Страница 4 из 21
Язык ледяного пламени обвил запястье Словена, дернул его к брату, но он вырвался и выставил Заграждение, что игольчатым забором разделило их.
Мстислав замер, оглядел заклятье, кивнул и с горечью вымолвил:
– Вот, значит, как! Маленьким был, к брату бежал, помощи просил, а решил, что вырос, и старшие тебе не указ. На почтение и уважение глаза закрыл. Хорошо. Но тогда и ты не обессудь, когда батюшка узнает, с кем ты шашни водишь. Вряд ли ему понравится, что ты у берегинь частый гость.
Палка о двух концах – туда и сюда бьет. Словен знал, что шантаж чреват последствиями, но не для взаимных упреков и угроз он разговор затевал. Словен обменялся с братом тяжелым взглядом, а потом решительно спрятал жалейку. Не хочет говорить – и не надобно! И заставлять он его не будет. Его жизнь, пусть что желает, то и делает. Но все равно не удержался, вымолвил:
– Думай, что хочешь. Трепку от отца я, так и быть, вытерплю, не велика цена за живого брата, только вряд ли тебе, Мстислав, от этого польза будет: ума точно не прибавится.
Он развернулся решительно, шагнул к пропасти, но тут Мстислав поймал его за плечи и повернул к себе уже бережно.
– А ну стой! Ишь, горячий какой выискался. – Он встряхнул Словена легонько, с тревогой в его лицо вглядываясь. – Так что ты там про живого брата обмолвился? В грамотке про смерть мою было сказано?
Словен на этот раз вырываться не стал. Хоть и цапались они с Мстиславом частенько, и дрались, бывало, и в детстве он ремня от него отхватывал, но все ж Мстислав его брат. Вредный до жути, но другого нет. Вздохнув, Словен принялся объяснять:
– Про смерть не было, там куда хуже участь тебе уготовили.
Руки брата соскользнули с его плеч, посмурнел Мстислав, и Словену не по себе от его вида стало. Он отвел взгляд и продолжил:
– Говорилось там, что окажешь ты услугу старому князю Велера и превратишься в чудовище. Но едва я прочел, как потекли строчки, размылись и сложились в другое послание, и тебя оно не касалось. Там о Велере, о престолонаследии и чаровнице какой-то было. Дочитать не успел – налетели утки, вырвали грамотку и вещунье Чаре отдали. Сам видел. Так что не злись.
Мстислав шумно выдохнул и вытер рукой вспотевший лоб.
– А почему ко мне не прилетел? Почему тебя с Прией видели? Появился бы сразу и вопросов не было.
Словен отступил в сторону и улыбнулся, склонив голову на бок.
– Так вышло. Я просьбу твою выполнил, так чего ж обратно спешить? Тем паче ты сначала ругаешься, а только потом слушаешь. Вот я и променял твои громы и молнии на приятную ночку.
– И денек заодно, – ворчливо добавил брат, а потом взлохматил с досадой волосы на затылке. – Вот знал же, что доверять ей не стоит! Знал и все равно опростоволосился. Да еще ты своим молчанием да отсутствием, подбросил в огонь дров. Пакостник.
Неожиданно Мстислав поймал его за рукав, притянул к себе, крепко обнял и отпустил сразу же. Брат к нежностям склонен не был. Расчувствовался, вот и расщедрился, а значит, можно осторожно расспрашивать.
– Что хоть обещали-то?
Брат, раздумывая о чем-то, нехотя ответил:
– Вотчину дать. Мокошь клялась, что все исполнится. Но не видать мне, кажись, вотчины как своих ушей.
– А взамен что?
– Да Велеса с… – Мстислав запнулся, исподлобья глянул на него и погрозил пальцем. – Не суй любопытный нос, прищемят. За грамотку, конечно, спасибо, если не врешь.
Словен недовольно поморщился – уязвил-таки напоследок, а брат мягко рассмеялся:
– Не злись. Шучу. Но ежели снова решишь кровь попить, не вини меня в том, что отцу все известно станет.
Словен усмехнулся.
– Так и я в долгу, братик, не останусь. И на свадебке погуляем.
– Брысь отсюда! Еще накаркаешь! – Мстислав шутя замахнулся на него.
– Это не ко мне, братец! – Словен улыбнулся, уклоняясь, – я каркать не умею, я песни пою, заслушаешься. А с карканьем – это к отцу! Только учти, долг платежом красен, и у нас с тобой все на взаимности.
