мамочка! Я воюю, начиная с июля 1941 года. Видел и пережил все. Отступление, окружение, разбитые города, пылающие села, гибель ни в чем не повинных детей, женщин, стариков…

Я разведчик, и потому мне положено первому встречать смертельную опасность с тем, чтобы предотвратить ее для идущих сзади.

Дорогая мамочка! Ты всегда верила мне, поверь и сейчас: ты никогда не покраснеешь за меня! Я, как и мои боевые товарищи, делал и делаю все для нашей победы. И потому, если за эту победу мне суждено умереть в бою, я достойно умру.

Да здравствует жизнь! Да здравствует моя мирная цветущая Советская Родина!

Твой горячо любящий сын Костя Ярцев».

С тех пор прошло много лет, но я так ничего не узнал о судьбе Кости Ярцева. И письмо, написанное им своей матери, из-за незнания ее адреса так и не было отправлено. А втайне грезится мне: вдруг Костя жив?

5

Самоходная пушка.