Наваждение

Но сначала следовало придумать само преступление, подлежащее раскрытию. Какие у нас вообще могут быть преступления? Ну, во-первых, убийство. Это особенно щекочет нервы, вызывает у читателя объяснимое чувство ненависти к злодею — преступнику и, соответственно, неизбывное желание поучительного возмездия. И чем ужасней, чем бесчеловечней злодеяние — тем сильней это желание. Нет, убийство — это в самом деле хорошо, потому что для, например, ограбления или каких-либо торговых, политических махинаций нужно хорошее знание предмета, технологии, коими я, понятно, не обладаю, можно, конечно, для пользы дела изучить вопрос, проконсультироваться с «компетентными товарищам», поработать с документами, но времени мало, да и не стоила затеянная мною игра таких свеч. Значит, убийство. Один человек лишает жизни другого. Зачем? Зачем — это очень важно, потому что мотивация преступления — ключ к его раскрытию. Для проницательного следователя. А мой следователь должен быть проницательным — кому нужен следователь-простачок? Зато уж и преступник обязан удивить изворотливостью и умом — талантливому сыщику нужен достойный оппонент, чтобы доказать, насколько сам он хитер и ловок. Яснее ясного.

Далее. Кого требуется убить? Лучше всего женщину. Молодую, красивую, одаренную. Чтобы очень жаль ее читателю было. Глупо считать, будто жизнь юной красавицы дороже жизни брюхастого любителя пива, зато все это можно ярко описать. Как она сопротивлялась, защищая свое девичье тело, для любви и ласки созданное, как смотрела в черные зрачки погубителя прекрасными светлыми глазами, заламывая нежные руки. В кино чаще показывают результат насилия: изящно обставленная комната, в центре ковра, чтобы потом можно было мелом обвести, — распростертая женская фигура, грудь почти обнажена, оголены длинные безжизненные ноги. К тому же причин для убийства такой девы наберется великое множество — ревность, месть, извращенность, садизм и весь остальной джентльменский набор приспешников порока. Потом — не любовную же историйку пишу — окажется, что преступника меньше всего интересовали ее женские прелести, причина убийства была абсолютно другая. А молодое же и одаренное следствие, поневоле сбитое с толку прелестями девушки, пошло по неверному пути. И вообще смертоносный удар был нацелен не в нее, а в другого человека, чтобы еще больше запутать ситуацию. Мне вдруг пришла в голову озорная мысль сделать жертву похожей на Светку, а убийцу — на тонкогубого Андрея. Чтобы они, читая, узнали себя. А я бы, смеясь, доказывал, что это просто совпадение, ни о чем подобном и не помышлял.

Значит, решено: будет обнаружена погибшая — застреленная зарезанная? каким-либо подвернувшимся тяжелым предметом сраженная? — молодая женщина. Врач установит, что смерть наступила около… пяти часов назад. Труп найдут… в два часа дня. Соседка подтвердит предположение доктора — утром забегала сюда по какому-нибудь делу, видела хозяйку живой, невредимой и в хорошем настроении. Три окурка в пепельнице, раскрытая дверь шкафа, выдвинутые ящики, брошенное на пол барахло. Что-то искали. Что? Однако если убили из мести или ревности — ничего искать не стали бы. Но — кто это должен подтвердить? — ничего и не пропало, деньги, ценности не тронуты. Значит, личные взаимоотношения отпадают? Или преступник — преступники? три окурка! — намеренно запутывали следы, инсценировали ограбление? Тогда, наоборот, что-то взяли бы — те же кольца, золотую цепочку, допустим, лежавшие в шкатулке на видном месте…

Голова у меня пошла кру́гом. Версии извивались, теснили одна другую, загорались и гасли, работа оказалась вдруг много сложней, чем я предполагал. Может быть, я все усложняю? Проще надо, без выкрутасов, нагромождать ведь можно до бесконечности. Выбрать одну, стержневую линию — и держаться ее, петляя вокруг по ходу дела. Не так уж много доводилось мне читать детективов, но представление имел достаточно полное. Мелькнула даже мысль, что не для издательства ведь стараюсь — таким знатокам, как Светка с Андреем, шедевры не нужны, закурил очередную сигарету, решительно передернул плечами, настроился. Ладно, подумал, начну, заведусь потихоньку — а там видно будет.

