Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 21



– Хозя-я-ин! А Хозяин! Чего вы к ним прикипели? Что там деется-то? – детский голос раздался из-под стола, поехала скатерка, а вместе с ней и доска с фигурами.

– Ах ты ж! Ты куда лезешь?!

Мстислав едва успел подхватить скатерку с чатурангой, как из-за края стола показалась лохматая голова, пухлая ручка вцепилась в столешницу, а потом появился и сам негодник: малыш трех годков белкой забрался на стол и тотчас отхватил по лбу ложкой.

– Сколько раз говорил! Не смей лезть на стол!

Мстислав за шкирку спустил его на пол, и карапуз надулся, как мышь на крупу. Мстислав покачал головой и кивнул на лавку.

– Чем она тебе не угодила?

Малыш радостно взвизгнул, из-за чего Мстислав поморщился.

– От тож! Чегой-то я?! – карапуз двинул ручкой, лавка подъехала к столу, и мальчишка ловко залез на нее, встал, с интересом глядя на доску.

– И кто меня надоумил тебя в дом взять? – Мстислав тяжко вздохнул. – Жил спокойно, и на тебе! Поглупел, наверное.

Малыш задумчиво протянул, разглядывая расположение фигур на доске:

– Вы, Хозяин, на себя это… того, не наговаривайте! Вы – хороший, умный, – он закатил глаза, размахивая руками. – Кошмар какой умный! Вас все боги почитают, здоровкаются, кланяются… в пояс.

Малыш с хитрым прищуром покосился на него, и Мстислав фыркнул.

– Ты ври, да не завирайся! – Он разгладил кафтан, одернул полы и буркнул: – Кланяются, но не в пояс.

– Как не в пояс-то?! Сам бог Морок! Хранитель Правды, – он споткнулся, заметив, что Мстислав нахмурился, и тут же исправился: – Ну, мож, не Хранитель, но точно Страж.

Малыш облокотился о стол, подпер ладошками пухлые щеки и уставился на доску, пробормотав:

– Токмо благодаря вам ни один прохиндей к ней даже не притронется, а другим ее узнать – еще заслужить надобно.

Мстислав усмехнулся. Льстить Игоша умел. Подобрал Мстислав проклятое дитя на зимнем тракте, так уж малыш горько сетовал, что дрогнуло сердце, пожалело, да и в доме-то все развлечение. Вроде и знаешь, что преувеличивает, а душу-то греет.

Да лишний раз послушать про свое предназначение, пускай и из уст Игоши, тоже приятно. Пятнадцать весен по человеческому летоисчислению прошло с момента, как озвучили пророчество, что Словен в Велер отнес, как Мстислав стал богом Мороком. Не соврала Мокошь, исполнила обещание-то, только горьким оно оказалось, отравленным.

Морок вздохнул, потер лоб, и тут Игоша завопил:

– Ты гляди! Гляди, че деется! Решились-таки супротив вас выступить!

По доске заскользила красная пешка. О! Ясуни очухались, пошли в наступление, только кто б им дал: пешку охватило пламя, и сгорела она, словно сухое полено. Мстислав усмехнулся. Так им и надобно. Вотчину-то они ему выделили, только ценой запредельной, поэтому отношений добрососедских не сложилось.

Морок прикрыл чатурангу вышитым рушником и спрятал в деревянный шкаф. Все шаги на сегодня сделаны, все отразились в волшебных фигурах. Ни одна живая и неживая душа не знала, что все ее игры, все желания, все планы коварные отражались на волшебных досках в узоре игры, и хранились доски в пещере под замком Морока. За большинством смотрели помощники, и лишь за избранными Морок лично наблюдал.

Всю подоплеку и суть игр Судьба от него прятала, но когда требовалось от игроков правду скрыть, Морок делал шаг, зная, что и за ним присматривают. Только он не он бы был, если б не придумывал, как запрет обойти и голову под топор не подвести. Несколько досок Морок у себя держал: все они его как-то да затрагивали, но вот одна прямиком касалась.





Резные дверцы скрипнули, притворяясь, шкаф со стеной слился, а на его месте появилось серебряное зеркало. Морок снова поправил полы кафтана, выпрямился – высок, статен, пригож собой. Не Словен, конечно же, – тот красив, поганец, – но тож ничего. Вспомнив брата, Морок нахмурился. Что ни день, то от него неприятности. Вымахал орясина, славу заработал хитрого и удачливого воина, а все такой же мальчишка.