Он шагнул в пропасть, обернулся малой пташкой-соловушкой и увидел, как брат вслед за ним сорокой перекинулся, крылья расправил и путь-окно в Правь раскрыл. Чего это Мстислав к Ясуням отправился? И гнева отца даже не побоялся. Неужто Мокошь к ответу призвать решил? Это богиню-то Судьбы?! Да вряд ли. Мстислав дураком не был. Так зачем? Жуть как интересно было. Да и что он там про Велеса, мужа теткиного, сказывал? Мстислав его терпеть не мог и никаких дел не имел, что он пообещать-то мог?
Но тут на Словена налетели Вилы, закружили в колдовском хороводе, и вскоре забыл он о происшествии, развлекаясь с воздушными красавицами. А зря.
Время пролетело стрелой каленой, пронеслось, ударило в сердце, пробило насквозь. В суете дней Словен и думать забыл о грамотке, о предсказании, пока не обернулось оно горькой реальностью. Сестрица любимая, дочка тетушки, замуж вышла, да не за суженного, а за ряженого: обманом ее под венец вовлекли. Остановить-то не получилось. Не сложился брак сестрички с ее женихом Финистом. Брак с Всеславом горьким вышел, безрадостным. Лишь сыночек, ясно солнышко, стал для Даны отрадою.
Словен делал все, что мог, чтобы загладить вину перед сестрой. Даже в Велер, в княжеские палаты отправился. Только не смог уберечь Дану от судьбы худой. Что поделать, если он и сейчас юнцом выглядит, да и считают его таковым. А тогда, да со стороны людей, он вообще мальчишкой казался. Только если его возраст и был для всех оправданием, для Словена он таковым не являлся.
Вот и топтался он сейчас на пороге избы тетки, собираясь духом, чтобы распахнуть дверь и войти с улыбкою, словно не ела его совесть огромными зубищами, не терзала душу вина. В своих метаниях Словен запросто обойти сестриц плакальщиц мог. Только вот они по другим плакали, а он по себе, и от этого еще тошнее становилось. И исправить он ничего не мог. Ладно б отец с матушкой запрещали, мол, мал еще, так против его участия вся родня плечом к плечу стала. Сначала и вовсе заклятья навешали, потом, когда Словен их снял, надавили своей волею – не рыпнешься.
– Ну и чего ты топчешься? – Дверь избы распахнулась, и на пороге появилась тетушка – старушка, с виду милая, румяная, в цветном платке, расшитом обережными знаками платье. Кто не знает, сказал бы «добрая бабушка». А кто знает Бабу Ягу, поостережется вообще рот раскрывать.
Из глубины избы послышался женский голос, что выводил тихую колыбельную и звучал так уж душевно ласково. Лишь в глубине его печаль звенела горькою нотою.
Тут из Словена словно спицу внутреннюю выдернули. Плечи поникли, сползла с лица улыбка, стекла снегом, потаявшим под весенним солнышком. Посмотрел он на тетку взглядом кутенка побитого, Яга только головой покачала.
– Я тя стукну сейчас. Клянусь Родом батюшкой. Ты когда дурь из головы выкинешь? Говорили тебе уже не раз. Не твоя то вина. Не уж-то ты думаешь, знай я, что это ты натворил, так пускала бы тебя сюда безнаказанно?
Словен хмыкнул, вздохнул.
– Знаю я, что вы на меня зла не держите. Только сам я себе катом1 стал.
Не успел речь завершить, как получил со всего размаха рушником да по физиономии.
– Я те сейчас дурь-то из головы повыбью, малец! Катом он себе стал!
Словен взвыл, назад отскакивая.
– Тетушка! Зачем вы так?! Я же искренне!
– Вот и я искренне! – Баба Яга на крыльцо вышла, метлу подхватила, что на пороге стояла. – Ты когда старших слушать научишься!? Говорят тебе, не твоя вина! Так нет же! А-ну, давай побегаем! Мож тогда у тебя в голове-то проветрится?
Словен увернулся от взбесившейся метлы, перекатом ушел, пальцами щелкнул, Щит сплел. Но куда уж ему против Ягинишны?
– Ай! Да, тетушка! Да прекратите вы!
Словен за колодец спрятался, водяным Щитом прикрылся, получил в лицо водой колодезной. Хорошо, что хоть от метлы увернуться получилось.
Тут на крыльце сестрица появилась.
– Вы чего тут буяните?
Словен к ней рванул, за ее спину спрятался.
1
кат – палач (устар).