Итак, в квартире найден труп хозяйки — одинокой привлекательной женщины. Кто нашел, если она одинокая? У кого-то был еще один ключ — вошел и увидел? На него — нее? — кстати, может пасть подозрение в убийстве. Зацепка есть. Интересно, что чувствует человек, обнаруживший мертвое тело, тем более кого-нибудь из родных, близких? И почему люди вообще так боятся мертвых? Не примитивные, суеверные люди, а просвещенные, современные, прекрасно понимающие, что никакого вреда ни плоти, ни душе мертвые причинить не могут? Вспомнил вдруг, как сам недавно потом ледяным покрылся, узрев «покойника» в лифте.

Смешная была история. Мы со Светкой ходили в кино, вернулся я поздно, нажал на лифтовую кнопку и стоял, безмятежно ожидая, когда спустится кабинка. Дверцы разошлись, я изготовился уже войти в нее, и сразу же отшатнулся, словно меня в грудь толкнули. Там, скрючившись, лежал мужчина. Несколько секунд, пока не сомкнулись лифтовые створки, я с ужасом пялился на него, недвижимого, ткнувшегося лицом в грязный пол. Потом я еще, не знаю, как долго, обморочно смотрел на закрывшиеся дверцы, лихорадочно соображая, как должен поступить. Почему-то элементарная мысль помчаться домой, позвонить в милицию и неотложку, не приходила в голову. Никого рядом не было, я вконец растерялся. Вдруг до слуха моего донесся какой-то непонятный звук — не то хрип, не то стон. Мой покойник подавал признаки жизни. Облегченно выдохнув, я поспешно снова нажал на кнопку, принялся вытаскивать тяжелое, неподатливое тело на лестничную площадку. И — просто удивительно, что сразу это не случилось, у страха глаза велики! — узнал соседа с пятого этажа, пьяницу и забулдыгу.

История банальная, годная лишь на то, чтобы рассказывать ее для потехи в кругу друзей, но не один еще день хранилось, жило во мне, просыпаясь время от времени, воспоминание о пережитом страхе — мутном, темном, безобразном, унижающем.

Верно говорят, нет худа без добра. Я даже крякнул от удовольствия. Великолепное начало, прекрасная затравка для детектива. Некто поздним вечером вызывает лифт — и обнаруживает в нем труп. Ничего не стоило живописать ощущения этого человека, мне не пришлось бы особенно напрягать фантазию. И от этой печки все должно плясать. К тому же напрашивалось отличное название повести. Заголовок вообще далеко не второстепенное чело для любого сочинения, а уж для детектива, чтобы завлекал, интриговал читателя, подавно. «Убийство в лифте». Звучит? Звучит.

Некто приходит, спускает лифт. Время известно точно. Можно, обойдя жильцов дома, выяснить, кто и когда пользовался лифтом перед тем, рассчитать временной промежуток, в который труп оказался в кабинке. Больше того, по времени, ушедшему на ожидание вызванной кабинки, нетрудно прикинуть, с какого этажа она спускалась. Люди, давно в доме с лифтом живущие и часто им пользующиеся, — а мой Некто именно такой, — неплохо в этом ориентируются. Спустился, допустим, с пятого или шестого этажа. На каждой площадке по четыре квартиры, в них живут такие-то и такие-то. Следователь с ними беседует. Один вернулся после отсидки, другой вообще странный, нелюдимый и агрессивный, третий — мот и аморальный тип, четвертый… — придумывай не хочу. Разные характеры, разные судьбы — уникальное поле деятельности для умеющего писать. И все в одном месте, никого искать не надо. На каждого может пасть тень подозрения. Не забыть бы про извечную старушонку — соседку, на диво наблюдательную, неоценимую помощницу для моего сыщика. Нет оснований полагать, будто убийца обязательно живет в этом доме и на этом этаже — убил, засунул в лифт и убежал к себе, — но должен ведь следователь с чего-то начать. В общем, можно было браться за схему.

Вверху страницы я нарисовал аккуратный прямоугольник. Вписывать в него, как замыслил раньше, имя молодой и красивой? Но теперь, когда тело найдут в лифте, ему уже не обязательно быть стройным и оголенным. Не будет, соответственно, и ковра, на котором оно должно возлежать. Таяла версия о пылком возлюбленном, ревности, мести и прочей эротической ахинее. И вообще мне что-то расхотелось лишать жизни юную и соблазнительную, и уж тем более похожую на Светку. Взбредет же на ум такая блажь! Хороша получилась бы шуточка, ничего не скажешь!