Говорил Морок в свое время отцу с матушкой, предупреждал, так нет же, не послушались, а теперь что ни день, то приключения. Как беда с сестрой двоюродной случилась, так и пошел Словен во все тяжкие. Старшие Боги только ругаются, а сами-то первыми Словена способности используют. Где правду выяснить, где свидетелем выступить, где заверителем договора стать, или еще хуже – вещицу заморскую достать. Словен и так то и дело у друзей своих отсиживается, от поручений батюшки отлынивает, а тут на тебе – готовое оправдание. Ох, не доведет это до добра! Ох, не доведет! Старшие Боги мальчишку нахваливать нахваливают, только вотчину ему давать не спешат, а время-то идет. Еще немного и Словену только о Слуге богов думать-то и останется, тем более с таким-то поведением. А умения у братца и впрямь полезные. Такие бы на пользу Мороку.

Тут серебряный диск пошел волнами, распахнулся оконцем, и в нем показалась матушка.

– Ой, беда-то! Ой, горе-то! А ты, как всегда, и в ус не дуешь, старший брат называется. Я-то думала, старший за младшеньким приглядывать будет, а стало-то?!

Она возмущенно обмахивалась вышитым платочком из тончайшего шелка, что Словен ей от восточных соседей привез – умел он радовать матушку.

Морок с унынием посмотрел на Мару и устало спросил:

– Что еще? Что стало-то?

Мать руками всплеснула.

– Вот! Пожалуйста! Родная кровь тебе побоку. Как богом стал, так мы тебя и видели, – матушка приложила платочек к глазам, вытирая несуществующие слезы. – Совсем нас забыл. А Словен-то переживает, весь измаялся, места себе не находит. Как к Яге слетает, так и печалится.

– Хозяин, – Игоша дернул его за штаны и шепнул: – Вы ж токмо вчерась у родителей были, а позавчерась скандал с Даждьбогом улаживали, да ключи от зимы, что Словен променял, выкупали. Неужто ваша матушка запамятовала? Мож, у нее со здоровьечком что не так? С памятью?

Из зеркала раздалось шипение, от которого даже Мороку стало не по себе:

– Я тебя сейчас самого исцелю от жизни, от призрачной. Ты кого тут хворой назвал?

Морок шикнул на Игошу, задвинул его за спину и улыбнулся матери:

– Ну что ты на него внимание обращаешь? Душа проклятая, не разумная, что видит, то и говорит, – Мара помрачнела, и Мстислав поспешил исправиться, – прости, матушка, не так выразился. Глуп он, служит лишь для развлечения. Так о чем ты хотела сказать? С братом опя… в смысле, что-то случилось?

Мать сверлила его голубыми глазами, которые стремительно становились льдисто-прозрачными бельмами. Ему сейчас только скандала не хватало! Похоже, еще мгновение и запихнет она куда поглубже Мстиславу все слова, что вырвались. Вот не умел Морок кружева словесные плести, как Словен, зато иллюзии хорошие получались, туманы-обманы коварные. Но они явно не ко времени, если только не придется быстро от матушки уходить. Ведь не посмотрит на то, что он бог, устроит выволочку.

– Так что там со Словеном, матушка?

Имя Словена на Мару всегда действовало завораживающе. Она сменила гнев на милость и ласково протянула:

– Сыночек, ты ж не хочешь, чтобы батюшка волновался?

Ох, кажись, надвигаются неприятности. Морок кивнул, не спеша расспрашивать, зная матушку, она сама ему все и выложит:

– Солнышко, вот и я о том. Позаботься о Словене, побереги спокойствие батюшки. Лети в Ирий, разберись там по-тихому, полюбовно. Сварог тебя уважает, это он с твоим батюшкой часто цапается, а ты ж у меня мальчик умненький и братика младшенького любишь. Ведь любишь?

Мара посмотрела на него выжидающе, улыбаясь настолько душевно, что аж приторно, отчего Морок невольно скривился. Последний раз, когда он вместо батюшки разбирался с последствиями развлечений Словена, услышал от Перуна столько нелицеприятных слов, что некоторое время хотелось прибить братика. Это ж надо было додуматься и устроить состязание среди Ясуней, подложив им стрелы Перуновы. Раскрывают суть они только в полете, а так – стрела-стрелой, обычная. А Словен еще Ясуней в полосу выстроил, по приказу стреляли, все вместе. Кто дальше всех стрелу пустит, тот и выиграет.