Чистая нота

Он говорил как человек, которого это касается лично, и Дерек подумал, что, видимо, и ему приходилось терять людей, которые умерли вместо него, и что, должно быть, в самом деле проще самому сто раз умереть.

— Это я предложил его высочеству на это место раба купить, — продолжил, меж тем, Брайт, поворачиваясь к Дереку, — мол, не так жалко будет, если что.

Глухая боль заставила Дерека опустить глаза. Сердце его треснуло в этот момент, как та дудочка под ногой Грэхарда. Он отчаянно сжал в кулаке осколок своей подруги, пытаясь отвлечься на эту простую боль.

«Конечно, — сердито пояснил он сам себе, — людей не для того превращают в вещи, чтобы потом о них жалеть».

Довод был справедливый, но ужасно обидный.

Поразглядывав поникшего Дерека, Брайт сухо отметил:

— Никогда в жизни так не ошибался.

Уголок рта Дерека дёрнулся в несвойственной ему усмешке. От горечи и обиды ему хотелось сказать что-то резкое — что-то про то, что не так уж он дорого Грэхарду обошёлся, и прекрасно тот купит на его место кого угодно другого, — но он не осмелился.

— Ты стал дорог его высочеству, — вывел его из болезненных мыслей серьёзный и глубокий голос Брайта.

Дерек вскинул на него удивлённые глаза.

Он ожидал чего угодно, но не такого странного вывода.

С чего бы ему быть кому-то дорогим? Брайт сам же только что и сказал, что его потому и купили, что раба не жалко будет!

Его ошеломлённое недоумение легко читалось и с его открытого распахнутого взгляда, и с выражения искреннего подвижного лица. Брайт усмехнулся и поддел:

— Ты что же, даже не заметил, что ты единственный человек, которому его высочество позволил обращаться к нему неформально?

Дерек заморгал часто, беспомощно и растерянно.

Он никогда об этом не задумывался.

Он сперва не очень-то хорошо говорил по-ньонски, и принц, в самом деле, поправлял чуть ли ни каждую его фразу — а он только старательно запоминал и заучивал, никогда не переспрашивая и стараясь столь прилежно, чтобы повторять одно и то же замечание дважды не пришлось. Он даже не заметил, как Грэхард переправил ему обращение — и даже не задумался, почему, просто решил, что таковы загадочные ньонские обычаи.

Но, в самом деле, абсолютно все — включая даже самого Брайта! наставника и учителя! — обращались к принцу исключительно по титулу и в уважительной форме.

Только сам Дерек постоянно фамильярно ему тыкал и звал через раз по имени — и даже не обращал на это внимания, привыкнув, что так нужно. Потому сам Грэхард его так однажды поправил, и он с тех пор так и стал говорить.

Неизвестно, сколько времени потребовалось бы Дереку, чтобы справиться с потрясением от этого открытия, но их разговор был прерван самим принцем.

Стремительно ворвавшись в комнату — как всегда без стука — он тут же начал с претензий.

— Зачем ты моего ординарца выкрал?! — грозно поинтересовался он у Брайта, не глядя при этом на самого Дерека.

Совершенно невозмутимый Брайт повернулся к Грэхарду и спокойно ответил:

— Знаете ли, мой принц, люди имеют свойство огорчаться, когда у них вырывают из рук их вещи и ломают их у них на глазах.

Грэхард поперхнулся вдохом; бросил на Дерека взгляд весьма ошарашенный; потом снова посмотрел на Брайта, грозно хмуря брови — впрочем, некоторая выступившая у него на щеках краснота говорила, что он не столько разгневан, сколько смущён.

— Ну, знаешь ли!.. — рыкнул он, не закончил претензию, резко развернулся и почти выбежал наружу.

Дерек скукожился на своём стуле, не зная, куда себя деть от смущения. Он полагал, что принц вполне вправе гневаться — ему ведь пришлось самому, лично, разыскивать своего ординарца, который, видите ли, вместо своих прямых обязанностей развлекался дурацким свистом!

Некоторое время в комнате стояла тишина.

— Его высочество, — тихо, словно размышляя вслух, сказал, наконец, Брайт, — имеет все задатки для того, чтобы стать великим человеком. Одного ему не достаёт, — с горечью отметил он, — умения обуздывать свой гнев.

