Страница 9 из 46
При высадке на берег мореходы подверглись нападению чукчей; «на драке» с ними был ранен Ф. Алексеев. В поднявшейся затем буре суда потеряли друг друга. Разбушевавшееся море выбросило коч Дежнева на пустынный берег южнее р. Анадырь. В течение 10 недель Дежнев и 24 его спутника, претерпевая в условиях начавшейся зимы невероятные лишения, добирались, «сами пути себе не зная», до Анадыря и провели там страшную голодную зиму. К весне 1649 г. у Дежнева осталось всего 12 человек, но этот небольшой отряд проявил себя как активная сила: сделав суда, он поднялся вверх по Анадырю, взял ясак с местных юкагиров и основал зимовье (впоследствии Анадырский острог). Там в 1650 г. произошла далеко не дружеская встреча Дежнева с его бывшим начальником — Михаилом Стадухиным, который добрался до Анадыря с Колымы сухопутной дорогой через Анюй.
По сравнению с морским путем, чрезвычайно опасным из-за свирепых бурь и не всегда проходимым из-за льдов, дорога на Анадырь через горный хребет оказалась более удобной, и именно по ней на новую реку устремились ватаги служилых и промышленников. Кроме людей Дежнева и Стадухина, там в 1650 г. оказались отряды С. Моторы и Ю. Селиверстова; между ними разгорелось соперничество из-за расположенной возле устья Анадыря «корги» с большим запасом особо ценного «заморного зуба» (полежавших в земле клыков моржа).
Открытие корги Дежнев считал главной своей заслугой; отстаивая приоритет, он и поведал о всех перипетиях похода на «Погычу». От него же исходит известие и о судьбе организатора всей экспедиции — Федота Алексеева. Сопоставление полученных от Дежнева сведений с данными других источников показывает, что следы отважного холмогорца и его спутников ведут на Камчатку, где, по-видимому, все они погибли.
Не менее загадочной представляется судьба кочей, унесенных бурей еще до выхода Алексеева и Дежнева в Берингов пролив. Основываясь главным образом на преданиях коренных обитателей северо-востока Азии, повествующих о живших в районе Аляски бородатых и «подобных русским» людях, некоторые исследователи склонны предполагать, что часть участников экспедиции Алексеева — Дежнева попали на Американский материк [43, № 7; 23, с. 27–48; 153, с. 59–62].
В истории полярного мореходства XVII в. немало подобных загадок. «Морская струя» колонизационного потока оставила, пожалуй, наименее четкий след в архивных документах, открывая простор самым различным толкованиям и предположениям.
Рис. 2. Коч. Реконструкция М. И. Белова
Ряд догадок, в частности, высказывался по поводу уже упоминавшихся находок у северного побережья Таймыра. Даже время гибели русских мореходов в заливе Симса и на острове Фаддея не определяется однозначно [ср.: 22, с. 107–117; 77 с. 143]. Относительно целей погибшей экспедиции также соответственно имеются различные суждения, порой и весьма интересные. Например, С. Н. Марков, изучив содержание бесед русского посланника в Китае И. Петлина в 1618 г. с «подьячими» богдыхана, высказал предположение, что погибшее около 1617 г. у берегов Таймыра русское судно пыталось, подобно кораблям западноевропейских мореплавателей, найти дорогу в Китай [85, с. 313–318], Другие не считают эту экспедицию уникальной. Так, В. Ю. Визе и Д. М. Лебедев, основываясь на сочинении известного голландского географа Витсена, полагают, что русские в XVII в. вообще многократно плавали вокруг Таймыра, добираясь таким путем до Лены [31, с. 110; 76, с. 72–73].
Не менее любопытны мнения относительно возможности плаваний русских Беринговым проливом еще до экспедиции Алексеева — Дежнева, а также после нее. Однако к настоящему времени и эти точки зрения так и не вышли за рамки догадок и предположений, поскольку основываются главным образом на непроверенных слухах, смутных и поздно записанных преданиях [123, с. 166; 50, с. 102, 104; 85, с. 288–377; 138, с. 54–56]. Что-то здесь, возможно, явилось отзвуком реальных событий, что-то — позднейшими наслоениями и искажениями, и разобраться в этом — одна из задач современных исследователей.
