Страница 3 из 4
– Что у вас в руках? – спросил он.
– Обувная коробка, – признался Антуан. Это заключение он вынес, пока ехал в машине «скорой», осматривая мятые углы и остатки штрихкода на сером картоне.
Его самого тоже осмотрели, потом допросили, потом обвинили в отсутствии камер в кабинете Дероша.
– Стоило позаботиться о безопасности ваших клиентов! – сурово грозил пальцем полицейский.
В ответ Антуан выдал длинную цитату из рекламной статьи на тему конфиденциальности и защиты персональных данных клиентов во времена тяжелой утраты, а сам подумал о пустом сейфе в кабинете Дероша. Полицейские пообещали вернуться с вопросами завтра.
Антуан спустился в кафетерий, взял в автомате кофе и холодный сэндвич с бужениной. Хлеб, завернутый в прозрачную пленку, оказался влажным там, где к нему прижимались вялые салатные листы, и неприятно скрипел на зубах. Как резиновый. Дожевывая бутерброд, Антуан развернул экран вирт-браслета и написал еще одно сообщение деду. Предыдущее, отправленное из скорой, было помечено как прочитанное, но до ответа Жан-Пьер не снизошел. Или опять запутался в сенсорных кнопках.
Когда Антуан, выкурив сигарету, вернулся на пост к операционной, к нему подошла медсестра и хрипло спросила:
– Вы – родственник месье Дероша?
– У месье Дероша родственников не осталось. Я его друг.
Девушка нахмурилась, раздумывая.
– А еще старший сотрудник его агентства «Ля сите селест». – Антуан развернул визитку на экране вирт-браслета и постарался, чтобы его выражение лица соответствовало фотографии. – Это я его нашел.
Медсестра вздохнула:
– Уже отвезли в палату. Перелом носа, трещина в кости предплечья. И повышенное давление. В остальном он в порядке.
Антуан на секунду прикрыл глаза. Оказывается, это странное чувство в груди было вовсе не спазмом голодного желудка.
– Спасибо.
– Завтра с десяти до часу и с пяти до восьми.
– Что?.. – удивился Антуан.
Медсестра возвела очи горе, ответила:
– Часы посещения!
– А-а-а… спасибо! – повторил он и перехватил коробку поудобнее, чтобы вызвать такси.
Машина, конечно, приехала не к тому входу, и по парковке пришлось пробежаться дважды. Свою машину Антуан продал после аварии, чтобы оплатить счета. Чаще всего он пользовался общественным транспортом, иногда – каршерингом, и еще реже – такси. Как сегодня, например.
Домой он явился в четыре утра. Отряхнул с ботинок гравий садовой дорожки, переобулся в домашние туфли и плюхнулся на пуфик в прихожей, оставшийся со времен, когда здесь еще разговаривали по стационарному телефону. Шумно выдохнул, запустил пальцы в волосы и помассировал голову, а потом наконец откинулся спиной к стене.
Надо было написать Захиру, чтобы патологоанатом завтра не грохнулся в обморок от увешанного полицейскими лентами холла. И еще вызвать клининговую компанию. К счастью, месье Дельфино поедет к месту захоронения к десяти…
Со стороны комнаты приближалось жужжание.
– Что не спишь, дед? – громко спросил Антуан и приоткрыл один глаз.
В коридор выехала электрическая инвалидная коляска и дернулась, останавливаясь. Одно колесико продолжало неспешно крутиться вокруг своей оси.
– Что у тебя опять случилось? – сурово спросил дед.
Антуан еще по дороге решил, что скрывать ничего не будет.
– В «Ля сите селест» забрался вор, а я его спугнул. Дерошу досталось, пришлось отвезти его в больницу.
Дед нахмурился и оперся ладонью о подлокотник, как будто собирался встать:
– И что, жив наш модник?
– Ага. Перелом носа, но это не страшно.
– Что у вас там красть-то?!
Антуан обошел инвалидное кресло, сел на корточки и открыл заднюю панель. На пальцы упала пара капель – опять подтекала тормозная жидкость. Антуан проверил настройки, подтянул пару болтов.
