Чистая нота

— Я постараюсь, — приглушённо пообещал Дерек, пряча нож в карман.

Грэхард снова тяжело вздохнул и закатил глаза.

Некоторое время стояла неловкая тишина. Грэхард чувствовал себя виноватым за сегодняшнее поведение, но не умел и не хотел извиняться, а Дерек пребывал в недоумении касательно своих перспектив обучения боевым искусствам.

Наконец, он припомнил сегодняшние откровения Брайта, и у него в мыслях сошлись концы с концами: Дерек невольно напомнил Грэхарду о судьбе его прошлого ординарца, и теперь принц пытается предпринять некоторые шаги, чтобы Дерек этой судьбы не повторил.

Хотя сам Дерек полагал, что безумные идеи Брайта тут совсем не причём, и Грэхард просто не хочет терять обученного человека и искать на его место кого-то нового, ему всё равно сделалось тепло на душе, поскольку это всё же очень напоминало заботу.

Дерек настолько отвык от того, чтобы кто-нибудь о нём заботился, что тут же пообещал себе служить Грэхарду ещё старательнее и усерднее — хотя, казалось бы, дальше уже некуда, — чтобы выразить всю глубину своей признательности.

— Мне господин Брайт рассказал, — решил сообщить он, чтобы показать, что понимает серьёзность ситуации и приложит все усилия, чтобы не последовать за своим предшественником.

Ушедший в свои мрачные мысли Грэхард сперва не понял, про что он; но тоже быстро свёл концы с концами, и недовольно пробурчал:

— Язык бы ему отрезать — да ведь умные мысли порой говорит!

Он был весьма недоволен тем обстоятельством, что Брайт своим рассказом поставил его в неловкое положение, выставив человеком, которому не наплевать на своих ординарцев.

Ему было действительно не наплевать — но он предпочитал иметь прямо противоположную репутацию, которая выставляла его человеком суровым и не склонном к сентиментальным привязанностям.

Такая репутация, в конце концов, повышала степень безопасности тех людей, к которым он всё-таки начинал испытывать привязанность.

Кого может заинтересовать какой-то там ничтожный ординарец принца? Да никого!

А ординарец, про которого известно, что принц к нему весьма привязан, — это уже весьма и весьма уязвимая фигура, которую всякий захочет использовать, чтобы шантажировать этого самого принца.

Впрочем, Грэхард пессимистично полагал, что привязанность его к Дереку и без того уже весьма заметна, поэтому тот уже угодил в зону риска, и нужно теперь постараться хоть как-то его обезопасить хотя бы от самых банальных угроз.

— Давай договоримся сразу, — мрачно резюмировал он свои мысли, — если на нас вдруг неожиданно нападают, то это моя задача — защитить тебя, а не твоя — пытаться защитить меня.

Позиция эта была столь ошеломительна, что Дерек не сдержал удивления.

— В смысле?!. — обалдело уставился он на принца, пытаясь понять, что за бред тот сейчас сказал.

Придавив Дерека взглядом самым мрачным — чтобы тот ни в коем случае не заподозрил его в сентиментальности — Грэхард пояснил:

— Я умелый воин, ты же не умеешь драться совсем. В неожиданном бою ты ничем не сможешь мне помочь, только помешаешь. Поэтому я предлагаю договориться сразу: если что, ты не лезешь под руку и не мешаешь меня защищать тебя.

Дерек открыл и закрыл рот.

Поморгал.

Робко отметил:

— Но это неправильно.

Грэхард недовольно нахмурил брови с видом «вообще-то, правила тут устанавливаю я».

Дерек жалко и жалобно попытался разъяснить свою позицию:

— Но этой мой долг — защитить тебя, даже ценою своей жизни, если иначе не выйдет!

Рыкнув что-то ругательное, Грэхард в два шага подошёл к ординарцу и медленно, тяжело, вкладывая в каждое слово море злости, заявил:

— Я запрещаю тебе защищать меня, и тем более — ценой своей жизни. Ясно?

Дерек осторожно кивнул. Ясно, конечно, не было.

То, что ничего ему не ясно, снова было легко прочитать по его растерянному испуганному взгляду.