Вот с этим постулатом Дерек был полностью согласен: эмоциональный и порывистый Грэхард абсолютно не умел справляться со своим взрывным нравом, от чего постоянно страдали все окружающие его люди.

— Ты уж как-нибудь умудрись не умереть, парень, — неожиданно дружелюбно — что совсем не вязалось с его обычной манерой — попросил Дерека Брайт. — А то, боюсь, при таком раскладе его высочество так озвереет, что поубивает всех вокруг, не разбирая, кто друг, а кто враг.

Дерек покраснел до кончиков ушей; ему всё ещё казалось, что то, что говорит Брайт, не может быть правдой. С чего бы Грэхарду им дорожить? Он ведь всего лишь ординарец. И даже довольно бестолковый, как смиренно он сам о себе полагал, потому что постоянно сравнивал себя с людьми, которые были значительно старше, опытнее и умнее, чем он.

— Шёл бы ты за ним, — кивнул Брайт на дверь, и Дерек, который был крайне рад закончить столь неловкий разговор, тут же вскочил, поклонился и помчался искать принца.

Быстро выяснив, что тот засел в своих покоях, Дерек устроился в приёмной: там пара стражников играла в шахматы. Сам Дерек играть не умел и правил толком не знал, но наблюдать за игрой — и мечтать, что однажды он тоже научиться! — ему очень нравилось.

В этот раз, правда, долго наблюдать не получилось.

Дверь в покои принца резко распахнулась.

— Дерек! — звучный зов раздался ещё раньше, чем Грэхард выглянул наружу, поэтому Дерек успел вскочить и оказался точь-в-точь на траектории взгляда принца, когда он принялся оглядывать приёмную в поисках необходимого ему лица.

Жестом велев зайти, Грэхард скрылся у себя.

Покои принца Дереку очень нравились: они находились под потолком, и красивые деревянные балки подчёркивали мягкие линии устремлённых вверх сводов, от чего комната казалась более просторной, чем была.

А ещё одна стена в ней сплошь, от края до края, и от пола до балок, была закрыта огромным битком набитым книжным шкафом. Книги были не грэхардовские, а местные, ниийские, и Дерек в них не очень хорошо ориентировался, но ему было ужасно любопытно засунуть в них нос и попытаться хоть что-то понять — что он делал довольно часто.

В этот раз, правда, Дерек даже не взглянул в сторону книг — слишком опасался взбучки. Попытка осторожно оценить настроение Грэхарда на глаз ему не помогла — тот выглядел привычно мрачным и недовольным — так что стоило затаиться и посмотреть, куда ветер дует.

С хмурым видом пройдясь по комнате, Грэхард взял что-то со своего стола и сунул Дереку с коротким:

— На!

Дерек с удивлением взял предложенное — им оказался небольшой нож в кожаном чехле.

— Чтобы всегда теперь с собой носил! — хмуро велел Грэхард и настойчивым тоном добавил: — И с завтрашнего дня начнёшь учиться им пользоваться.

Недоумение Дерека ярко отразилось на его лице: он не понимал ни причин, по которым ему следовало таскать с собой нож, ни того, почему нужно было как-то учиться им пользоваться.

Осознав, что ординарец даже не понял, что ему вручили оружие, и смотрит на нож как на исключительно утилитарный инструмент, Грэхард вполголоса выругался и расшифровал свою позицию:

— И фехтовать тебя научу заодно.

Эта фраза раскрыла Дереку глаза на предназначение подарка, но не уменьшила его недоумение: зачем ему уметь пользоваться оружием? В его обязанности входило чистить мечи Грэхарда и вовремя приносить-уносить их. Уметь фехтовать для этого было вовсе не обязательно!

Обнаружив, что придётся изъясняться предельно прямо — чего он всячески старался избежать — Грэхард тяжело вздохнул.

— Я хочу, — раздражённо пояснил он, — чтобы ты мог за себя постоять в случае опасности.

Дерек удивлённо моргнул. Его единственный и весьма короткий опыт боя — во время того самого пиратского набега — ясно свидетельствовал, что постоять за себя он, совершенно точно, не сможет. Какой из него воин! Ни силы, ни стати, ни реакции!

Но возражать господину, который явно загорелся этой идеей, было боязно.