– К нам сегодня заходила некая Элен, судя по акценту – она родом из Эльзаса. Она обещала эту реликвию у Дероша купить. Он уже размечтался, что уедет в кругосветное путешествие, вытащил из заначки бутылку…
Уложив деда, Антуан снова спустился вниз, разогрел чайник на кухне, бросил пакетик в чашку и залил кипятком, и вышел на веранду. Сквозь стеклянные стены и потолок сочился серый утренний свет. Стоило поспать хотя бы полчаса, но Антуан чувствовал себя на взводе. Мысли в голове суетились, как мошкара над болотом.
Он собрал разложенные на столе пластинки в аккуратную стопку – дед опять слушал записи диалектов начала двадцатого века.
Когда исчезает язык, исчезает целый мир, говорил дед. Для сохранения языка важна не только лексика, но и ритм, и он может быть ключом к ментальной картине мира, которая выстраивается у носителей языка. А ритм можно уловить, только слушая живую речь.
Антуан, балбес двенадцати лет от роду, слушал, открыв рот. Не то, чтобы он понимал в ментальных картинах мира – просто отец с ним не слишком-то разговаривал. Он вообще плохо говорил после того, как на заводе на него упала тяжелая металлическая дверь.
Прожив в доме деда, полном чужих голосов, два года, Антуан решил, что станет переводчиком.
И вот что из этого получилось.
Он записал голосовое сообщение для Захира, отправил заявку в клининговую компанию, от которой тут же получил подтверждение и требование оплатить аванс в два раза больше собственной зарплаты. Со вздохом списал средства со счета «Ля сите селест» на оперативные расходы. Сделал глоток, придерживая веревочку чайного пакетика большим пальцем. Потом подошел к аудиосистеме и ткнул пальцем на кнопку воспроизведения, не глядя на название. Под стеклянным корпусом игла поплыла к пластинке, и комнату заполнил голос женщины.
Баскский. Ни с чем не перепутаешь.
Антуан сходил в комнату и вернулся на веранду с обувной коробкой. Водрузил ее на стол и аккуратно открыл крышку. Внутри оказалась скомканная газетная бумага. Антуан убрал комочек. Потом еще один.
Женщина на пластинке говорила про Гернику. Сначала про город, потом – про картину Пикассо.
Между газетами лежала старинная деревянная коробка, расписанная черной, красной и золотой краской, которая местами облупилась. На когда-то гладкой отполированной поверхности были зазубрины. Сверху рисунок был совсем неразборчив, а на боковой поверхности отчетливо просматривалось что-то вроде длиннохвостой мыши.
Женщинский голос затих. Что-то щелкнуло, захрустело, потом заговорил мужчина. Сначала про Париж, потом снова про Гернику.
Антуан кончиками пальцев погладил крышку и нашел стык, а потом аккуратно поддел верхнюю панель. Она поддалась с легким скрипом. Внутри лежала полуистлевшая тряпка с вышивкой по краю – что-то вроде носового платка?.. Порыскав по столу, Антуан нашел ручку, аккуратно отогнул край тряпки – и отшатнулся.
Мужчина на записи своевременно зашелся кашлем.
Внутри лежала мумия крысы.
4
Дерош выглядел вполне неплохо: подбородок гладко выбрит, халат аккуратно расправлен на груди. Белую нашлепку на носу и черные синяки под глазами можно было игнорировать.
Услышав, что мсье Дельфино при вчерашнем вторжении не пострадал, церемония прошла без сучка без задоринки, а клининговую компанию удалось уговорить на 20% скидку, владелец «Ля сите селест» расслабился и позволил себе утонуть в подушках. Постельное белье казалось невероятно притягательным – эти идеально натянутые, похрустывающие простыни…
Антуан, спавший ровно час на заднем сиденье такси по дороге в больницу из Иври-сюр-Сен, с трудом подавил зевок, а потом вспомнил о самом главном.
– Я не сказал полиции, что мне удалось кое-что забрать у вора. Когда мы боролись, я думал, что это что-то важное, – смущенно объяснил он, вынимая обувную коробку из потертой кожаной сумки, которую носил на широком ремне, – но теперь уже не уверен…
Дерош схватил коробку, открыл ее и радостно посмотрел на своего помощника:
– Она здесь, Антуан. Все в порядке!
– Я рад. Очень… рад.
– Черт, Антуан, ты просто не представляешь, что для меня это значит…