Отступив от него на шаг, Грэхард ущипнул себя за переносицу, пытаясь справиться с гневом. Затем тихо и спокойно утвердил:

— Я не хочу, чтобы ты умирал. Это — ясно?

Это было ясно, и очень приятно к тому же, поэтому Дерек совершенно искренне ответил:

— Я правда постараюсь. — И поспешно заверил: — Я тоже совсем не хочу умирать.

Придавив его тяжёлым взглядом, Грэхард утвердил:

— И, поскольку из нас двоих в бою чего-то существенного стою только я, то в случае боя это я буду защищать тебя, а не наоборот.

Это было почти ясно.

— Это ординарцы защищают принцев, — робко возразил Дерек. — Не наоборот.

Грэхард усмехнулся краешком губ:

— Ну, значит, у нас — будет наоборот.

Некоторое время они просто стояли и молча пялились друг на друга.

Грэхард пытался придумать, как соскочить с сентиментальной темы. На его взгляд, за этот короткий разговор он умудрился наговорить больше чувствительной дряни, чем за все предыдущие двадцать лет жизни.

Дерек пытался осознать, что, кажется, он и впрямь стал дорог этому мрачному и грозному принцу с взрывным характером.

Открытие это было волнующим и радостным. Потеряв всех, кого любил сам и кто любил его, Дерек теперь отчаянно нуждался хоть в одном близком человеке, и, обретя в лице Грэхарда такого человека, был теперь готов ради него на всё.

Стеснительно потрепав себе волосы на макушке, Дерек с улыбкой признался:

— Я тоже не хочу, чтобы ты умирал.

Он вроде бы как высказывал этим протест против позиции «это я буду защищать тебя» — ему тоже хотелось защищать Грэхарда. Пусть он и не умел.

— Сожалею, — хмыкнул, меж тем, тот, и отметил: — Все ньонские принцы всегда плохо кончают, так что это лишь вопрос времени.

Это было истинной правдой: в Ньоне принцы зачастую успевали поубивать друг друга ещё до того момента, как один из них сядет на трон. А если вдруг кто и доживал до этого славного события — то там-то его новый правитель и убивал, пока не поздно.

Грэхард искренне полагал себя смертником по рождению, и давно сжился с этой мыслью и принял её как данность.

— Все там будем, не только ньонские принцы! — беззаботно отмахнулся от этого фаталистичного аргумента Дерек и застенчиво добавил: — Но давай всё-таки попробуем пожить подольше, а?

Грэхард почти улыбнулся. Он впервые увидел этот вопрос с такого ракурса: умереть-то все и так умрём, а фокус-то в том, чтобы всё же пожить подольше!

Оптимизм Дерека заразил и его, и он повторил тоном, очень похожим на дерековский:

— Я постараюсь, — и протянул ему руку для пожатия.

Дерек со смехом эту руку пожал и резюмировал:

— Ну что ж, значит, будем стараться вместе, мой принц!

— Будем, — улыбнулся Грэхард без всяких «почти».

Так тепло на сердце у него не было, пожалуй, никогда в жизни. Он даже решил внутри себя, что точно постарается пожить подольше — что было для несчастного, которого угораздило родиться ньонским принцем, весьма проблематично. Но, в конце концов, должен же был какой-нибудь принц первым доказать, что вполне может прожить долго и счастливо? Так почему бы не он? Глядишь, братец и оставит его в покое, если поймёт, что на трон Грэхард отнюдь не претендует, и шататься по чужим странам ему куда как интереснее, чем бороться за власть в Ньоне.

Будущее стало казаться Грэхарду куда как более светлым, и в душе его зародилось новое чувство — тёплая и светлая благодарность к парню, который своим лёгким и добрым нравом словно впустил в жизнь мрачного усталого принца лучи весеннего солнца.

Хотелось сделать для этого парня что-то хорошее — тем более, что сердце всё ещё жгло стыдом за сломанную в порыве гнева дудочку, — но выстраивать отношения Грэхард не умел — и учиться не хотел — поэтому пошёл окольными путями, вызвав к себе вечером Брайта и с порога ошарашив его претензией:

— Я не желаю слышать, как Дерек играет на свирели.

Брайт то ли в самом деле не догадался, что этим хотел сказать принц, то ли только сделал вид, потому что ответил с лёгким удивлением:

— Так он и не играет.