Страница 34 из 42
11
Только что прошел дождь, и дул ветер — такой сильный и резкий, что сдирал щебень с его грязевого ложа и нес по дороге. Во вселенной почти не осталось света, и мотовила ветра также были тому виною.
Два человека изучали друг друга на расстоянии двадцати шагов: взгляды устремлены вперед, чтобы узнать своего или опередить движения чужого, руки — на кобуре. Но вот один из них — в маскировочной плащ-палатке, вздувавшейся парусом, тот, что вынырнул из-за угла одинокого дома, — медленно направил пистолет на человека, который остановился, выйдя из-за поворота дороги, и стоял там, раскачиваясь на ветру, точно дерево.
— Подойди ближе, — сказал человек с пистолетом в руке. — Подними руки и хлопай в ладоши. Хлопай в ладоши, тебе говорят! — повторил он громче, силясь перекричать ветер.
— Ты не Фабио? — спросил другой.
— А ты? — спросил Фабио, чуть опуская пистолет. — Ты кто такой? Неужто… Мильтон?
И они рванулись навстречу друг другу, будто каждый из них должен был немедленно, сию секунду, опереться на другого.
— Какими судьбами? — спросил Фабио, помощник командира отряда, стоявшего в Треццо. — Тысяча лет, как тебя не видно в этих краях. Живем на расстоянии одного холма и по тысяче лет не встречаемся… Почему ты в штатском?
Ему пришлось напрячь зрение, чтобы различить штатскую одежду Мильтона, — настолько она была облеплена грязью.
— Я иду из Санто-Стефано. Был там по личному делу.
Они разговаривали, предельно напрягая голоса из-за бесцеремонного ветра и часто повторяя одно и то же по два раза, не дожидаясь, пока другой переспросит.
— В Санто-Стефано сегодня утром были санмарковцы.
— Нашел кому говорить! Можно подумать, что это ты от них удирал и прыгал через Бельбо.
Фабио добродушно засмеялся, но ветер мгновенно, точно пушинку, отнес его смех далеко в сторону.
— У тебя есть люди без оружия? — спросил Мильтон.
— А у кого их нет?
— Тогда отдай это кому-нибудь. — И Мильтон протянул ему пистолет сержанта.
— Обязательно. А почему ты его отдаешь?
— Потому что лишний. Он мне мешает.
Фабио прикинул пистолет на руке, потом сравнил со своим.
— Отличная «беретта», новее, чем моя. Надо будет еще разок взглянуть на свету, а пока что… — И Фабио убрал в кобуру пистолет сержанта, а свой опустил в карман.
— Он мне мешал, — повторил Мильтон. — Фабио, есть новости о Джорджо?
— Что ты сказал?
— Зайдем в хлев, здесь невозможно разговаривать, — крикнул Мильтон, показывая на постройку возле дороги.
— Я туда не пойду и тебе не советую. Там сидят трое чесоточных из моего отряда. Чесоточных!
Фабио повернулся спиной к ветру и говорил, согнувшись пополам, будто обращался не к стоящему рядом Мильтону, а к кому-то, кто лежал в придорожной канаве:
— Если бы не этот ветер, ты бы отсюда слышал, как они стонут. Ругаются, и стонут, и трутся о стены вроде медведей. Ноги моей там больше не будет, ведь они требуют, чтобы я их чесал. Суют тебе, что под руку ни подвернется, и ты изволь их чесать — то чуркой, то какой-нибудь железякой. Ногти им уже не помогают, царапин они не чувствуют. Пять минут назад Диего чуть меня не задушил. Дал мне железную скребницу, чтобы я его чесал, ну я, понятно, отказался, тут он и схватил меня за горло.
— Я хотел узнать о Джорджо, — крикнул Мильтон. — По-твоему, он еще жив?
— Все может быть. Если бы его хлопнули, мы бы уже знали. Кто-нибудь пришел бы из Альбы и сказал.
— А вдруг никто не пришел из-за погоды.
— Когда речь о таких вещах идет, погода не остановит.
— Ты думаешь… — не унимался Мильтон, но в этот миг на него обрушился сильнейший порыв ветра.
— Туда! — крикнул Фабио и, тронув Мильтона за руку, бросился вместе с ним за каменный столб при въезде в деревню.
— Ты думаешь, — продолжал Мильтон, как только они укрылись от ветра, — ты думаешь, он еще жив?
— По-моему, да — учитывая, что о нем ничего не слышно. Его будут судить. Родители, я уверен, уговорят епископа вмешаться, а раз так, без суда не обойдется.
— И когда суд?
— Этого я не знаю, — ответил Фабио. — Знаю, что одного из наших судили через неделю после того, как взяли. А к стенке поставили — не успел он выйти из здания суда.
— Фабио, мне нужны точные сведения, — сказал Мильтон. — А ты мне ничего точного не говоришь.
Фабио придвинулся к нему, так что они чуть не стукнулись лбами.
— Ты что, с ума сошел, Мильтон? Как я могу что-нибудь точно сказать? Уж не хочешь ли ты, чтобы я пожаловал на заставу у Порта-Кераска, снял фуражку…
Мильтон жестом попробовал прервать его, но Фабио решил договорить:
— …снял фуражку и защебетал: «Прошу прощения, господа фашисты. Разрешите представиться: партизан Фабио. Не могу ли я спросить, жив еще мой товарищ Джорджо?» Ты что, Мильтон, с ума сошел? Кстати, ты здесь специально, чтобы узнать о Джорджо?
— Конечно. Вы ближе всех стоите к городу.
— А теперь ты куда? К себе в Треизо?
— Я переночую у вас. Завтра утром хочу подобраться к Альбе и послать туда какого-нибудь парнишку за новостями.
— Ночуй на здоровье.
— Только мне бы не хотелось стоять в карауле. Я с четырех утра на ногах, да и вчера весь день протопал.
— Никто и не потребует, чтобы ты стоял в карауле.
— Тогда покажи, где мне спать.
— Мы разделились и ночуем в нескольких местах, — объяснил Фабио. — Альба слишком близко, а эти гады теперь и по ночам вылазки устраивают. Мы не можем всем скопом в одном месте спать. Так хоть, если они застигнут нас врасплох, перебьют только часть людей.
Он оторвался от столба и рукой, которая колыхалась на ветру, как ветка в воде, показал ему за неясно очерченными в темноте полями длинный приземистый дом у подножия треизского холма.
— Там отличный хлев, — прибавил Фабио. — Все окна со стеклами, и скотина есть.
— Сказать, что ты меня прислал?
— Не обязательно. Ты найдешь там наших.
— Я из них кого-нибудь знаю? — спросил Мильтон, с горечью подумав о перспективе общения с кем бы то ни было.
Фабио прикинул в уме и сказал, что в числе прочих Мильтон увидит там Мате.
Опускалась ночь, и деревья отчаянно шумели. Пройдя несколько шагов, Мильтон потерял тропинку и, вместо того чтобы искать ее, зашагал напрямик через поля, увязая в грязи по икры. Он не отводил глаз от темнеющего впереди дома: приземистое строение не придвигалось, и у Мильтона было ощущение, что он топчется на месте.