Как бы то ни было, выход из Ледовитого океана в Тихий явился высшим достижением русских полярных мореходов; он имел важные последствия и для дальнейшего освоения Сибири русскими. Продвигавшиеся «встречь солнца» промышленные люди, достигнув естественных пределов Евразийского материка на северо-востоке, повернули к югу, что позволило в кратчайшие сроки освоить богатые соболем земли на Охотском побережье, а затем перейти на Камчатку. В этом движении вновь сыграли важную роль сибирские мореходы; они прошли от устья Пенжины до Охоты, где еще в 1647–1649 гг. направленным из Якутска отрядом Семена Шелковинка после ожесточенных столкновений с тунгусами был основан острог (будущий Охотск), ставший в дальнейшем главным опорным пунктом русских на Тихоокеанском побережье. Там в 50-х годах XVII в. встретились два миграционных потока — сухопутный южный и северный морской [123, с. 95; 18, т. 3., ч. 1, с. 153–154].
Последний, впрочем, стал вскоре ослабевать. По мере истребления соболя в северных районах активность мореходства неуклонно снижалась; особенно редкими стали плавания в арктических водах с 80-х годов XVII в.[5] Южные пути получали все большую значимость в освоении Сибири, привлекая основной поток переселенцев.
Освоение южных путей было прежде всего связано с закреплением русских в Прибайкалье с последующим выходом в Забайкалье и Приамурье (Даурию). Начало присоединению этих земель было положено постройкой Берхоленского острога (1641 г.) и первым походом русских на Байкал, осуществленным в 1643 г. отрядом якутского пятидесятника Курбата Иванова. Тогда значительная часть прибайкальских бурят добровольно согласились принять русское подданство, однако в 1644–1647 гг. отношения с ними резко обострились главным образом из-за самоуправства присланного из Енисейска атамана Василия Колесникова. Его экспедиция, однако, имела и положительные результаты: она достигла северных берегов Байкала, где в 1647 г. был построен Верхнеангарский острог.
В том же году отряд Ивана Похабова совершил переход по льду на южный берег Байкала; в 1648 г. Иван Галкин обогнул Байкал с севера и основал Баргузинский острог; в 1649 г. казаки из отряда Галкина добрались до Шилки. В середине XVII в. в Забайкалье действовало уже несколько отрядов служилых и промышленных людей. Один из них, возглавлявшийся основателем Якутска Петром Бекетовым, в 1653 г. предпринял поход на юг вверх по Селенге, а затем повернул в восточном направлении (по р. Хилок), где основал Иргенский острог (у оз. Иргень) и Шилкинский (в районе будущего Нерчинска).
Вхождение прилегающих к Байкалу земель в состав Русского государства произошло в сравнительно короткий срок и вскоре было закреплено сооружением еще ряда опорных пунктов — Балаганского, Иркутского, Телембинского, Удинского, Селенгииского, Нерчинского и других острогов. Быстроте присоединения этого края к России содействовало стремление значительной части его коренных обитателей опереться на русских в борьбе с набегами монгольских феодалов. Сооруженная в районе Байкала цепь крепостей длительное время и обеспечивала защиту русского и коренного населения от вражеских вторжений [18, т. 3, ч. 1, с. 154–155; 58, т. 2, с. 51–58; И, с. 7–9].
Одновременно с утверждением русских в Забайкалье сложные и драматические события разыгрались на Амуре. Первые достоверные и подробные сведения об этой реке были получены в результате похода якутских служилых и небольшого числа «охочих людей» во главе с Василием Поярковым в 1643–1646 гг. Хорошо снаряженный и крупный по сибирским представлениям отряд (132 человека) поднялся по Алдану, Учуру и порожистому Гонаму до волока на Зею (через Становой хребет), по Зее вышел в Амур, по нему спустился к морю, прошел вдоль его побережья до устья Ульи, откуда разведанным еще И. Москвитиным путем вернулся в Якутск, потеряв почти две трети своего состава (в основном от голода и болезней). В результате этого похода русские власти узнали не только о богатствах «Даурской земли», но и о Политической обстановке на Амуре. По его верхнему и среднему течению часть местного населения платила дань маньчжурам, часть, не желая подчиниться, воевала с ними, народы нижнего Амура до русских ясака никому не давали [92, с. 180–182].